На следующее утро после приключения с персидскими кошками, мускусными крысами, джерсийской коровой и незадачливым взломщиком дети провалялись в постелях до десяти часов, да и тогда встал один лишь Сирил. Но уж он-то позаботился об остальных, так что к половине одиннадцатого все четверо уже были не только умыты и одеты, но и горели желанием готовить завтрак. Как вскоре выяснилось, из-за вчерашних излишеств готовить было нечего — во всем доме не нашлось ничего съестного, кроме нескольких кусочков льда, извлеченных из заиндевелой кладовки.

Пока Сирил, Антея и Джейн охотились за случайно завалявшимися в шкафах и буфетах корочками хлеба, Роберт приготовил слугам небольшой сюрприз. Это была простая, но чрезвычайно эффективная ловушка — миска с водой, пристроенная над дверью прихожей, должна была неминуемо опрокинуться на головы несчастных прогулыпиц, едва они перешагнут порог дома. А потому, как только дети услышали щелканье ключа в замочной скважине и скрип открываемой входной двери, они мигом спрятались в шкафу под лестницей и через некоторе время, к своему вящему удовольствию, услышали плеск воды, звон упавшей миски и крики насмерть перепуганных женщин. Кухарка вопила, что это им наказание за то, что они оставили дом на ночь без присмотра — она, очевидно, полагала, что миски с водой, подобно какому-нибудь злопамятному цветку, сами собой вырастают на дверных косяках оставленных без присмотра домов. Однако отличавшаяся более трезвым и прозаическим умом горничная тут же поняла, что в доме кто-то был — тем более, что это подтверждал полностью сервированный к завтраку стол в детской.

В шкафу под лестницей было очень тесно и к тому же изрядно попахивало керосином, а потому борьба за место у замочной скважины, откуда поступала тонкая струйка воздуха, была неизбежна. Неизбежно было и то. что эта борьба испортила детям все дело — дверца шкафа внезапно отворилась, и Джейн выкатилась к ногам служанок, как футбольный мяч — к ногам иг роков

— Хватит! — твердо сказал Сирил, когда истерика, устроенная кухаркой, немного поулег лась, а запас оскорбительных выражений, употребляемых по отношению к ним горничной, подошел к концу. — Хватит говорить глупости! Мы больше не собираемся их выслушивать. Для этого мы слишком много чего про вас знаем. Будьте добры, приготовьте нам к обеду паточный рулет — на десерт, естественно, — и мы будем держать языки за зубами.

— Знаете что, мистерСирил? — сказала разгневанная горничная, все еще не успевшая снять пальто и шляпку, которая сегодня почему-то сидела у нее более чем обычно на боку. — Не вздумайте запугивать меня, сэр, потому что я от вас этого не потерплю, так и знайте! Вы хотите рассказать вашей мамочке о том, что нас не было ночью? Да ради Бога! Она только пожалеет меня, когда услышит, что на самом-то деле я ходила навещать мою бедную больную тетушку (по мужниной линии, правда, но какая разница?), которая знавала меня еще ребенком и воспитала, как собственную дочь. Да она только похвалит меня за то, что я посреди ночи помчалась к ней, когда у той начались судороги в ногах, а наша замечательная кухарка так волновалась, что не могла отпустить меня одну и что…

— Перестаньте, Элиза! — сказала Антея. — Разве вы не знаете, что ждет на том свете врунов? Если вы сейчас же не исправитесь…

— Это я-то вру, что ли? — вскричала Элиза. — Да я после этого с вами и говорить-то не желаю!

— А как поживает миссис Вигсон? — начал Роберт. — Долго ли вы сидели вчера?

У горничной отвалилась челюсть от удивления.

— Как вам спалось с Марией и Эмили? — спросил Сирил.

— И что говорит по поводу вечеринки миссис Проссер? — добавила Джейн.

— Отставить! — скомандовал Сирил. — Они уже свое получили. А теперь слушайте! — обратился он к двум окаменелостям, которые еще минуту назад были разъяренными женщинами. — Скажем мы про вас родителям или нет, зависит целиком и полностью от вашего дальнейшего поведения. Если вы будете с нами хорошо обращаться, то мы и не причиним вам вреда. И вообще, вам, любезная кухарка, давно следует заняться паточным рулетом, а вам, Элиза, я бы посоветовал как следует прибраться в комнатах, а то, наверное, скучновато бездельничать целыми днями.

