В 1920-30-е годы учащаются попытки истолкования Достоевского в духе фрейдизма, влияние которого затрагивает даже авторов, совершенно далеких от психоаналитических теорий (О. Каус). Сам Фрейд посвятил Достоевскому лишь одну статью "Достоевский и отцеубийство", предваряющую изданную Пипером монографию "Первоначальный облик братьев Карамазовых" (1928)[2329]. Верный своей теории "психологии культуры", подробно изложенной им еще в сочинении "Тотем и табу" (1913), Фрейд объявляет "ненависть к отцу" и "стремление к отцеубийству" первичными импульсами развития. Исследуя личность и биографию Достоевского, он открывает в нем эти "агрессивные инстинкты", воплотившиеся, по убеждению Фрейда, в романе "Братья Карамазовы". Тема отцеубийства, полагает Фрейд, свойственна самым великим творениям человеческого духа. На этом основании он сближает "Братьев Карамазовых" с драмой Софокла "Царь Эдип" и "Гамлетом". Популярным упрощенным изложением воззрений Фрейда была книга его ученицы Й. Нойфельд "Достоевский" (1923)[2330], в которой все творчество русского писателя рассматривалось исключительно с точки зрения "эдипова комплекса". Теорию Фрейда популяризировали также Г. Браун[2331], Й. Мейер[2332].

К 1933-1934 гг. количество работ о Достоевском достигает 800 названий. После 1933 г. — с момента установления в Германии фашистской диктатуры — число работ, посвященных Достоевскому, резко падает. С точки зрения нацистской идеологии все, связанное с культурой других народов, особенно славянских, не могло представлять интереса. В немногочисленных же исследованиях о Достоевском, которые появляются в Германии в 1933-1945 гг., обнаженно проступает намерение сделать русского писателя рупором национал-социалистских идей. Такова, например, диссертация Р. Каппена "Идея народа у Достоевского" (1936)[2333] — попытка истолковать "почвеннические" тенденции в творчестве Достоевского в нацистском духе. Если книга Каппена еще претендует на наукообразность, то большинство других работ откровенно служит политическим целям. Ф. Шульце-Майциер, опубликовавший в 1940 г. в нацистском журнале "Wir und die Welt" статью "От Достоевского к Ницше"[2334], объединяет обоих на том основании, что они, дескать, вместе боролись против "буржуазной Англии". Особняком в литературе данного периода стоит книга Д. Герхарда "Гоголь и Достоевский в их художественной взаимосвязи" (1940)[2335].

После второй мировой войны интерес к Достоевскому в странах немецкого языка вновь пробуждается и неуклонно возрастает[2336]. На сегодняшний день литература о писателе исчисляется десятками статей, брошюр, книг, изданных в ГДР, ФРГ, Швейцарии, Австрии. Особенно велико внимание к его наследию в Западной Германии.

Многочисленные буржуазные интерпретаторы Достоевского (западногерманские, швейцарские, австрийские), руководствуются, как правило, односторонним, предвзятым подходом к его творчеству. Вокруг Достоевского-писателя составился заговор молчания: книга Ю. Мейер-Грефе и поныне остается, пожалуй, единственным в своем роде исследованием. И в результате Достоевский превращается в философа, его художественные образы — в символы идей, а конкретная историческая (кризисная) действительность, отображенная в его романах, — в некое предвечное (трагическое) "состояние мира". Если Достоевского и рассматривают в контексте своей эпохи, то чаще всего с той только целью, чтобы представить его как противника социалистических идей, революционной борьбы, социального прогресса. Упрощая сложную и противоречивую идеологию Достоевского, поднимая на щит его реакционные идеи, западные теоретики нередко преследуют сугубо пропагандистские цели.

Один из них, Г. Кранц, не мудрствуя лукаво, заявил:

"Нам нужен Достоевский в борьбе против коммунизма"[2337].

Смыкаются с политической реакцией измышления о "русской душе" Й. Богатеца в книге "Идея империализма и философия жизни у Достоевского. К познанию русского человека"[2338], Г. фон Римша в брошюре "Достоевский — антипод Гете"[2339].

Направление и характер современных исследований о Достоевском в западных странах немецкого языка во многом определяется теологическими, экзистенциалистскими и фрейдистскими теориями. В работах западногерманских, австрийских и швейцарских литературоведов русский писатель предстает чаще всего или как религиозный мыслитель, борющийся с безверием (Т. Штейнбюхель. Ф. М. Достоевский[2340]; М. Дерне. Бог и человек в творчестве Достоевского[2341]; В. Рем. Жан-Поль — Достоевский. К изучению художественного воплощения безверия[2342] и др.), или как философ-метафизик, предтеча экзистенциализма наряду с Киркьегором и Ницше (Г. Кранц. Человек перед выбором. Об идее свободы у Достоевского[2343]; Р. Лаут. Я увидел истину. Философия Достоевского в систематическом изложении[2344]; В. Нигг. Религиозные мыслители[2345] и др.), или же исследователь иррациональных начал человеческой психики (А. Демпф. Три пророка. Глубинная психология Достоевского[2346] и др.).

Иной подход к Достоевскому у Т. Манна. Для него творчество русского писателя — это прежде всего значительное художественное явление, сложное и противоречивое. В статье о Достоевском, написанной в первый послевоенный год, Т. Манн проверяет свое отношение к нему трагическим опытом немецкой истории 1930-40-х годов. Его вывод столь же осмотрительно, сколь и лаконично сформулирован в самом заглавии статьи — "Достоевский, но в меру"[2347]. После 1945 г. наследие русского писателя становится актуальным и для нового, послевоенного поколения немецких писателей, и среди них не в последнюю очередь — для западногерманского прозаика Г. Белля. Одним из последних откликов на русского писателя в Западной Германии является статья Г. Белля "Час Достоевского". Белль рассматривает Достоевского как религиозного писателя (Белль прибегает к традиционному сопоставлению его с Толстым), как поборника "метафизической религии"[2348].

В последние годы все активнее включается в споры о русском писателе марксистское литературоведение ГДР. Против буржуазных его фальсификаторов из ФРГ полемически заострена, к примеру, статья О. Вольфа "Изучение Достоевского на службе клерикального антикоммунизма"[2349]. Традиционную точку зрения на Достоевского — певца "русской души" оспаривает в книге "От Пушкина до Горького" Э. Фабиан[2350]. Литературоведческая наука ГДР сделала в изучении Достоевского пока еще свои первые шаги.