Она хотела спасти не только тебя,, но и в конечном счете, его самого!

Ильяна слушала Александра, не шелохнувшись. Теперь уже руки отлично повиновались ей, и она клещом вцепилась в руки дяди.

— Твоя мать, — продолжал Саша, — она же одна из самых храюрах женщин, каких я когда-либо знал! Она куда добрее, чем ты думаешь. Но не думай, что она может взять, да вот так просто открыться тебе. Она не хочет, чтобы ты знала о ней слишком много. Она думает, что ты еще недостаточно взрослая. Да и если бы ты была взрослой — знание таких подробностей не принесет тебе ничего хорошего.

— Но почему? — удивилась девушка.

— Она боится, — последовал ответ, что ты слишком часто думать о ее ошибках, и сама не заметишь, как тоже станешь их совершать!» — Но как же мне их избежать, если вы даже не хотите сказать мне, в чем эти ошибки заключаются? Я понимаю, что этот Кави Черевог был самой большой ее ошибкой. Ведь так? Но она никогда ничего не рассказывала мне, все как в рот воды набрали. Только отец что-то изредка говорил мне, да и то невнятно. Но даже от него я не могла понять, в чем же ошибки! А потом вы еще говорите, что я их могу совершить!

— Ну перестань, мышонок, — Саша погладил племянницу по голове, — ты ведь у нас умница, ты сама должна до всего додуматься.

Есть вопросы, на которые трудно с ходу дать правильный ответ. Нужно много думать над ним! Думай, даже если не сможешь ночью заснуть из-за этого. Думай, это полезно! Ты меня понимаешь?

— Да, дядя, — медленно произнесла Ильяна.

— Ну вот и хорошо, — Саша поднялся на ноги, — это хорошо для всех нас!

Изба была ярко освещена. Ильяна вместе с дядей молча вошла в дом. Мать сидела возле ярко пылающей печи, отец пристроился на полу возле нее.

Только Ильяна вошла, как отец бросил на нее взволнованный взгляд, словно предупреждая, что сейчас нужно вести себя поосторожнее. Но Ильяна уже все знала, и потому сразу приняла правила игры. Подойдя к матери, девушка поцеловала ее в щеку. Рука матери неожиданно цепко ухватила ее за подол платья. Ильяна почувствовала приступ страха, но тут же успокоилась — ведь дядя Саша близко, он защитит, если вдруг что-то случится. И потому она не сделала ни малейшей попытки, чтобы вырваться из материнской хватки.

Ильяна знала, что нужно более легко относиться к эмоциям матери. Ведь ей столько пришлось вынести! Эвешка, как пришла с реки, до сих пор не смогла привести себя в порядок — столь велико было ее волнение. Рукав ее вышитой рубахи был разорван, волосы растрепались, щека была поцарапана веткой — видимо, она сломя голову бежала к берегу, не разбирая даже дороги. И велико же было волнение матери, если она, такая аккуратистка, пришла домой и не обратила внимания на свой внешний вид. И тут Ильяна подумала еще об одном — мать бежала к берегу, а ведь до этого она никогда не видела мать бегущей.

Странно, хотя Ильяна знала, что должна жалеть мать, ей почему-то совершенно не было ее жалко. Нельзя скахать, что она злорадствовала над ее горем — нет, просто в душе была какая-то странная пустота.

— Мама! Я так переживаю! Я все думаю, как это могло произойти, — выдавила из себя девушка, чтобы только нарушить неловкую тишину. Тем более, ей не хотелось, чтобы мать заговорила первой. Тем более, что она снова может ляпнуть что-то не слишком подходящее, даже против своей воли. А отец снова расстроится еще сильнее. Эвешка разжала руку и выпустила дочь.

— Ильяна! Детка!

— Не такая я уже и детка, — подумала девушка, но вслух произнесла другое, — я вовсе не хотела тебя огорчать.

Мать замолчала, видимо подбирая слова для ответа. Ильяна, не в силах больше сдерживаться, выпалила:

— Дядя мне уже все рассказал, не надо!

Ильяна подумала, что, может быть, ей сейчас нужно рассказать все — что она знает Черневога уже много лет, что до сих пор он не причинил ей ничего дурного, но потом решила, что пока лучше промолчать, чтобы не усугублять ситуацию.

— Ильяна, он не такой как тебе кажется, он опасный, — заговорила мать.

