— Да уж, — поддакнул Хаттори, — Но это не все?

— Для нас это было всё. Приехали черные, перегородили всю улицу, вытащили нас наружу. Я даже выдохнул с облегчением, мол, пусть они и возятся с этим дерьмом, не про нас оно… — скривился Тодороки, — … но вот тут, Ивао, и появились серые. С вот этими значками на лацканах.

Под «черными» подразумевались люди Соцуюки, которые, по ходящим в городе слухам, все как один перешли в сверхсекретную бригаду особо важных дел, и продолжают между этими делами постреливать хулиганов и мафиози, но говорить о них было не принято. О серых же не знал никто и ничего, но этих людей, одетых в абсолютно одинаковые серые «тройки», украшенные лишь маленьким значком, зарисованным Кинтаро, сопровождал целый генерал и еще несколько особо важных людей.

«Черных» выдавили. Более того, всем спускавшимся в это набитое трупами подземелье пришлось пройти унизительную процедуру полного обыска, санкционированную начальством. Затем их отпустили. Выкинули без лишних слов, но с подписками о неразглашении.

— А под конец, когда в моей старой жопе уже полазили, прибыли четверо из посольства Америки, — крякнул Тодороки, со свистом усасывая чуть ли не треть сигареты, — Претензий до макушки, но серые их сразу поставили раком. Американцы даже мяукнуть не успели, как уже сидели на телефонах и только кивали в трубки. Вот я и заинтересовался… А тут ты такой — забудь, забудь. Понятное дело, забыть. Но хоть подумать перед сном можно?

— Нет, сенсей. Нельзя, — жестко и холодно отрезал Ивао Хаттори, стукнув пальцем по салфетке со знаком, — Если видите это — то нельзя ничего. Только напиться и забыть.

— Да…? — спустя минуту молчания выдавил из себя погрустневший лысый, — Ну, ты обманывать не будешь. Ладно, спасибо… наверное. Вали уже, не раздражай нашу Окаду-сан своим трезвым видом. Места тут не так, чтобы много.

— Берегите себя, Тодороки-сенсей, — пробурчал начавший слезать со стула Спящий Лис, чьи шестеренки в голове сейчас очень активно работали. Плохо лишь, что в направлении, которое ему ой как не нравилось.

Открылась дверь, в бар зашел еще один человек.

— Добро пожаловать, — буркнул ему задумавшийся Ивао, — Хозяйка сейчас выйдет.

— Я не пить пришёл, — с отчетливо различимым акцентом прохрипел неряшливый бородатый гайдзин в мятом наряде, невежливо рассматривающий Ивао в упор. — Я искал вас, Хаттори-сан!

— Мм…? — киборг попытался изобразить подвыпившего, пытаясь понять, в насколько опасной ситуации оказался.

— Меня зовут Андрей Баранов! — запалено продолжил незнакомец, — Я беглый агент ЦРУ, нуждаюсь в защите и готов сотрудничать! Полностью готов!

— Ха!! — тут же заорал лысый пьяница за стойкой.

— Ксо! — прошептал моментально побледневший Лис, натурально пихая русского руками в грудь, — Зачем так громко! Пошли! Пошли!!

Ему в спину неслось тягучее и громкое от Тодороки:

— А ну стояяяять, сопляки!!

Ну, алкоголь и возраст старые враги человека, так что, когда слишком уж пьяный Тодороки Кинтаро смог выскочить из бара под скрипучие комментарии недовольной его поведением барменши, там, снаружи, уже никого не было.

Квен Хонь терпеть не мог турниры «яркоглазых». Для него, потомственного мастера из рода, уже две сотни лет поражающего врагов точечными техниками, основанными на строгом дозировании Ки, было почти физически больно наблюдать за тем, как вольно, небрежно и безответственно распоряжаются энергией малолетки, которым просто повезло родиться такими. Легендарный Журавлиный Лорд находил это чрезвычайно непростительным.

Только вот его клан, тщательно и любовно выпестованный неусыпным наблюдением Хоня, более других зависел от этих глазастых пигалиц! Там, где другие по капле наращивали свои источники, набирая своим детям наложниц и суррогатных матерей из этих везучих девок, Журавли Сян Мэй нуждались в «яркоглазых» лишь чтобы оставаться на месте по мощи источников. Их школа требовала тонких манипуляций и кристального разума, а, как известно, в тихих озерах бурь не бывает!

