— Хорошо, мы сможем что-нибудь придумать, — поспешно согласился Бруннер, стремясь завершить дискуссию и отвлечь внимание остальных от собственной персоны. — Я сделаю все, что смогу, лишь бы мы не оказались замешанными в убийстве.

Йост, сияя улыбкой, взглянул на Шивли:

— Хорошо. Шив, ты удовлетворен?

Шивли опрокинул в себя остатки виски.

— Договорились, — закончил Йост, вставая и направляясь в кухню. — Позвольте мне откупорить новую бутылку.

Адам Мэлон, намеренно остававшийся в стороне от спектакля, разыгравшегося перед ним, был потрясен драмой, невольным наблюдателем которой оказался.

Прежде всего его особенно потрясла точность, с которой Шэрон Филдс чисто интуитивно определила характер Шивли. Она указала на врожденное вероломство Шивли, его постоянные отказы выполнять данные им же обязательства. Шэрон весьма опасалась его стремления достичь вершин жестокости, лишь бы обеспечить собственную безопасность. Мэлон вынужден был в душе признаться, что Шэрон была права. Это он ошибался в отношении того, как будет вести себя Шивли по мере приближения момента, когда Шэрон будут обменивать на выкуп. Мэлон вспомнил, как клялся жизнью родителей, что он проследит за тем, чтобы были соблюдены все условия этой сделки, согласованные с Зигманом. Он молча просил прощения у Шэрон.

Другим открытием, продолжавшим поражать его воображение, хотя он и раздумывал над ним в течение всего времени их пребывания в Мас-а-Тьерре, было преображение трех его компаньонов. Они, провозгласившие себя обычными людьми (то есть достойными, законопослушными, честными налогоплательщиками), превратились в дикарей, готовых пойти на любую подлость во имя удовлетворения своих потребностей… Своими глазами он видел, как трое взрослых мужчин, которых любой опрос общественного мнения мог бы избрать типичными американцами, трансформировались за короткий срок следующим образом. Объединившись в союз во имя неистовой, но, по существу, безобидной фантазии, они участвовали, не без угрызений совести, в похищении, а затем быстро опустились: из исполненных надежд робких преследователей превратились в безудержных насильников. Потом деградировали еще сильнее — стали преступными похитителями, потребовавшими деньги за возвращение свободы своей жертве. И, наконец, опустились на самое дно — стали потенциальными убийцами, хладнокровно обсуждавшими выгоду, которую им сулило убийство другого человеческого существа.

Мэлон видел, как каждый из них, претендуя на цивилизованность, на самом деле оказался диким животным, едва прикрытым тонким плащом лицемерия. И не исключено, что каждый сможет стать таковым снова.

Он очнулся от раздумий и увидел, как Йост снова льет виски в бокал Шивли.

— Ну хорошо, парни, — говорил Шивли, поднимая бокал с виски, — за нашу дружбу и сами знаете за что еще. — У него был ватный голос, глаза закрыты, он выпил до дна третий бокал. — Ладно, поговорим теперь о нашем последнем шаге, — я подразумеваю то, что нам еще осталось. Эй ты, Адам, или как тебя там зовут, что нам осталось сделать?

Мэлон терпеливо, хладнокровно ответил:

— Мы должны решить окончательно, где Зигман должен оставить два чемодана с деньгами. Определить точное место. Нам следует также сообщить ему время, когда он должен оставить там этот миллион. Мы снова, еще раз, должны предупредить его, что ему предстоит совершить эту операцию одному. Если же за нашим курьером будут следить или пойдут за ним по пятам, Зигман подвергнет жизнь Шэрон опасности.

— Все точно, бьюсь об заклад, — промямлил Шивли. — Нажми на него.

— Кроме того, мы должны, поступая по справедливости, сообщить, когда и где мистеру Зигману можно ждать звонка от Шэрон, после того как мы заберем выкуп. Таково, в основном, должно быть содержание второго, и последнего, письма, которое следует продиктовать Шэрон. После этого я его отправлю. Затем нам следует прийти к соглашению, кто из нас будет курьером. А после всего этого мы должны посвятить свое время упаковке вещей, уборке дома, чтобы не оставить ни одного следа нашего пребывания здесь. Я думаю, что этим все закончится.

