— Да знаю я, что там с Ильяной неладно! И она расстроена и я тоже.

— Ерунда, — прошептал Петр ей на ухо, — Эвешка, это все ерунда!

И женщина почувствовала неимоверную усталость.

— Знаешь, — проговоила она, — С Ильяной каждый день все труднее и труднее.

— Но она мне сказала, что не понимает, что ты так беспокоишься.

— Я вовосе не собиралась ругать ее, просто поговорила с нею. Она вечно не в духе! Просто невыносимо!

— Эвешка, для чего вы злите друг друга? Она вообще не может понять, почему ты каждый раз на нее сердишься.

— Ладно, я скажу тебе, из-за чего мы поругались. Она уверена, что знает все на свете, что мы просто не можем ее понять. Мы, дескать, не понимаем ее только потому, что не согласны с нею во всем! Как тебе это нравится? И она вообще никого не хочет слушать! Что с нею дальше будет?

— Ерунда!

— Петр, перестань подначивать, я не девочка! Я знаю, что все это серьезно!

— Эвешка, но на меня-то не нужно сердиться!

— Плохое время, скверное… И вообще, сегодня отвратительный день!

— Нет уж, ты меня все-таки выслушай! Я тебе верю! Все, что случилось с тобой в шестнадцать лет — это только твоя вина! Отец воспитывал тебя, как мог. Ты не верила ему, не могла пожаловаться ему на жизнь. Что же, он сам выбрал свой путь! Но ты ни в коем случае не позволяй ему учить нашу Ильяну! ты поняла меня?

Эвешка почувствовала озноб. Снова говорили о шестнадцать годах! Даже в объятиях мужа ей стало не по себе. И сразу рубленные стены дома словно застонали: домовой услышал ее страдания!

— Его больше нет! — отозвалась женщина, — от него ничего не осталось!

Только то, что он передал Александру! Ты спроси его…

— Ха, кроме только того, чему он вас учил! Эвешка, ведь он многого от вас хотел, да?

— Я не собираюсь учить этому и Ильяну! — Эвешка резко повернулась, выскальзывая из теплых сильных рук мужа, — черт побери! Петр, я не учу ее тому, чему отец учил меня! Незачем ей это знать! Все, что я хочу от Ильяны — это только то, чтобы она больше была подготовлена к жизни!

— Что ты, не сердись на нее! Она все время старается угодить тебе, только это у нее не выходит!

— Да что тут уметь! Хотя бы к ужину являлась, как положено, а остальное…

— Ну, ну… — успокаивающе сказал Петр, снова обнимая жену, — это твой отец постоянно требовал, чтобы все в доме было сделано, вычищено, убрано, чтобы вокруг него носились и в рот заглядывали! Он постоянно требовал, чтобы твоя мать не исчезала с его глаз. Этого он и от тебя добивался. Конечно, когда он понял, что не сможет воспитать тебя по своему желанию, он страшно рассердился!

— Но петр, ведь кому-то все равно нужно заниматься хозяйством! Веник сам не может мести полы, а ведро само никогда не ходило по воду!

— Но ведь и на лошади ездить учиться тоже необходимо. Все в жизни может пригодиться!

— Но не хочешь ли ты сказать, что для Ильяны верховая езда важнее домоводства? Интересно, что ты скажешь, когда вернешься в один прекрасный вечерок домой, а ужин не готов? Конечно, начнешь требовать его от меня. Подумаешь, что рехнулась. «Евешка, где ужин? Эвешка, извини, я насорил на полу!» — передразнила она мужа.

— Извини ты меня Бога ради за этот пол, — простонал Кочевиков.

— Но подметать-то все равно мне приходится! А моя дочь в это время катается на лошадях по всему лесу. Она вообще беззаботна — темнота наступает, а у нее и мысли нет возвращаться! И еду я одна на всех готовлю! Куда такое годится! Этому должен быть предел!

— Давай тогда так договооримся: я буду подметать избу! А ты поедешь с Ильяной на лошади.

— Ха, вот так сказанул! Ты бы лучше помолчал.

— Ну вот что, — Петр тоже начал терять самообладание, — нам нужно с тобой поговорить!

— О чем же?

Петр взволновано прошелся по комнате.

— Послушай-ка, женушка моя хорошая, женушка моя пригожая, начал иронично он, — скажи мне, может ли тебе кто-то хоть в чем-то угодить?

