– О ком ты? – непонимающе спросил старик.

– О Жюве!

– Что? Жюв работает в Руайяль-Паласе?!

– Да! Я не мог ошибиться!

– Интересно… – пробормотал Ромбер. – Продолжай! Он тебя не узнал?

– Не знаю. Но сегодня за ужином, прикидываясь новичком, он учинил мне настоящий допрос, и Бог его знает, какие сделал выводы.

Мало того, часа два назад он зашел в мою комнату угостить сигаретой, долго нес какую-то чепуху насчет любви при полной луне, а потом полез обниматься. Испугавшись, что он почувствует у меня под платьем мускулы или… ну, что-нибудь еще, я ударил его. А он поскользнулся и ударился головой о тумбочку. Да так и остался лежать. А я совсем потерял голову и сбежал…

Глаза Этьена Ромбера расширились.

– Боже правый! – тихо произнес он. – Неужели ты убил полицейского?

Юноша опустил глаза и прошептал:

– Не знаю, отец…

…Больше получаса Шарлю пришлось ждать отца в одиночестве, заперевшись в кабинете. Наконец Этьен Ромбер вернулся. Он выглядел изможденным и постаревшим. В руке его был объемистый пакет.

– Держи, – негромко сказал он. – Тут мужская одежда и деньги. И постарайся исчезнуть…

Глава 15

ЗАГОВОР СУМАСШЕДШЕЙ

Жорж Самбадель осторожно постучал своей новой пенковой трубкой по мраморной каминной плите, вытряхнул пепел и с удовлетворением посмотрел на потемневший черенок. Не каждому удается так искусно обкуривать трубки! Затем он повернулся к своему коллеге и сказал:

– Послушай, старина Перре! Конечно, здесь не так уж плохо работать, но ей-богу, даже когда я проходил практику в больнице для бедных, не говоря уже о госпитале в Божоне, весь персонал питался куда лучше. Не то чтобы все набивали животы до отвала, просто еда была качественней. Все потому, что директора там предпочитают закрывать глаза на некоторые наши вольности.

Перре кивнул:

– О чем говорить! Конечно, в обычных больницах жратва получше, и именно по этой причине. В иных случается полакомиться даже шампанским, которое родственники приносят больным! А тут…

…Когда доктор Бирон основал в Пасси лечебницу, предназначенную, как сообщали рекламные проспекты, для людей переутомленных, чересчур возбудимых, подверженных срывам, а проще говоря, для госпитализации пациентов с психическими отклонениями, он принял меры, чтобы его заведение считалось солидным, профессиональным предприятием. Любой, поступавший к нему на работу, должен был быть если не профессиональным психиатром, то хотя бы иметь за плечами практику в одной из специализированных лечебниц. Таким образом, больница теперь имела прекрасную репутацию и процветала…

…Самбадель продолжал:

– Согласен, у нас не простая клиника, тут нужна строгая дисциплина. Но ведь администрация установила правила, как в лепрозории! Да еще делает из нас мальчиков на побегушках. Больница есть больница, и в ней должно быть разделение труда, как и везде – одни работают в кабинетах, другие в лабораториях, третьи в палатах… Так нет же, изволь быть в каждой бочке затычкой! Мы ведь дипломированные медики, должны заниматься своим делом.

Перре примирительно улыбнулся:

– Полно, старина! Мы-то как раз здесь не в кегли играем…

– А я вовсе и не говорю, будто от нас нет никакого проку! – возразил Самбадель. – Но в сутках, дорогой мой, всего двадцать четыре часа, и ни секундой больше. Мы же с тобой целыми днями ухаживаем за больными, вытираем им носы, укладываем в постельки, а потом еще остается целый ворох разных бумаг, которые нужно приводить в порядок!

– Да плюнь ты! – лениво проговорил Перре. – Кому нужны эти бумажки… Хочешь, я лучше подкину тебе интересный материал для твоей брошюры о психических отклонениях? Очень любопытный случай. Некая Ромбер. У меня в отделении она под номером двадцать семь. Красивая сорокалетняя дама, к счастью, не буйная. Классический случай мании преследования!

