— Чьи стихи? Я раньше их не слышал, — задумчиво спросил Данилкин. — Твои?

— Нет, — смущенно ответил политрук. — Павла Когана, брата моего троюродного. А слышать ты их и не мог. Он мне их в письме прислал в сентябре прошлого года.

— Не Есенин, конечно, но у парня большое будущее, — вальяжно напророчил кавалерист.

— Нет у него никакого будущего. Был он лейтенантом полковой разведки, — политрук закрыл лицо единственной ладонью. — Дочка осталась. Оленька. Да тонкая тетрадка стихов.

— От других и этого не остается, — отодвинув с мявком мехов баян от себя, тихо пробормотал танкист Раков. — А ты, Ариэль, что нам прочтешь?

Господи. Лезет же всякая чушь в голову, а что поталантливей, то вроде как тут опасное. Такое вот декламировать про ''широкую грудь осетина''… Лучше что-нибудь из старого. До нынешнего времени… О! есть на злобу дня. Откинул на стенку голову и, как умел, прочитал.

И умолк.

— А дальше? — спросил Коган.

— Дальше не помню, — скрипнул я зубами.

— А чьи стихи? — не отставал от меня политрук.

— Если бы помнил, казал бы.

— Жаль, что не помнишь, — встрял кавалерист. — Сильные строки. Очень сильные.

— Ничего, — успокоительно сказал мне танкист. — Может, что другое зацепит. И всё вспомнишь. Ты, брат, главное, внутрь себя не ныряй.

— Спасибо, — я подтянул костыли, встал на них.

Подошел к кавалеристу.

— Пошли, покурим в туалет, — предложил.

Вместе с Коганом помогли Данилкину встать на его единственную ногу. Поддели его костылями и пошкондыбали втроем курить. Безрукий, безногий и безголовый.

Ужин с его вечной пшенкой прошел под сводку с фронта. Мощный баритон пророкотал в черной тарелке.

— В течение второго января на ряде участков фронта наши войска продолжали наступление, успешно преодолевая попытки немецко-фашистских войск создать для себя новые оборонительные рубежи. Наши войска заняли ряд населенных пунктов и в их числе город Малоярославец. По уточненным данным, за тридцать первое декабря уничтожено не двенадцать, как об этом сообщалось ранее, а тридцать один немецкий самолет. За первое января уничтожено двадцать восемь немецких самолетов. Наши потери — девять самолетов. За первое января наша авиация уничтожила восемь немецких танков, пятьсот девяносто пять автомашин с военными грузами, триста тридцать четыре повозки со снарядами, взорвала и сожгла шесть железнодорожных составов и рассеяла более трех полков немецкой пехоты.

Слушать после сводки пение Руслановой по радио я не остался. Оказалась, что она мне не нравится, хоть и поет хорошие песни. Голос ее не нравится. Неискренний какой-то.

Спустился на цокольный этаж в надежде столкнуться с Сонечкой. Не нашел. Ее дежурство закончилось, и она уже ушла домой. Грустно…

Зато нарвался на Соломона Иосифовича. Тот взял меня твердыми пальцами за рукав, отвел к зашторенному черной крафт-бумагой окну. Усадил на банкетку и отечески так произнес.

— Соню искали?

— Надо же извиниться перед девочкой, — промямлил я.

— Ариэль Львович, я всё понимаю. Не был бы я циником, не был бы хорошим врачом. Соня сейчас в таком возрасте, что соблазнить ее ничего не стоит. У девочки подростковый шторм в крови. Как там, в модной песне по радио поётся ''…а с семнадцати годов мучит девочку любовь''. Вот-вот. Безотносительно: есть объект такой страсти или нет его. Природа так захотела. А где прорывается природа, разум часто бессилен. Особенно у женщин. А вы летчик. Герой… И сам на лицо хорош. Язык подвешен, что немаловажно. Не устоит девочка перед вами. Но… такое вот дело. Я обещал ее родителям, что за ней присмотрю. Да-да… Именно в этом смысле. Но как врач и старый циник прекрасно понимаю, что против природы не попрёшь. Я вас очень прошу, если у вас с Соней сладится, то пусть это случиться за пределами госпиталя. Так моя совесть будет хоть немного спокойна. Договорились?

