Когда можно будет выкупаться? Могут ли его поместить в камеру с другими заключенными? Надеялся, что нет. Его вполне удовлетворяло собственное общество и удовольствие, доставляемое книгами.

Под рукой у него лежал «Потерянный рай». Взяв книгу, он снова погрузился в чтение.

К полуночи вся Флоренция была озарена огнями, хотя пламя всеобщего пожара, которого боялась мисс Плант, ей не угрожало. Тем более необъяснимо, что фермер Пьетро Агостини, обходивший напоследок свое хозяйство, лежавшее в пяти километрах от города, вдруг увидел, что большой стог сена охвачен пламенем.

– Вызови пожарных! – закричал он подбежавшей жене.

– Зачем, – спросила та. – Пусть горит, застраховано же.

– Да чтобы не перекинулось куда еще. – Он подошел к стогу и принюхался.

– Как думаешь, что случилось? – спросила жена. – Может кто бросил окурок? Я говорила…

– Пахнет бензином… – сказал Агостини. – Подойди ближе. – Он прикрывал лицо рукой от палящего жара. Жена, остановившись рядом, тоже почувствовала едкий запах.

Ее вопль и глухое ругательство мужа прозвучали одновременно. Пылающий ком соломы свалился со стога, открыв человеческую ногу, торчавшую из самой середины пожара.

Агостини метнулся вперед, понял, что ничего нельзя сделать и, ругаясь, отскочил.

И теперь, когда разгоревшееся пламя осветило все вокруг, он уже ясно увидел, что ступня торчавшей ноги обута в старый ботинок на толстой ортопедической подошве.

– Должен сказать, что нашим надеждам нанесен тяжелый удар, – печально сказал доктор Риккасоли. – Имея в распоряжении признания Диндони, хотя и не добровольные, можно было всерьез рассчитывать на победу. Но теперь, когда мы его лишились, не хотелось бы убеждать вас, что все в порядке.

– А это действительно был Диндони? – спросил капитан.

Беседа проходила у него на квартире. Элизабет была не в настроении. Тина – заплакана.

– Я говорил с фермером. Прежде, чем им удалось справиться с огнем – а это произошло рано утром на другой день – от тела остался уже только пепел, это правда. Но три факта неоспоримы. Во-первых, Диндони исчез бесследно. Во-вторых, анализ строения тела показал деформированные кости. И в третьих, прежде чем все охватил огонь, фермер ясно видел коричневый шнурованый ботинок с ортопедической подошвой, какой носил Диндони.

– Полагаю, что нам не стоит обманывать себя, – сказала Элизабет. – Диндони мертв.

– Согласен, – подтвердил капитан. – Но если мы проиграли битву, это не значит, что проиграли войну. Что с Марией?

– Когда Мария вернулась в кафе и обнаружила, что Диндони почему-то ушел, – кстати, до сих пор неизвестно, почему, – у неё хватило ума сразу позвонить мне.

Я пригласил её к нам. Была на грани истерики, но моя жена сумела её успокоить.

На следующее утро я укрыл её в безопасном месте.

– Где?

Риккасоли замялся.

– Ну ладно, – сказал капитан. – Мы союзники, но я вас понимаю. Чем меньше людей в курсе, тем она будет целее. Достаточно того, что она в безопасности. Что будем делать дальше?

– Следующий шаг я уже наметил. Нужно, чтобы Мария рассказала при нотариусе все, что знает. Если с ней вдруг что-то случится, у нас по крайней мере останутся её показания в форме, пригодной для суда.

– Насколько я вас знаю, вы справитесь, – капитан вскочил.

– Мне ясно, что мы почти выиграли. Еще чуть-чуть – и мы у цели.

Риккасоли, любившему наблюдать людские характеры, доставляло удовольствие следить за капитаном; нравились его экономные, но энергичные движения, его морские и спортивные словечки, его пиратская бородка, потому что все это соответствовало его представлению о том, как должен выглядеть британский морской офицер. Но теперь он только грустно покачал головой.

– Не у цели, а только за первым барьером.

– Они все делали заодно, – настаивал капитан, – Мария знала все, что знал Диндони, и наоборот. Для суда это, конечно, не то, что показания очевидца, но мы хоть проверим, как обстояло дело.