Самбадель наморщил лоб:

– Кажется, я читал ее историю болезни… По-моему, ничего особенного… Назначена обычная терапия, отдых и усиленное питание…

– Ага, значит, помнишь! Кстати, это жена очень известного коммерсанта.

– Да, теперь я вспомнил. Действительно, красивая женщина. Так что она?

Перре закурил:

– Ну слушай. Когда ее перевели в мое отделение, проще сказать, что твои эскулапы перекинули ее ко мне, решив, что с ней «ничего особенного», диагноз оказался весьма серьезный, да и прогноз на будущее пренеприятный. Я даже думал, что это неизлечимо.

– Так уж и неизлечимо… – недоверчиво протянул его собеседник.

– Говорю тебе, все было очень худо! Но, к моему удивлению, она быстро пошла на поправку.

– Как с реакциями?

– Почти все в норме. Кое-какие следы мании остаются, но в целом сознание прояснилось. Ну, ты знаешь, как это бывает – воспоминания о критическом состоянии остаются, но сам кризис миновал.

Самбадель улыбнулся:

– Вот ради этого и стоит быть врачом. До чего приятно видеть, как человек просто заново рождается. Чувствуешь, что не зря живешь на свете!

Перре оторвался от рецепта, который он выписывал, и подмигнул коллеге:

– Вот именно, старина! А ведь мания преследования – вещь, с которой не шутят. Как раз сегодня собирался написать мсье Ромберу, ее мужу. Мое предыдущее письмо, видимо, не дошло – он так и не ответил. Впрочем, это и к лучшему. Тогда я сообщил, что состояние мадам не позволяет надеяться на скорое выздоровление. Зато теперь можно порадовать мужа. Его жену вполне уже можно переводить в отделение для выздоравливающих, а по нашим дурацким правилам для этого необходимо его разрешение. Глупо, правда? Я вижу, что женщина уже почти здорова, но не могу сам принять решение.

Самбадель расхохотался:

– Только не торопитесь радовать нашего почтенного директора, коллега! Вполне возможно, что этот Ромбер пожелает забрать жену домой, а перспектива потерять выгодного клиента вряд ли вызовет у старика восторг!

– Не говори! – согласился его собеседник. – Просто парадокс – наш Бирон все свое время тратит на то, чтобы выхаживать больных, а потом сам же кусает себе локти, когда они выздоравливают и покидают его.

Довольный своим остроумным выводом, Перре на несколько минут углубился в заполнение бумаг. В комнате слышался только скрип пера.

Тут дверь раскрылась, и на пороге появился санитар. Он положил на стол объемистую пачку писем:

– Утренняя почта, мсье Перре.

Доктор отодвинул в сторону перекидной календарь, на котором были обозначены намеченные на сегодня мероприятия, и принялся разбирать письма.

– Одни только служебные послания, – ответил он на вопросительный взгляд Самбаделя. – Увы, мой друг, можешь погружаться в траур. Похоже, сегодня ты не получишь того голубого конвертика, который способен хоть ненадолго менять к лучшему твой скверный характер. Впрочем, попробую поднять тебе настроение. Сегодня приезжает Свилдинг!

– Профессор из Дании? Разве сегодня?

– По-моему, да.

– А что он из себя представляет?

– Ну знаешь… – Перре покрутил пальцами, – из тех ученых, которым не удалось сделать карьеру в собственной стране, и они отправляются поражать воображение иностранцев. Хотя у себя он публиковался.

– Давно?

– Не знаю. Но в письме он упоминал о своей книге. Как ее… «Клинические исследования по идеонтологии сверхвпечатлительных индивидуумов». Громко сказано, верно? А ведь, небось, страниц двадцать пять, не больше…

Оба рассмеялись.

– …Послушайте, мадемуазель Люси! – возмущенно восклицал Перре. – Извольте немедленно убрать отсюда эту кучу грязного белья. Как-никак, у нас сегодня гость. Да к тому же иностранец!

– Вот и сидел бы себе в своей Дании, – пробурчала санитарка. – Чего сюда-то переться?