Наконец праздники окончились. Король с королевой благословили счастливую пару, одарили ее богатыми подарками и отправили в путь. (Перед этим добрые жители Эрнотерры целый месяц проводили горные дороги и наводили временные мосты через ручьи и провалы.). А спустя еще месяц принц Шарль уже въезжал с невестой в столицу своих предков.

Известно давно, что добрая молва опережает самых быстрых лошадей. Все население великого города Парижа вышло навстречу наследному принцу, которого все любили за доброту, простоту и щедрость. И не было в тот день не только ни одного мужчины, но даже ни одной женщины, которые не признали бы Эрну первой красавицей в государстве, а следовательно, и на всей земле. Сам король, встречая свою будущую невестку в воротах дворца, обнял ее, запечатлел поцелуй на ее чистом челе и сказал:

— Дитя мое, я не решаюсь сказать, что в тебе лучше: красота или добродетель, ибо обе мне кажутся совершенными…

А скромная Эрна, принимая эти почести и ласки, думала про себя: «Это очень хорошо, что судьба привела меня в царство уродов: по крайней мере никогда мне не представится предлог для ревности».

И этого убеждения она держалась очень долго, несмотря на то, что менестрели и трубадуры славили по всем концам света прелести ее лица и характера, а все рыцари государства носили синие цвета в честь ее глаз.

Но вот прошел год, и к безмятежному счастью, в котором протекал брак Шарля и Эрны, прибавилась новая чудесная радость: у Эрны родился очень крепкий и очень крикливый мальчик. Показывая его впервые своему обожаемому супругу, Эрна сказала застенчиво:

— Любовь моя! Мне стыдно признаться, но я… я нахожу его красавцем, несмотря на то, что он похож на-тебя, похож на меня и ничуть не похож на моих добрых соотечественников. Или это материнское ослепление?

На это Шарль ответил, улыбаясь весело и лукаво:

— Помнишь ли ты, божество мое, тот день, когда я обещал перевести тебе надпись, вырезанную Эрном Мудрым на стене охотничьей комнаты?

— Да, любимый!

— Слушай же. Она была сделана на старом латинском языке и вот что гласила: «Мужчины моей страны умны, верны и трудолюбивы; женщины — честны, добры и понятливы. Но — прости им бог — и те и другие безобразны».

Мечта прокладывает путь

Валентина Комарова

Гость 1920-го

Имя известного английского писателя-фантаста Герберта Уэллса, автора научно-фантастических романов, для нас, советских людей, связано с именем Владимира Ильича Ленина, со встречей великого фантаста и первого руководителя совершенно нового по своей политической и экономической структуре государства.

Что же привело Уэллса в 1920 году в Советскую Россию?

Желание увидеть свершившееся здесь собственными глазами.

В 1917 году в России произошла революция, уничтожившая старую социальную систему и положившая начало новому обществу. Герберта Уэллса как писателя и прогрессивного человека влекла и настораживала эта революция. Что она несет с собой?… И он внимательно следил за событиями в России. «Меня всегда интересовало все новое, необычное… Мой ум загорается, встречаясь с какой-либо загадкой или с явлением из ряда вон выходящим». И вот что-то новое возникло в России.

Он приезжает из страны, где все, казалось бы, внешне обстоит благополучно, во всяком случае, с точки зрения среднего миролюбивого буржуа, но где уже ясно видна та пропасть, которая разделяет интересы угнетателей и угнетенных, та пропасть, которую успел увидеть и Г. Уэллс.