– Вы забываете, что я уже говорил с Марией, – сказал Риккасоли. – Записать её показания – только формальность. Ее роль во всей этой афере незначительна – Афера… – Элизабет даже вздрогнула. – По-моему, это слово мы употребили впервые.

Значит, Роберт не при чем. Вся эта история – чья-то афера.

– Разумеется. Тщательно продуманная афера, в которой участвовало несколько человек. Продуманная профессионалами, которые постарались, чтобы каждый участник знал только то, что ему необходимо для дела. Так, например, у Марии роль была маленькая, но важная. Нужно было, чтобы полиция напала на след Роберта Брука без малейшего промедления. Подумайте сами, если бы все затянулось на несколько дней, он мог отогнать свою машину в гараж, где её вымыли бы, привели в порядок и заменили разбитый подфарник. Естественно, правда? Но при этом он, ничего не подозревая, уничтожил бы главные доказательства против себя. – Резко развернув кресло, он в упор взглянул на Элизабет и повторил: – Ничего не подозревая, понимаете?

– Понимаю, – ответила Элизабет.

– Был только один надежный способ немедленно навести полицию на след Брука – выставить свидетеля, который бы шел по улице и случайно заметил номер машины. Но к чему бы ему это замечать? Из-за английской машины необычного типа?

Неубедительно. Нужно, чтобы кто-то видел аварию,… или слышал. Скрип тормозов, визг шин, – вот тогда прохожий обернется, я прав?

– Тем же они подтвердили и время, когда произошло несчастье, – согласился капитан. – И это было в то время, когда, как они знали, Брук поедет по Виа Канина.

– Вот именно.

– А гробовщик, которому лгать ни к чему, утверждает, что несчастье произошло часом позже.

– Тоже правильно.

– Так что теперь все ясно – или нет? Они просто вывели машину Брука из гаража, когда Брук уже спал – пес услышал их и залаял – и переехали ею Мило Зеччи.

– Да, но… – начала Элизабет.

Капитан, видимо, тоже заметил, – что-то не то.

– Не забывайте, – сказал Риккасоли, – что два факта подтверждены экспертами и неопровержимы. Во-первых, что Мило Зеччи был действительно сбит машиной Брука, и во-вторых, что он умер только через два часа после наезда. Как его заставили появиться на этом месте в половине двенадцатого ночи? Добровольно бы он не пошел.

Думаете, его связали, положили в колею и переехали, а потом развязали?

– На тех двух убийц, о которых мы слышали, это похоже, – буркнул капитан.

– Согласен, но это невозможно. Во-первых, остались бы следы от пут. Во-вторых, машина его сбила, а не переехала. В-третьих, для них было слишком рискованно оставить его в живых. Ведь он мог бы выжить. И если не выжить, то прийти в себя и все рассказать.

– Вот тут я с вами согласен, – сказал капитан. – Но что касается остального, связывать его было не обязательно. Можно было поставить его посреди дороги и держать под дулом револьвера.

– Никогда, – заявила Тина. – Не послушался бы даже под угрозой тысячи револьверов. Он бы боролся и бился с ними. Не шел бы как баран на заклание.

– Да это ничего бы и не дало, – сказал Риккасоли. – Положим, вам кто-то, угрожая револьвером велит стать посреди дороги. Что сделаете вы, увидев мчащийся автомобиль? Отскочите в сторону! Быть застреленным ничуть не хуже, чем задавленным.

Элизабет добавила: – Но это ещё не главное. Если мы теперь уже знаем, что кто-то убил Мило Зеччи и тем подстроил ловушку Роберту – чтобы Мило не мог поговорить с ним и чтобы не всплыла история с этрусской гробницей и поддельными древностями – все это значит, что мозгом заговора не может быть никто, кроме профессора Бронзини.

– Ну и в чем же проблема? – спросил капитан.

– Я с ним никогда не встречалась, но много слышала, а вы с ним встречались неоднократно. Скажите честно, похож он, по-вашему, на ловкого преступника, способного организовать, – как вы это назвали, доктор? – тщательно продуманную аферу, имеющую все признаки профессионализма?