Цитата: «Не успели антропологи приступить к наблюдениям в парке Салонга, как грянула новая напасть. Гражданская война кончилась, но у населения осталось огромное количество огнестрельного оружия, из которого надо же в кого-то стрелять. Поднялась небывалая волна браконьерства, вошла в моду торговля мясом диких животных, в том числе обезьян. Браконьеры не ограничились отстрелом животных в парке Салонга: они стали грабить и уничтожать имущество национального парка и вынудили многих сотрудников и охранников спасаться бегством.
Эрикссон в это время занимался в Лейпциге анализом ДНК из фекалий бонобо. Вернувшись в Конго, антрополог счел невозможным в создавшейся обстановке продолжать научные изыскания. Все свои силы он бросил на организацию вооруженного отпора бандитам. Снова ему помогло знание местного языка и психологии — по его словам, в глазах местных жителей европеец, говорящий на их языке и глубоко понимающий их проблемы, обладает большим авторитетом. Ему удалось поднять оставшихся в парке егерей и часть сельских жителей на борьбу с браконьерами. В настоящее время шведский антрополог Йонас Эрикссон лично патрулирует экваториальные леса Республики Конго с автоматом Калашникова в руках, пытаясь спасти один вид высших приматов, самый миролюбивый, от другого, самого агрессивного» (Nature. 2007. V. 447. P. 635–636, пер. А. Маркова).
Эрикссон, хотя и занимается обезьянами (а возможно, именно поэтому), несомненный гуманист, защитник слабых. Так что у двух разумов есть надежда на мирный исход сосуществования — при условии, что один из представителей этой пары слаб и зависим, а другой — силен и благороден. Будем надеяться, что все человечество в любых обстоятельствах, при столкновениях с любым возможным партнером выберет для себя судьбу второго элемента этой пары.
«Мы» и «Они»
Этот материал представляет собой развернутую версию доклада на последнем «Портале». Когда я его готовила, то не предполагала, что столько народу будет просить «распечатку», которой у меня не было (только тезисы). Поэтому и появилась идея расширить текст доклада и превратить его в статью. Дополнительная проблема состояла в том, что сходный материал у меня прошел в 2004 году в журнале «Если» (и даже завоевал приз читательских симпатий). Поэтому я постараюсь не повторяться, и рассказать здесь не столько о земных аналогах фантастических существ (как в «еслевской» статье), сколько о самых распространенных идеях, которые используют фантасты, когда речь заходит о биологии в самых разных ее аспектах — от зоологии до молекулярной генетики. Но некоторых повторений все же избежать не удастся, поскольку необходимо напомнить читателю, «с чего все начиналось».
Фантастическую биологию изобрел Уэллс, который, изучал биологию реальную под руководством знаменитого Томаса Гексли, горячего сторонника теории Дарвина, блестящего теоретика и великолепного лектора. Поэтому находки Уэллса в области фантастической биологии до сих пор остаются классическими.
Кажется, Гейне говорил, что первый, кто сравнил женщину с цветком, был поэтом, второй же, воспользовавшийся этим сравнением — обыкновенным болваном. Но идеи Уэллса до сих пор кочуют из книги в книгу, а позже — из фильма в фильм, нисколько не подрывая авторитета ни очередного автора, ни очередного режиссера. В чем же загадка?
Уэллсовские марсиане — воплощение всего самого омерзительного, что может представить себе «средний» человек. Это — мерзкие спрутоподобные существа, большеголовые, безгубые, скользкие, да вдобавок еще и питающиеся человеческой кровью.
Давайте разберемся, что же в них все-таки такого ужасного.