Слуги сдались — безоговорочно и навсегда.

— Ничто так не помогает в этих делах, как суровое обращение, — рассуждал Сирил, когда кухарка убрала со стола, и дети остались одни. — Странно, почему это люди постоянно жалуются на слуг? Стоит только найти к ним подход, и они становятся как шелковые. Вот, например, мы теперь вольны делать все, что ни заблагорассудится, и они нам слова против не скажут. А все потому, что мы сломили их мятежный дух. Ну да ладно, давайте полетим куда-нибудь на ковре.

— На вашем месте я бы не стал этого делать, — сказал, позевывая, Феникс. Он только что соскользнул на стол с оконной гардины и теперь отчаянно потягивался, распушив все свои золотые перья. — Накануне я пытался вам кое о чем намекнуть, но из этого ничего не вышло. Что ж, теперь мое уединение подошло к концу, и я могу высказаться открыто.

Он перемахнул на спинку стула и уселся там, покачиваясь взад-вперед, как попугай на насесте.

— Ну а теперь-то в чем еще дело? — раздраженно спросила Антея. Переживания прошлой ночи еще не совсем отпустили ее, и потому она была слегка не в себе. — Какая-нибудь новая неприятность? Нет уж, хватит мне вчерашних кошек! Никуда я с вами не полечу! У меня между прочим, все чулки в дырках.

— В дырках, — повторил Феникс. — Вот как! Ну, и что же ты собираешься с ними делать?

— Как что? — сказала Антея. — Штопать, конечно! Вот сейчас возьму иглу и заштопаю.

Феникс раскрыл и снова сложил свои золотые крылья. Весь его вид выражал крайнее неудовольствие.

— Твои чулки, — сказал он, обращаясь к Антее, — в данный момент не играют никакого значения. Ими ты можешь заняться и позже. А вот ковер… Вы только взгляните на все эти залысины и дыры! На этот потускневший ворс! На этот жестоко разодранный угол! Ковер был вашим самым лучшим другом. Он служил вам верой и правдой, а как вы отблагодарили его за это?

— Милый Феникс! — отвечала Антея. — Прошу тебя, не надо с нами говорить таким ужасным менторским тоном. Такое ощущение, буд то мы сделали что-то оченьи очень нехорошее. Ты же сам знаешь, что это волшебный ковер. И мы ничего особенного с ним не делали — просто загадывали желания.

— Просто загадывали желания, надо же! — угрюмо повторил Феникс. Все перья у него на шее от возмущения встали дыбом. — Но какие желания?! Придавать людям ангельский характер, помните? Да вы, слышали, чтобы хоть один ковер на свете когда-нибудь соглашался исполнить подобное идиотское желание? Нет? То-то же! Но это благородное изделие древних мастеров, которое вы имеете безрассудство попирать тяжелыми башмаками (дети тут же отпрыгнули на порядочное расстояние от ковра и выстроились рядком у стены), это средоточие древней восточной магии никогда и ни Б чем вам не отказывало. Оно послушно выполняло все, чего бы вы не попросили, — но вы подумали о том, чего ему это стоило? Я сдерживал себя и ничего не говорил вам до тех пор, пока вчера ночью… Нет, я не виню вас за кошек и крыс, ибо это была его собственная ошибка, но какой чудовищный злодей мог додуматься до того, чтобы привязать к этому нежному созданию тяжеленную корову?!

— Да, но кошки с крысами тоже были не подарок, — заметил чудовищный злодей на букву "Р", покраснев до ушей. — Одни их когти чего стоят!

— Вот именно, когти! — подхватила золотая птица. — Одиннадцать тысяч девятьсот сорок когтей — надеюсь, вы успели сосчитать? Так вот, я не удивлюсь, если каждый из этих когтей оставил на ковре свой след.

— Боже мой! — воскликнула Джейн, бессильно опускаясь на пол и поглаживая ближайший к ней угол ковра ладошкой. — Ты хочешь сказать, что он изнашивается?

— Его жизнь в этом доме не отличалась особой роскошью — или хотя бы покоем, — сказал Феникс. — Сначала его искупали во французской грязи. Затем дважды засыпали песком с кораллового берега. Окунули в южное море. Хорошенько пропылили в Индии. Сгоняли в Персию за кошками и в страну мускусных крыс за мускусными крысами. И еще Бог знает куда за коровой. А теперь, прошу вас, со всей возможной осторожностью поднимите его и подержите немного на свету.