– Так ты и не посидишь с нами? – разочарованно вздохнул бородач.

Антон лишь развел руками и решительно встал, отчего в голове снова закружился горячий вихрь.

Но он быстро справился с собой и шагнул к выходу.

* * *

Когда побитый, много раз перекрашенный пикап добрался до поворота на Кольцово, было уже совсем темно. Водитель уважительно хмыкнул, принимая от Антона три бумажки по десять рублей. Дальше Антон пошел пешком.

Вокруг стояли огромные темные деревья, и их тихий шорох был похож на крадущиеся отовсюду шаги. Но у Антона не было и тени страха в душе. Все страшное, как он считал, кончилось.

Через некоторое время в темноте блеснула цепочка электрических огней. База была уже недалеко. Антон ускорил шаг, хотя это было непросто. Он чувствовал себя до крайности разбитым и ни на что не годным. Он хотел то есть, то спать, то окунуться в холодную воду, то, наоборот, посидеть в теплой ванне...

Подойдя к воротам, он несколько раз ударил по ним ногой. Навстречу вышел охранник, что-то сказал, потом появился Сергеев и еще кто-то, все непрерывно говорили, бегали вокруг, хватали за локти, куда-то тащили. До Антона доносились только обрывки фраз: «Наконец-то... Последний пришел... Предупредите врача... Откройте столовую...»

Антон не пытался что-то понять, кроме одного – все хорошо. Теперь уже все хорошо.

Врач помог ему раздеться, усадил в кресло-каталку, ощупал кости, задал несколько вопросов. Потом выкатил из кладовой высокий серебристый шкаф на колесиках и с блестящей табличкой «НЕЙРОС». Он надел Антону на голову широкий мягкий обруч, закрепил электроды, включил питание. Все то время, пока работал нейростимулятор, Антон не чувствовал ни боли, ни усталости. Он летел далеко за облаками, где никто не мог его достать и сделать плохо. Голова все раздувалась и раздувалась, пока не стала размером с воздушный шар. Наконец она отделилась от тела и поплыла сама по себе. Антон чувствовал, как сверху ее греет солнце, с боков холодят влажные облака, а снизу клюют и царапают коготками птицы...

Но потом этот полет начал утомлять. Голова стала тяжелеть, уменьшаться в размерах и тянуть к земле. Разреженный небесный воздух уже не давал вволю надышаться...

Врач наконец хлопнул Антона по плечу, вырывая из искусственного волшебного мира обратно в кабинет. Антон первым делом машинально ощупал голову. С ней все было в порядке.

– Как теперь? – поинтересовался врач.

– Голова уже не болит... – ответил Антон, прислушиваясь к себе. – Так, качает немного. И в сон клонит.

– Спать сразу после сеанса ты не сможешь. Советую просто полежать или посидеть – как хочешь. Старайся только не делать резких движений, поменьше трястись или наклоняться. Завтра повторим сеанс, и все будет в порядке. Дойдешь сам или проводить?

– Спасибо, я сам.

Антон вышел и остановился на крыльце, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Впереди послышался треск веток, кусты раздвинулись, и свет упал на взлохмаченную голову Сержанта.

– Живой? – поинтересовался он. – Мы с обеда гадаем, куда ты запропастился.

Антон понял: Сержанту неловко за тот разговор, что состоялся между ними перед расставанием. Похоже, все это время он считал, что с Антоном случилось что-то серьезное, и винил в этом себя.

– Все нормально, – сказал он.

– Ну, пойдем к нашим. Расскажешь...

Сержант повел Антона вдоль забора, и через несколько минут впереди блеснул небольшой электрический огонек. Команда расположилась прямо на траве среди кустарника, под висевшим на ветке фонариком. Антон увидел почти пустую бутылку и несколько пластиковых стаканчиков. Здесь же стояла жестяная банка с нарезанной ветчиной и несколько кусочков хлеба.

– Присаживайся, – пригласил Самурай. – «Фестиваля» на этот раз не будет, поэтому мы тут сами кое-что организовали. Налейте ему...

Пить Антон не стал, вместо этого он сделал себе бутерброд. Пожевал без особого аппетита, потом начал рассказывать. Его выслушали молча, не перебивая. Только в самом конце Самурай поинтересовался, не мог ли тот парень с фотоаппаратом запечатлеть его в момент угона. Антон ответил, что ничего такого не заметил.

