— Социальный кредит? — выдвинул следующее предложение я.
— Что ты под этим имеешь в виду? — недопонял меня собеседник.
— Мы буквально создаем проект под курированием Специального Комитета, — попробовал объяснить я, — Делаем общественно-полезное дело. Так нельзя ли…
Действительно, такой момент был. Дети Коджима Котару «точили зубы», их модели получали бесплатную практику, Хигу Годаэмон вовсю сверкал авторитетом, не ломая лишних конечностей, а Тануки Ойя воплощал то, что воплотить хотел. Но репутационные «плюшки» получал именно Специальный Комитет. Представители которого, как мне сразу начали плакаться, штурмуют мозг Тануки Ойи ежедневно, пытаясь пропихнуть в проект свои инициативы, причем, временами, кардинально идиотские.
— Ублюдки, — плакался он, — Не представляешь, как они тратят моё время! О, от тебя подхватил… нет, ну правда же!
— Хм, — задумался я вслух, — А у меня есть документы внештатного сотрудника Специального Комитета. С довольно неплохими полномочия…
— Повтори, что ты сказал? — тон Тануки изменился на хищный.
Я повторил. Некто небольшой, но очень темпераментный тут же воспылал неодолимым желанием увидеть Акиру Кирью во плоти. Тот отказался, мотивируя это избитостью организма. Ни грамма не смущенный престидижитатор напросился в гости. Получил согласие и адрес, прозвучавшие, казалось, когда он уже был в движении.
Когда в квартире появились русские и якудза, там уже был его величество Тануки Ойя, и он был громок как колокол победы и экспрессивен как итальянец под кокаином. Выражение лица Сахаровой, когда она увидела этого человека, отправилось в анналы моей памяти с пометкой «забавно». Тем не менее, если не отвлекаться от дела, то у нас с Тануки созрел собственный, довольно коварный план, в котором определенную помощь окажут другие бумаги, лежавшие у меня под подписью Шираиши Айки, покойного руководителя токийского отдела по делам несовершеннолетних специальных граждан.
Затем, спустя некоторое время, полное грохота и экспрессий, японцы покинули мое жилище, оставив нас с Леной вдвоем. Та, слегка оглушенная происходящим, растерянно смотрела на свою комнату, чересчур забитую барахлом, натащенным ей от широты души.
— Потом расставишься, идём, — позвал я её, — Время работать.
— Работ… это был Тануки, да? Наш… наша…? — запинаясь, попыталась она высказать свои недооформленные мысли.
— Нет, не наша, — всё-таки русский язык мне нравится, — Он не цель, а средство. Далеко не единственное, если так подумать. К тому же, он мне полезен. Идем поищем нам наркомана.
В Японии наркотики не популярны, здесь не так много любителей упороться, как в других странах, а, кроме того, это дорого и рискованно. Тем не менее, свинья везде грязь найдет, а нам нужна была не просто уличная свинья, а опытная, прожженная, ориентирующаяся во всем этом деле. Искать такую нужно было довольно глубоко в даркнете на форумах этих наркоманских сомелье, обменивающихся опытом своих сомнительных коктейлей.
— Смотри, у них даже отдел есть, на котором провожают отъехавших и севших добрыми словами! — поразилась русская, погрузившаяся со мной в виртуальную среду человеческих отбросов, — И даже тех, кто попал в психушку!
— Нет такой мерзости, которую не простил бы себе человек. Если захочет, — коротко отозвался я, — Читаем, ищи тех, у кого большой рейтинг или много сообщений. В идеале и то, и другое. Записывай аккаунты с данными в отдельный файл.
— Может, с Барановым выйти на связь? — задумчиво протянула русская.
— Его японский не настолько хорош, а кроме этого, мы ему поручим отслеживать интересантов, — не согласился я, — Сейчас трое есть — уже много для нас.
Скоро домой вернулась Мана. Увидев, что мы заняты, моя жена хотела уйти, чтобы не мешать, но я, вспомнив об одном небольшом деле, попросил её с ним помочь, пока всё равно сижу за компьютером. Вернувшись через минуту, вооруженная щипчиками, она принялась неловко, но довольно аккуратно снимать мне швы с пары уже почти заживших ран. Один удар Джотаро вчера пришелся как раз по больному месту и швы слегка надрезали мясо. Теперь всё это дело кровило и опухало, но это я планировал исправить чуть позже, своими методами. Мана протерла пораженное место чистым спиртом, а затем, подув для просушки, прилепила сверху широкий пластырь.