Большая голова и хилое тело по мнению тогдашних ученых — непременный атрибут «человека будущего». Еще бы — интеллектуальная нагрузка на протяжение истории человечества увеличивается, а физическая — уменьшается. За тех же марсиан все делают машины — они и носят их на себе, и сражаются. Марсианам остается только нажимать на кнопки. Зубы, как полагали ученые, у человека будущего тоже исчезнут. Ведь вместо грубой пищи для мышц, он будет потреблять питательные растворы для улучшения деятельности мозга… Кишечник укоротится, а то и вовсе исчезнет, тело станет маленьким и хилым… в общем, все по науке…
Но… марсиане, напомню, питаются человеческой кровью. А кровь, как говаривал Мефистофель, «совсем особый сок». Кровь — жидкость мистическая, с ней связана жизненная сила, сама сущность человека, его душа. Недаром договоры с дьяволом подписывались кровью. Колдуны, заполучившие капельку крови жертвы, заполучают жертву целиком. Вампир, насосавшийся крови, превращает жертву в вампира. Марсиане, пьющие человеческую кровь уже не просто чуждые существа — они воплощение дьявола!
Спрут — животное морское, а вода издавна казалась человеку враждебной стихией. В мифологии вода и водные божества выступают как темная грозная сила, несущая смерть и разрушение. Поэтому со спрутами на протяжении истории человечества связано множество легенд, одна из которых как раз и заключается в том, что они… пьют кровь своих жертв! Вот, например, как описывает спрута в «Тружениках моря» Виктор Гюго:
«Множеством гнусных ртов приникает к вам эта тварь: гидра срастается с человеком, человек сливается с гидрой. Вы одно целое с нею. Вы — пленник этого воплощенного кошмара. Тигр может сожрать вас, осьминог — страшно подумать! — высасывает вас. Он тянет вас к себе, вбирает, и вы — связанный, склеенный этой живой слизью, беспомощный, чувствуете, как медленно переливаетесь в страшный мешок — в это чудовище.
Ужасно быть съеденным заживо, но есть нечто еще более неописуемое — быть заживо выпитым!»
Вот такая жуткая история, не имеющая, впрочем, ничего общего с действительностью. А теперь давайте вспомним, сколько раз фигурировали в научно-фантастических произведениях малоприятные осьминоги. Ну, конечно, в подводной эпопее Жюля Верна, где на «Наутилус» напали полчища спрутов (вероятнее всего, все же не осьминогов, а гигантских кальмаров). Но ведь и век спустя у Аскольда Якубовского в рассказе «Мефисто» (1972) и у Сергея Павлова в повести «Океанавты» (1968) спруты выступили в своей традиционной жуткой роли. Последние два автора прекрасно знали, что осьминоги в общем-то безвредны. Но оба не могли устоять перед образом «подводного кошмара». Кстати, у обоих этих авторов осьминоги не просто тупые животные — и Павлов, и Якубовский «подсадили» в тело осьминога человеческий интеллект. Что вновь возвращает нас к идее о могучем разуме в нечеловеческом теле. Кстати, сами по себе осьминоги обладают довольно сложными рефлексами, но, видимо, недостаточно сложными, чтобы как следует напугать читателя.
Наши предки — приматы — инстинктивно боятся и ненавидят змей и пауков (в Африке, на прародине человека пауки ядовиты). А значит, и для нас эти создания будут инстинктивно неприятны и омерзительны. Вот отсюда и берут свое начало и люди-змеи Роберта Говарда, и все многочисленные рептильные и паукообразные инопланетяне, омерзительные и снаружи и внутри, в том числе и толкиновские Унголиат и Шелоб. Кстати, наружное пищеварение, столь драматично приписанное Виктором Гюго спрутам, характерно, как раз для пауков — Гюго в своей ненависти к головоногим неосознанно создал омерзительнейший, типично инопланетный гибрид спрута и паука…
Вторая неотразимая уэллсовская модель — насекомоподобные селениты из «Первых людей на луне» (1901) сотворены по образу и подобию общественных насекомых; четкое разделение по биологическим функциям и пренебрежение к жизни индивида ради блага рода…
Нам эти насекомые непонятны и малоприятны, поскольку ученые до сих пор не уверены, обладают ли отдельные особи столь сложных сообществ собственной индивидуальностью. Уж слишком эта модель напоминает «мечту диктатора», идеал любого тоталитарного режима, где каждый знает свое место и не мыслит себя вне общества.
