Антона разморило, и ему тоже захотелось выпить. Но пить было нельзя, поэтому, чтобы не вводить себя в искушение, он первым отправился спать.

Он отключился, едва лишь натянув одеяло. Ночь прошла, как полет в пустоте, ни один сон не успел побеспокоить Антона. Но рано утром это состояние было прервано осторожным стуком в дверь. Антон разлепил глаза и услышал вкрадчивый голос Обжоры:

– Гоблин не заходил?

– Делать нам нечего, как за Гоблином следить, – проворчал Сержант и перевернулся на другой бок.

– Нет, ну, я думал, вдруг заходил, – растерянно проговорил Обжора, прикрывая дверь.

Антон полежал немного, слушая, как на улице потихоньку начинают свой рабочий день лесные птицы. Глаза сами собой закрылись, и он вновь провалился. На этот раз сон был неглубоким и беспокойным – все время казалось, что надо вскакивать и куда-то бежать.

Наконец Антон встал. Самочувствие было паршивым – слегка побаливала голова, руки и ноги отваливались, а вчерашние ссадины горели, как маленькие вулканы.

Несколько минут он сидел на кровати, мечтая, как здорово было бы сейчас проснуться не здесь, а у себя дома, раздвинуть шторы, поставить кофе, включить музыку...

Но вместо музыки он услышал топот на крыльце, а затем в комнату ворвался Сержант.

– Пошли, Сергеев всех собирает! – крикнул он. – Злой, как собака. Вроде что-то случилось.

Антон поспешно натянул форму и выскочил на улицу.

Все уже были в столовой. Все, кроме Гоблина. Сергеев нервно ходил из угла в угол, размахивая своей тросточкой, и ни на кого не глядел. Антон еще ни разу не видел его таким – всегда спокойный начальник базы сейчас выглядел взбешенным, лицо его иногда искажалось злой гримасой.

Наконец он остановился, уперев руки в стол, и быстро оглядел собравшихся. Чувствовалось, что он хочет сказать что-то серьезное, но не может подобрать подходящие слова. Такие, чтобы важность сказанного дошла до каждого.

– Ну, что? – выдавил он наконец. – Поздравляю – дождались. Сегодня ночью ваш друг и товарищ, известный под псевдонимом «Гоблин», сдал нас всех с потрохами.

Никто не пошевелился и не произнес ни слова. Сказанное Сергеевым ничего не объясняло, а потому казалось пока просто набором устрашающих слов.

– Сегодня ночью, – продолжал Сергеев, – Гоблин самовольно покинул территорию базы и добрался до города. Около часа ночи он совершил вооруженное нападение на круглосуточную аптеку и забрал из кассы сто двадцать рублей выручки, с которыми отправился в ночной клуб «Сирень»...

– Вооруженное? – недоверчиво переспросил Самурай.

– Именно так. Интересуешься, откуда у него оружие? Я отвечу: насколько я понял, это та самая винтовка, с которой он выходил вчера на ликвидацию. – Сергеев в упор посмотрел на Самурая и после этого почти закричал, хлопнув своей палочкой о стол: – Почему не проследили, чтоб он сразу избавился от оружия?!

– Проследили... Он в канал ее бросил, все видели.

– Значит, плохо бросил! А вы плохо проследили! – Сергеев замолчал, глядя в одну точку, потом продолжил: – Это еще не все. Когда Гоблина задерживала милиция, он ранил офицера и убил случайным выстрелом официанта клуба. Тем не менее его задержали. Гоблин к тому времени был сильно пьян и орал на весь ресторанный зал, что завтра все у него в ногах ползать будут, что за него заступится ЭКОПОЛ, что он секретный сотрудник и так далее. Короче, выболтал все. То же самое продолжалось и в отделе, куда его доставили. С той разницей, что там он вспомнил еще и меня, и вас, и еще много интересного. И кстати, уже сегодня в Управление приходили люди в штатском и интересовались полковником Сергеевым. Но это мои проблемы, и я их решу. Гораздо хуже, ребята, ваши дела. Гоблина успели сфотографировать, взять отпечатки пальцев и гаммы запахов. Соображаете?

– Его же крутить начнут! – с ужасом проговорил Печеный.

– Не начнут, – поспешно заверил его Сергеев. – Не начнут, потому что полтора часа назад он убежал из отдела и при этом искалечил сотрудника милицейской конвойной роты. Сейчас он сидит у меня в кабинете, помаленьку трезвеет и ждет, что я с ним сделаю.

Сергеев сделал паузу, успев вопросительно и требовательно посмотреть каждому в глаза.

На его взгляд решился ответить только Самурай.