— Да я…

Доктор рукой меня осадил.

— Вот именно… да ты… Я что хотел-то? Вот… — Туровский вынул из кармана сложенную восьмушкой газету. — Вам на память. Тут Указ о вашем награждении опубликован. Берите. Насовсем.

— Спасибо, доктор.

— Всегда, пожалуйста. Мне самому приятно сделать доброе дело. А теперь в палату. Таблетки принять и спать. Спать. Сон — лучшее лекарство, которое только изобрела природа, — пожал мне плечо и пошел не оборачиваясь. Знал, наверное, мудрый доктор, что я никуда не пойду пока не прочитаю газету.

На первой полосе ''Красной звезды'' был мой портрет. Ну, как мой — моей тушки. То же самое лицо, которое я видел в зеркале у кастелянши. Бравый военлет в фуражке с ''птичкой'', тремя кубарями в петлице и орденом на груди.

Рядом заметка ''Нет выше подвига, чем жизнь положить за други своя'' про то, как адъютант старший эскадрильи Н-ского ИАП старший лейтенант Фрейдсон А. Л. назначенный ведущим эскадрильи истребителей МиГ-3 в ночь с 27 на 28 ноября 1941 года отражал вражеский налет на столицу. Фрейдсон был опытным летчиком-истребителем и его самолет нес на борту семь красных звездочек, означающих семь воздушных побед нал врагом.

Эскадрилья в тут ночь сбила три Хейнкеля-111, остальных рассеяла и отогнала от Москвы.

Уже возвращаясь с задания, сталинские соколы заметили еще одну армаду вражеских бомбардировщиков надвигающихся на спящий город. Старший лейтенант Фрейдсон А. Л. приказал ''атакуем!'', и летчики отважно бросились на врага. И тут у Фрейдсона закончились патроны. Почти весь боекомплект он использовал в прошлом бою. И верный сын отчизны пошел на таран, решив не допустить, чтобы враг смог сбросить бомбы на спящий город.

Самолет с номером 03 из виража как беркут упал на ведущий вражеский Юнкерс-88, рубя своим пропеллером хвост бомбардировщика. Но этого оказалось мало. Тогда коммунист Фрейдсон А. Л. выпустил шасси и ударил ими по кабине летчиков. Столкновение самолетов было неизбежно. Ведомые адъютанта эскадрильи видели, как Юнкерс подмял под себя МиГ и оба самолета стали падать, при этом от МиГа отлетело крыло и самолет закружило. Но храбрый советский пилот успел выпрыгнуть с парашютом. Казалось бы, герой спасся после своего подвига. Ан, нет. Горящий обломок Юнкерса пролетел рядом и от него вспыхнул парашют старшего лейтенанта Фрейдсона А. Л. и советский летчик упал на землю с высоты 800 метров и разбился.

За мужество, героизм и самопожертвование, за повторение подвига Талалихина, проявившееся в ночном таране вражеского бомбардировщика в небе столицы, Командование представило старшего лейтенанта Фрейдсона Ариэля Львовича к высшей награде родины — званию Героя Советского Союза. Посмертно.

Вечная память герою.

А. Кривицкий.

Ниже шел сам текст Указа.

Уф-ф-ф-ф-ф…

Вот это наследство оставил мне Ариэль Львович Фрейдсон. Теперь я куда угодно могу пройти без очереди. Типографский бланк могу завести для обращений в инстанции.

Только и взвалил он на мои плечи порядочно. Я теперь живу ''за себя и за того парня''. Так что…

Первое: надо соответствовать статусу Героя. И не опозорить имя Фрейдсона. Он-то настоящий герой.