— Я знаю. Дядя Саша уже сказал, что ему больше ста лет! А может, он еще старше! А ты… — и Ильяна чуть не ляпнула, что мать ее на самом деле мертва, но что-то удержала ее, но что-то удержало ее, и она сказала другое, — мама, он ведь рос вместе со мной!

— Нет, Ильяна, даже не зови меня и не жди его обльше, — сказала мать, ты слышишь меня? Считай, что его никогда не было, ты не знала его! Он не так прост, как может показаться!

Ильяна решила, что мать думает, будто она не знает всего. А зря. Ведь полуправда — это тоже в какой-то степени ложь. Которой нельзя допускать.

А ведь в своей жизни мать допустила множество ошибок, от которых теперь пытается предупредить ее. Но хоть сама она считает это ошибками?

Конечно, тяжеле всех отцу. Что он подумал тогда, когда увидел Ильяну с тем же самым человеком?

Которому на самом деле совсем не пятнадцать лет.

Ильяна вдруг почувствовала, что даже не может смотреть в глаза своим родным. Эвешка уставилась на дочь пронзительным взглядом, словно пытаясь прочесть ее мысли. Снова затрещали бревна в стене — домовой забеспокоился.

Ильяна подошла к отцу, и тот порывисто обнял ее.

— Ивини меня, папа, я больше не буду, — пролепетала девушка и подумала, что это вышло совсем как-то по детски.

— Петр, — раздался голос дяди Саши, и отец отпустил Ильяну, — Петр, пусть она сегодня спит у меня. Я думаю, это будет лучше.

Ильяна вспомнила, что в детстве она часто спала в доме дяди, если ей снилось что-то ужасное — мать думала, что неприятные сны оставят ее.

— Да нет, не надо, что вы, — возразила девушка, — перестаньте!

Извините меня! Со мной все в порядке! Может, давайте лучше поужинаем?

Мне просто хочется немного подумать.

— Садись, детка, садись за стол, — засуетилась мать, — сейчас поужинаем.

Ильяна села за стол, как раз напротив отца, но так и не смогла заставить себя заглянуть ему в глаза.

— Мышонок, — начал отец, — я ведь знал его когда-то. Мы с ним враждовали, потом мирились, потом снова враждовали. А ты… Ты увидела его таким, каким когда-то твоя мать повстречала его.

— Но ведь он… — начала было Ильяна, но тут же замолчала, решив не начинать разговора — так переживаний на сегодня больше чем достаточно.

— Что он, не такой? — поинтересовался дядя.

— Нет, каждый год он…

— Каждый год? — ахнула мать, так когда же…

Все-таки они подловили ее! Но Ильяна упорно не хотела ничего больше говорить. Ей хотелось забиться куда-нибудь в укромное место и забыть обо всем этом. Или упасть в обморок. Что она и сделала.

— Мышонок? — раздался голос отца. Ильяна повернула голову: она лежала на кровати, голова ее была как-то неестественно поднята на высоких подушках.

— Очнись, мышонок, очнись, — повторял дядя, все в порядке! Мы не станем ни о чем говорить. Сейчас мама принесет ужин, покушаешь.

— Как ты напугала нас! — сказал Петр с облегчением, — ты ведь упала в обморок!

— Прости, папа, — пролепетала девушка, — я не знаю, как это получилось.

— Но за что ты извиняешься? Ты ни в чем не виновата! Я отлично знаю этого Черневога. Когда-то я был самым близким его другом.

Ильяна не поверила в это признание. Но что-то все равно смутило ее.

— Мы поговорим об этом, — сказал отец, только попозже. Когда ты почувствуешь себя нормально.

— Ладно, — отозвалась девушка, но только я сейчас уже себя хорошо чувствую.

— Может быть, может быть. Но все-таки сначала тебе нужно отлежаться.

— Я…

— Знаю, знаю. Ведь вы уже поговорили с дядей. Может быть, он сболтнул тебе что-нибудь лишнее. Но только ты не извиняйся: ты ведь ни в чем не виновата. Может быть, только в том, что ты слишком долго все утаивала от нас.

— Но ведь мама наверняка бы вообще запретила бы мне ходить на речку!

Петр понимал правоту дочери. Ведь Эвешка с легкостью запрещала все, что ей не нравилось, а душа ее не лежала к очень многому. А он не всегда был достаточно тверд с нею, когда она слишком уж зарывалась.