– И что же? – хрипло спросил он.

– Что? Не понял вопроса.

– Что теперь будет? – охотно уточнил Самурай.

– А вы никто не догадываетесь? Из этой истории я вижу только один выход. Прекратить с сегодняшнего дня деятельность команды, а вас распустить. О нет, я неправильно выразился. Вас – вернуть туда, откуда вы были взяты. Просто отпустить вас я не могу. Ясно?

– Да уж... – тяжело вздохнул кто-то.

– Думаю, у вас появится время обдумать, почему Гоблин так поступил и какого черта вы не смогли его остановить.

– Да чего тут думать? – тихо проговорил Обжора. – Гоблин вчера весь вечер ныл, что остался без «фестиваля». Вот и решил сам себе устроить праздник. Я вчера спать пошел, а он говорит: я еще посижу на воздухе. Потом я заснул и не знал, что он не пришел. Только утром...

– Можешь не оправдываться. Ни хуже, ни лучше себе ты этим не сделаешь. Гоблин уже все решил за вас.

Повисла тишина. Антон понял: хотя Сергеев достаточно ясно указал на дальнейшую судьбу команды, на самом деле ни он сам, ни все остальные на подобный исход не настроены. Иначе не было бы такого бурного излияния чувств. Его догадку тут же подтвердил Самурай.

– Да ладно... – осторожно сказал он. – Так уж сразу команду распускать... Можно ведь что-то и придумать...

– Думайте, – пожал плечами Сергеев. – Я пойду, а вы думайте. Если что-то изобретете – ваше счастье.

Он быстро повернулся и вышел за дверь. Самурай тут же взял инициативу на себя.

– Что будем делать с Гоблином? – мрачно спросил он.

Никто не отвечал. Придумать что-то было просто невозможно, для этого нужно досконально знать весь расклад. Но Самурай, похоже, и не ждал никакого ответа. Он думал сам.

Эту долгую беспомощную паузу вдруг прервал вкрадчивый голос Печеного:

– Да зеленкой его мазать, что тут еще поделаешь...

Антон еще даже не попытался понять смысл этой нелепой фразы, как вдруг тишина в столовой стала какой-то страшной.

Печеный смело посмотрел каждому в лицо.

– Что замолчали? Сами же все понимаете. Только решаете, как поделикатнее сказать.

– Ну, это ты зря, – тихо сказал Обжора. – Я, например, ни о чем таком еще не думаю. Я надеюсь, все обойдется...

– Надеяться поздно, – решительно возразил Самурай. – Сергеев не допустит ни малейшего риска.

– Да почему?! У нас тут риск на каждом шагу! А если б Гоблин не ночью попался, а утром, когда мы с ним в засаде с винтовкой лежали? Там что, риска не было?

– Ну иди, поговори с Сергеевым. Докажи ему, что Гоблин больше так не будет.

– Ах, вот в чем дело...

– А ты что думал? В команде Гоблина оставлять нельзя – это однозначно. А отпускать – хоть в тюрьму, хоть куда – еще хуже. К тому же неизвестно, что он там наболтал. Сергеев, может, только самую малость нам рассказал.

– Ладно, хватит обсуждать, – нетерпеливо оборвал Печеный. – Сколько ни обсуждайте, Гоблина нужно мочить, и нечего тут придумывать. Лучше обсудим, как это сделать.

Антон посмотрел на Печеного и понял причину его нетерпения. А точнее – вспомнил. Печеный был здесь единственным, для которого разрыв контракта означал самое худшее, что можно придумать.

– Короче, так, – быстро заговорил Самурай. – Мочить тоже надо с умом. Судите сами: милиция находит его труп, начинаются заморочки, беготня, экспертиза... Исходная информация у них уже есть: ЭКОПОЛ, полковник Сергеев и так далее. Начинается возня вокруг ЭКОПОЛа, которой Сергеев как раз и не хочет. Потому что любая дурацкая случайность может вылиться в большой шухер.

– А если милиция не находит труп? – резонно возразил Печеный.

– Тогда заводится оперативно-розыскное дело, и начинается та же самая беготня, только искать будут скрывшегося преступника. И случайно пролетающий кирпич мы организовать тоже не можем. Малейший намек на насильственную смерть, и прокуратура не успокоится, пока все не будет проверено до последней ниточки. На этот счет можете мне, как бывшему менту, поверить. Гоблин им достаточно наговорил, чтобы они разглядели в несчастном случае преднамеренное убийство. Как только где-нибудь на дороге найдут его труп с разбитым черепом, вся его болтовня про ЭКОПОЛ предстанет в новом свете. А тщательно все устроить мы не сможем – времени в обрез.