– Ну, не ты один с таким шумом уходил, – сообщил Обжора. – Нам всем тоже пришлось попрыгать.

– Ладно, давайте стресс снимать. – Печеный достал откуда-то из-за спины еще одну бутылку. – Обжора молодец, постарался. Пока мы сломя голову драпали, он умудрился выпивки достать.

– А что, зря, что ли, на свободе оказался. Грех было не попользоваться.

– Сволочи! – высказал Гоблин. – Такое дело сделали – и сидим, как туристы, – празднуем, называется. Да нам за такую операцию должны «фестиваль» на целую неделю закатить.

– Нам за такую операцию, – тихо сказал Самурай, – нужно головы открутить. Какие уж там «фестивали»... Могу поспорить, у каждого патруля в городе уже есть наши фотороботы. Только высунься – больше трех шагов не пройдешь.

– Все равно я не согласен, – продолжал капризничать Гоблин. – Сколько мы тут уже паримся безвылазно? У меня все надежды были на этот день, думал, хоть душу отведем.

– Сергеев тоже думал, что мы чисто сработаем. А мы полгорода на уши подняли. Так что придется нам потерпеть без «фестивалей».

– Да успокойтесь вы... – хмуро проговорил Сержант. – Все будет потом. Дайте шум уляжется, а тогда уж... Давайте пить.

Ноздрей Антона вдруг коснулся запах спиртного, и его вновь посетил приступ тошноты. Он даже схватился за ветку куста, чтобы подняться и отойти в сторону.

– Ты чего? – удивился Сержант. – Спать, что ли, пошел?

– Да нет... – Антон глубоко вздохнул и унял позывы желудка. – Мутит что-то. Врач сказал, сотрясение.

– Ну так иди поспи.

– Нет, спать пока не тянет. Посижу еще с вами.

– Завтра все выспимся, – пообещал Самурай. – Никаких занятий не будет, можем дрыхнуть хоть до вечера. Гуляем, короче...

– Тоже мне, «гулянка», – не унимался Гоблин. – Вон где ребята гулять умеют, – он ткнул пальцем в забор, за которым располагалась основная база оперативного отряда. – Чего хотят, то и делают. Я раз видел, они даже баб сюда возят.

– Остынь, Гоблин, – с раздражением посоветовал Печеный. – Что-то ты сегодня очень нервный. Ну, сорвали мы операцию. И что теперь – каждый будет хныкать и жаловаться?

– Да ты вспомни, кто сорвал-то! – вскинулся Гоблин. – Чей пистолетик-то на дорогу упал, а?

– Кончайте! – прикрикнул Самурай. – Все хороши. Просто думать надо в следующий раз.

Гоблин сразу как-то обмяк и успокоился.

– Да ладно... – он сокрушенно покачал головой. – Собаку жалко. Пришлось пристрелить, там... Знаете, здоровая такая лохматая колли – как медведь!

– Да, собачку жалко, – присоединился Обжора. – А жалеть ее никак нельзя было – она нас первая учуяла. Не то что эти дуболомы из охраны.

– А человечка вам не жалко? – усмехнулся Печеный.

– Какого? – удивился Гоблин.

– Уже забыл? Того, которого ты сегодня грохнул.

– Никого я сегодня не грохнул, – заявил Гоблин, обведя всех своими покрасневшими, уже пьяными глазами. – Я просто поразил цель. Понимать надо разницу.

– И в чем разница?

– Убивает тот, кто принимает решение, – тихо сказал Самурай. – А снайпер – просто инструмент.

– Я – как кирпич, которым проломили голову, – доверительно признался Гоблин. – Кирпич ведь не виноват?

Все усмехнулись, соглашаясь с метким сравнением.

Антону вдруг стало противно слушать, как эти люди изощряют свою фантазию в попытках оправдаться друг перед другом. Ему не хотелось влезать в этот разговор, но он все же не выдержал.

– А если мы все не виноваты, – сказал он, – тогда чего же мы прячемся? Пойдемте за ворота, погуляем по городу. Если поймают, скажем, не мы решение принимали.

– Ты чего это? – удивленно проговорил Сержант.

– А ничего! Если уж мы сегодня сделали дело, то нечего придумывать и называть себя инструментами. Гоблин – убийца, а не инструмент. И мы все – точно такие же!