— С какой стати, я все сама делаю, что нужно. И по-моему, делаю неплохо!

— Ты что, дураком меня считаешь?

— Ты лучше не лезь не в свое дело!

— Нет, постой! Говоришь, что тебе никто не может помочь? Но тогда нечего и говорить, нечего жаловаться! Выходит, я дурак? Ильяна — дура?

И Саша? Не увиливай, отвечай на вопрос прямо!

— Не дурак ты… 0 Значит, ты позволишь мне подмести и вымыть пол?

— Но ведь вода может протечь в погреб! А там столько добра! Если затопит мой погреб…

— Наш погреб, милая моя, наш! Ничего, я буду очень осторожен.

Эвешка поняла, что муж действительно рассердился не на шутку.

— Ну что договорились? — настаивал Петр.

Эвешка заключила его в объятия и почувствовала к этому человеку такую нежность, как в тот момент, когда полюбила его.

Ильяна, почувствовав, ведут очень серьезный разговор насчет нее, поспешила забраться в гущу зарослей орешника у двора. она часто пряталась там. Сидя среди ветвей, она слышала доносившиеся из дома раздраженные голоса отца и матери, потом увидела дядю Сашу, который с книгой в руках устроился на завалинке, покуда было светло.

Девушка понимала, что отец в очередной раз пытается уговорить маму быть помягче с нею. Получится ли это у него? На этот раз Ильяна и в самом деле не знала, почему вдруг мать так сильно вспылила. Наоборот, она должна радоваться, что дочь вроде бы наконец образумилась — даже вот поездку на лошади принесла в жертву работе по хозяйству. Но тут Ильяна вспомнила про своего друга. Интересно, почему он не пришел на берег? Что могло с ним приключиться?

Ильяна подняла голову вверх и стала рассматривать завязи на веточках — много ли орехов можно ожидать в этом году. Вообще-то, погода нынче была неважной7 Конечно, и орехов уродится немного. А жаль, Ильяна очень любила орехи.

Нет, но что же случилось с другом? Стараясь не выдать себя, не хрустнуть веточкой, девушка выскользнула из зарослей и направилась в глубину леса.

Нужно пройти по лесу, а там выйти к реке. Главное, чтобы мама не увидела — она всегда беспокоилась, что Ильяна может утонуть.

И бесполезно было матери объяснять, что Ильяна умеет хорошо плавать, что она вовсе не собирается тонуть, а тем более топиться.

Но Эвешку было трудно убедить в том, что противоречило ее мнению.

Мать постоянно говорила девушке — заснешь на берегу, водяной и утянет за собой в омут.

Напрасно Ильяна доказывала, что никогда в жизни не видела водяных, хотя постоянно бывала на реке в любое время суток. Но Эвешка была неумолима — стоит только заснуть, говорила она, и ты уже русалка.

Только бы с5ейчас мать не заметила, что она идет к реке. А если уж увидит ее с другом — так сразу решит, что это и есть водяной.

Конечно, ей можно было бы возразить — водяные если и выходят из реки, то только на прибрежный песок. Дальше в чащу их не пускают лешие. А отец рассказывал, что лешие очень ревностно охраняют свои владения от себе подобных созданий. В глубине леса вообще живут дикие лешие, которые людей тоже считают за врагов, и потому стараются заманить их подальше6 чтобы они заблудилоись и пропали в лесу.

Ильяна шла теперь к реке. Она боялась — а вдруг его и сейчас там нет.

А вдруг, пронеслась в голове девушки жгучая мысль, мать уже обо всем догадалась и наложила какое-то заклятье, чтобы изгнать парня подальше?

Вдруг ей теперь уж не суждено увидеть друга?

И Ильняа с новыми силами бросилась вперед, раздвигая руками кусты и ветви деревьев, наступая на трещащие сучья и мягкий мох.

Наконец девушка вышла к реке. Ильяна спустилась к самой воде, на сырой песок. Она внимательно глядела на тихую реку — вдруг и в самом деле ее подстерегает водяной?

Все было тихо и пустынно. Девушка добросовестно обшарила берег, заглянула даже в дупла деревьев — может там сидит Сова — но все было напрасно. Ильяна вздохнула печально, и выдруг почувствовала, как по ее спине пробежал холодок — Привет! — раздался его голос.