Поэтому молодой, всего-то девяносто три года, Квен Хонь, совершенно не выглядевший этническим китайцем, сидел, удерживая каменное выражение лица, и бездарно тратил своё драгоценнейшее время, рассматривая двух пигалиц, остервенело колотящих друг друга ногами и руками… с грацией ушибленных камнем древесных лягушек.

Вокруг, на небольшой арене, восседало множество других глав родов, озадаченных ровно теми же мыслями и эмоциями, что сам Журавлиный Лорд. Увы им всем, будучи весьма обособленным и сильно недружественным по отношению к себе (да и к другим!) обществом, аристократия боевых искусств жесточайшим образом придерживалась когда-то заключенных соглашений. Если было оговорено, что главы родов должны наблюдать за турниром претенденток на вступление в род, будущих матерей — то так оно и будет до скончания времен.

— Ты почти отравляешь атмосферу своей кислой рожей, Журавль.

Разумеется, Квен ощутил приближение старого врага, собственноручно убившего двадцать лет назад его старшего сына и племянника, но даже не дёрнул бровью, пока высокий и тощий русский умащивал свой зад в кресле возле Журавлиного Лорда. Сын Кащея, как звали Витольда Гаузина, никогда не нападал исподтишка, и уж тем более — не здесь и не сейчас.

— Тебе самому настолько тошно, что ты доволок свои мослы до меня, старый упырь.

Если Сын Кащея обратился к Журавлю на чистейшем мандарине, то брюзгливый ответ последнего был на не менее чистом русском.

Некоторое время они молчали, наблюдая за очередным боем. В полуфинале столкнулись две девушки, каждая из которых по-своему запомнилась зрителям. Одна из них, русоволосая француженка, из кожи вон лезла в каждом бою, используя совершенно всё, чтобы победить соперницу. Она поливала их бранью, использовала грязные удары, постоянно пыталась вывести из равновесия, а когда не получалось — то демонстрировала очень занятные ударные техники, не столько причиняющие урон здоровью, сколько выводящие из равновесия. Ки у девчонки было в десять раз больше, чем у половины из присутствующих здесь мастеров. Вторая, черноволосая помесь японских и китайских кровей, демонстрировала совершенно безынтересный присутствующим навык рукопашных боев, с легкостью уложив большинство своих соперниц без каких-либо техник. Она лишь изредка била чуть ли не сырой силой, демонстрируя очень низкий потенциал. Этого более чем хватало, чтобы втаптывать соперниц в пыль одну за другой, но при этом было совершенно неинтересно зрителям.

Вот и сейчас француженка бегала по всей арене от неумолимо следующей за ней азиатской девицей, определенно опасаясь, что та пройдется по ней катком, если догонит.

— Заманивает, — опытно и чуть азартно определил русский, — Хочет показать себя.

— Напомнишь, когда последнюю из этих батареек принимали? — буркнул глава рода Квен.

— Юность полна несообразных мечтаний, — улыбка на костлявом лице Сына Кащея показалась бы кошмарной обычному человеку.

Всем зрителям было плевать, как себя показывают эти юные девочки. Что они умеют, что могут, к чему стремятся. Шестнадцать-восемнадцать лет — отличный возраст для деторождения, но совершенная старость для начала истинного владения боевым искусством, а зачем в роду… или подле него — неумехи? Здоровье и сила источника, больше глав родов не интересует ничего, а сам этот конкурс является лишь возможностью оценить пиковые выбросы Ки. Пусть даже кто-то и выбыл в первых же битвах, но это ничуть не скажется на интересе к ним. Однако, всем нужен стимул, поэтому конкурсанткам лгут, что от них что-то зависит.

Но это очень невинная ложь, помогающая старым родам собирать и контролировать этих дев со всего света. Свобода до зрелости, искусственное оплодотворение, пенсия отработавшим свое — всё это куда менее затратно, чем ранее, когда приходилось мало того, что похищать «яркоглазых», так еще и насиловать их, а затем держать месяцами в плену, пока не родят. Это ведь не просто жестоко и неудобно, так еще и отпугивает других детишек вкушать Снадобье. Сколько войн было ранее за подходящую утробу…