Уэллс происходил из простой семьи. В отличие от своих богобоязненных родителей он стал атеистом, проповедником нового мира, «всемирного государства с плановой системой» и рано увлекся идеями социализма. И хотя его социализм был наивным и далеким от научного, он помог ему, однако, осмыслить окружающий мир, увидеть, что течение жизни не остановилось и предстоят перемены. Противоречия и трудности напирали сад всех сторон на английскую промышленность, неся с собой экономический кризис и безработицу. Поэтому чувство неудовлетворенности миром, в котором Г. Уэллс жил, никогда не покидало его. Восьмидесятые годы оставили в нем чувство разочарования и побудили его искать самому выход из этой начинающей покрываться плесенью жизни. Языкам художественных обобщений он стремился рассказать о своих мыслях, надеждах, «вкладывая» в свои произведения мучившие его вопросы.

Выход Г. Уэллс нашел, обратившись к области научной фантастики, которая открывала перед ним широкие перспективы будущего. Уэллс опередил многих современников своей прозорливостью. Он смог предугадать многие моменты развития истории. Так в романе «Освобожденный мир», названный в подзаголовке «Повесть о человечестве», он предсказывает гибель капитализма, подводит людей к мысли, что социализм — единственный путь к спасению от мировой анархии. Его идеал — мир благополучия, без частной собственности, без насилия над личностью, труд ради собственной потребности. В романе «Война миров» Уэллс с поразительной убедительностью описал разрушение городов, массовое бегство населения из Лондона во время войны, хотя сам никогда не видел ее. Он как бы предугадал будущие войны с отравляющими газами, с техникой, предназначенной для уничтожения людей.

Как писатель-фантаст Г. Уэллс далеко опережал развитие техники. В научно-фантастическом романе «Война в воздухе» он описывает военное использование дирижаблей и самолетов, предугадывая будущее воздухоплавания и авиации. У Уэллса впервые мы встречаем термин «сухопутный броненосец на гусеничном ходу» (1903 г.), когда еще не представляли себе танков.

И вот этот человек, «великий англичанин», как его впоследствии назвали, оказался в Советской России. Какой же увидел он страну? Он потрясен картиной, как ему казалось, непоправимого краха, разрухой, закрытыми магазинами, голодом, длинными очередями за хлебом, враждебным отношением империалистических государств, стремящихся уничтожить молодую Советскую Республику.

Результатам поездки явилась книга «Россия во мгле». Но мы видим в английском писателе друга Советской страны, наблюдателя, пытающегося объективно понять происходящее в России. «После большевистской революции мне стало казаться, что именно в России возникает кусочек того всемирного планового общества, о котором я мечтал», — вспоминал Уэллс.

«Россия не есть организм, разрушенный действием какой-то вредной посторонней силы. Это был уже, по существу, нездоровый организм, который израсходовал свои силы и погиб…

Не коммунизм, а европейский империализм толкнул эту громадную, трещавшую по всем швам империю в изнурительную шестилетнюю войну. И не коммунизм подверг страдающую и, может быть, умирающую Россию серии последовательных рейдов, нашествий, восстаний и ужасной блокаде. Мстительный французский кредитор, глупый британский журналист гораздо более ответственны за эти смертельные страдания, чем всякий коммунист».

Такой была обстановка, когда Уэллс приехал в Москву для встречи с Лениным. «У Ленина приятное, очень подвижное лицо, живая улыбка… говорит быстро, вникая в самую суть дела, безо всякой позы, рисовки или недомолвок, как умеют говорить лишь подлинные ученые». Ленин раскрыл перед Г. Уэллсом грандиозный план электрификации всей страны, предстоящей перестройки всей России, коренных преобразований в промышленности.

Грандиозность ленинского плана электрификации России показалась Уэллсу нереальной: «В какое бы волшебное зеркало я ни глядел, я не могу увидеть эту Россию будущего, но невысокий человек в Кремле обладает таким даром». Уэллс был фантастом и утопистом, но и для него масштабы ленинских планов показались фантастичными.

«Он… открыто изложил мне свои взгляды и намерения… Его планы реорганизации России казались мне правильно задуманными, справедливыми и крайне простыми. У него был план „электрификации России“, который показался мне (хотя я, в общем, обладаю достаточным воображением) сугубо нереальным».