— Ужас какой, — тут же прокомментировала её действия Сахарова, — Мне в больницу хочется от одного только вида всего этого.
— Не переживай, скоро мы это поправим, — отозвался я, — Здоровый образ жизни перестанет быть тем, что ты можешь игнорировать.
Ну да, пробежки-то сегодня не было. Сейчас будет.
— Эй, давайте с утра, как обещали! — тут же забоялась Сахарова и… в общем-то, правильно сделала, но тут сыграл случай. У неё, как оказалось, не было спортивного костюма и нормальных кроссовок, так что я попросту отправил их вдвоем в магазин, наказав купить сразу три.
— Зачем т-три…? — испуганно возмутилась русская.
— Понадобятся, — тихо, но очень уверенно пообещала ей Мана, ласково улыбаясь.
Вкусный домашний ужин, сделанный из первоклассных продуктов, игра в приставку и пара комедийных шоу впоследствии притупили опасения русской, так что она вполне спокойно заснула… и была поднята бодрым, уже практически здоровым мной в пять утра. Точнее, мне пришлось утащить это мычащее тело в душ, а там, включив холодную воду, будить. То, что Сахарова спала провокационно голой, никак не подействовало ни на меня, ни на Ману, наблюдавшую за экзекуцией.
Дальнейший опыт показал, что природа была к русской благосклонна, но та не ответила ей взаимностью. Физические показатели рыжей находились на отметке «обнять и заплакать», она была слабее и дохлее среднего японского школьника или даже школьницы. К началу пробежки, то есть, уже метров через двести пятьдесят, Елена Сахарова представляла из себя жалкое задыхающееся зрелище, пытающееся не отдать концы.
Отдых, по новой. Отдых, по новой. Домой мы притащили умирающую тряпочку, которую Мане пришлось кормить с ложечки.
— Не годится, — постановил я, — Нужно заказать беговую дорожку. Будет бегать чаще, но меньше. На первое время.
«Тряпочка» подавилась рисом.
Затем мы ушли в школу. Честно говоря, я уже рассматривал это учебное заведение как обузу, в которой отсутствует какой-либо смысл. Качественно выстроенные одноклассники и прочие школьники, убедившись, что наша компания не причиняет им каких-либо неудобств, начали полностью нас игнорировать, как и задумывалось изначально. Что делать с самой этой тратой времени, я себе не представлял. Будь вопрос только в Мане, то мы могли бы найти какой-то компромисс с директором, позволяющий девушке закончить досрочно, а остаток времени готовиться к университету, но ей это не было нужно, а мне высшее учебное заведение было не положено.
Вот такая вот дилемма, с которой я, недолго думая, пошёл к Тадамори Изао, директору школы. Видеть он меня был совершенно не рад, а слышать так тем более, потому что говорил я прямо и без обиняков вещи, категорически неприятные и противоестественные для государственного служащего на посту директора школы.
— Кирью-кун, я очень надеюсь, что мой подробный ответ на твои вопросы будет достаточным, чтобы ты больше не приходил в мой кабинет, так что слушай, — довольно грубо начал он, когда я закончил свои выкладки, — Система обучения, как и социальная составляющая этой страны, не рассчитаны на исключения. Да, я вполне верю твоим словам, что ты прямо сейчас, не выходя из этого кабинета, можешь сдать выпускные экзамены в три четверти вузов Токио, но… это никого не волнует, тем более — на системном уровне…
— Я понимаю…
— Нет, не понимаешь, — немолодой человек глубоко вздохнул, кладя руки перед собой на стол, — Прекрасно понимаю твои затруднение и желание избавиться от «обузы», как бы это обидно не звучало, но, даже наступив на горло собственным интересам и потребностям школы, я не могу тебе посоветовать её просто… бросить. Подобный шаг решил бы твои затруднения, и мы ничего бы с ним не могли сделать, но видишь ли — ты уже публичное лицо. Даже я, скромный директор школы, не один и не два раза слышал твоё имя с экрана телевизора. Бросив тратить время здесь, ты получишь повод к колоссальному недопониманию с обычными японцами на всю жизнь. Чем это чревато — догадаешься сам. Мне можно вернуться к работе?