Шивли с трудом встал на ноги. Он едва удерживал равновесие. Мэлон никогда не видел его столь опьяневшим.

— Вы, парни, сделаете все это, — промямлил он. — Я сделал свою часть. А вы делайте свою. Я надрался, но остался все же мужчиной, чтобы признаться в этом. Собираюсь теперь отоспаться. Хорошо?

— Пойдет, — ответил Мэлон. — Ты можешь оставить это нам.

— Да, — сказал Шивли. — Я собираюсь оставить это вам. Ты у нас писатель, Мэлони.

— Мэлон.

— Я сказал «Мэлони», так что давай не спорь. Ты — писатель, стало быть, знаешь, что и как должно быть написано. И проследишь, чтобы она написала письмо. Не теряй времени даром. Добейся, чтобы она написала как надо, и отправь заказным письмом из почтового отделения в Беверли-Хилл перед вечерней почтой. Давай действуй.

— Будет сделано, — сказал Мэлон.

Немногим более чем через час Бруннер, Йост и Мэлон определили все детали дальнейших действий.

Среди нескольких возможных мест для оставления залога, обсуждавшихся в течение последних сорока восьми часов, одно нашли наиболее пригодным. Во-первых, оно было самым доступным для Зигмана и их самих; во-вторых, оказалось относительно изолированным; в-третьих, Йост хорошо представлял, где оно находится. Поэтому все согласились, что именно он будет курьером и заберет деньги.

Мэлону поручили сформулировать второе, и последнее, письмо о выкупе и продиктовать его Шэрон Филдс. Еще раньше он предложил свою кандидатуру для того, чтобы на вагонетке доехать до пункта смены транспорта, затем на грузовике до Лос-Анджелеса и отправить это важное письмо из почтового отделения в Беверли-Хиллз, недалеко от бульвара Санта-Моника.

Бруннер с энтузиазмом согласился взять на себя ответственность проинспектировать дом на предмет отсутствия следов их пребывания в нем, перед тем как они его покинут. Все их вещи должны быть еще с вечера запакованы и приготовлены для перевозки на вагонетке. Их надо было поместить в грузовик в пятницу, когда Йост вернется с выкупом. Все припасы, которые им не хотелось везти обратно в город, следовало закопать где-нибудь в отдаленном месте в горах.

В середине дня все было готово. Оставалось только продиктовать второе письмо в отношении выкупа для Феликса Зигмана.

В то время как Шивли продолжал спать, а Бруннер при содействии Йоста паковал вещи и осматривал дом на предмет безопасности, Мэлон присел на крыльцо, чтобы составить черновик письма. Затем с черновиком письма, несколькими листами линованной бумаги и шариковой ручкой, которые он держал в руке, одетой в перчатку (чтобы не оставить следов на письме о выкупе), он зашел в спальню к Шэрон Филдс.

Она сидела в шезлонге, придерживая мокрое полотенце на подбородке, на который пришелся удар Шивли.

— У вас все в порядке? — озабоченно спросил Мэлон.

— Только синяк, — ответила она. — Пытаюсь уменьшить шишку. — Шэрон наблюдала за тем, как он освобождал место на ее туалетном столике и подтащил к нему два стула. — Он садист и подонок, — продолжала она. — Как он распоясался здесь! Ведь это было бесчеловечно.

— Он был пьян, — объяснил Мэлон. Одну минуту изучающе смотрел на нее. — Вы на самом деле сказали каждому из них, по отдельности, что любите его больше других?

— А что еще оставалось мне делать? Вы поступили бы точно так же, окажись на моем месте.

— Полагаю, вы правы.

Она отложила в сторону полотенце.

— Теперь вас интересует, была ли я так же неискренна с вами? Можете не задавать этот вопрос, потому что я не была с вами столь же неискренна. Я подразумеваю, только с вами. Когда сказала, что люблю вас, я именно это и имела в виду. И думаю так же и теперь. Вы не похожи на остальных. Вы особенный. Поверьте мне.

Вся его натянутость исчезла, а облегчение стало весьма очевидным.

— Мне хотелось бы верить вам, Шэрон.

Положив бумаги и ручку, сняв перчатку, в рассеянности он начал искать по карманам пачку сигарет. Взял одну себе, вспомнив, предложил вторую ей. Затем зажег обе. Она подняла к его глазам руку с сигаретой между пальцами.