Или программа действовала дальше? Достаточно изощрённый троян мог распознать попытку Фаэтона передать слепок сознания через сеть во время дачи показаний. Вирус мог заменить настоящий слепок заранее изготовленной подделкой. Тогда не нужна никакая волшебная супертехнология для изменения воспоминаний на лету — Навуходоносор читал уже подготовленную ложь. Её состряпали гораздо раньше, и загрузили в подсознание Фаэтона во время изначальной промывки памяти. (Но когда же прошла она?)

И почему Ганнис?

Он спросил вслух:

— Почему Ганнис?

— Потому, что Ганнис ненавидит Гелия. Всегда ненавидел. Это противостояние Юпитера и Солнца — настоящего светила и поддельного.

— Но почему же?

— Солнечная структура уже через четыре века опоясает Солнце по экватору и станет крупнейшим инженерным сооружением в истории. Почему бы Гелию не установить на ней сверхускоритель? Тебе и мне сложно уловить отличие между Возжённым Юпитером — карликовой псевдозвездой и жёлтым карликом из главной последовательности, наподобие Солнца. Это как осознать разницу между миллионом и миллиардом. Но к тому времени Гелий сможет вырабатывать новых металлов больше Ганниса, в три раза превзойти Вафнира по производству антиматерии, и прочая, и прочая. Юпитер сожжёт весь водород гораздо раньше Солнца — только посмотри на разницу в их размерах! А до этого какому-нибудь планетарному инженеру — а я всегда представляла на его месте тебя — придётся передвинуть спутники от угасающего Юпитера на новую орбиту вокруг отчима — Солнца.

— Невероятно. Ганнис думал, ему с рук сойдёт? Первая же ноэтическая считка покажет его вину.

Дафна пожала плечами.

— Думаю, он надеялся, что Гелий тебя поддержит, или даже проследует в ссылку за тобой. Как минимум он рассчитывал поднять такую вонь, что Пэры бы отозвали у Гелия приглашение в их клуб, после чего в декабре, во время Великой Трансцендентальности, главное место в умах людей займёт не его мечта, а видение Ганниса. И спустя много-много лет Ганниса раскроют, не исключено. Но, как мне кажется, некоторые его составные просто не знают о плане, и они продолжат своё дело и после того, как Ганниса-преступника накажут. Как ни крути, мечта Гелия уже угаснет. Сам знаешь, как после Трансцендентальности люди не доверяют своим суждениям и несколько веков приходят в себя от всемирного единства мысли? К тому времени Гелий, возможно, будет разорён. А после твоей смерти будет разорено и его сердце. Абсолютно точно.

Фаэтон хотел было возразить, но закрыл рот. Гипотеза имела смысл. Куда больше смысла, чем вера в шпионов из мёртвой колонии, не поленившихся пролететь тысячу световых лет, чтобы зачем-то поистязать Фаэтона. А тут — древнейший повод к преступлению, зависть, причём зависть не вымышленной личности, а Ганниса. Угроза была понятной, настоящей, человеческой.

И бессовестность Ганниса ему известна на опыте. Он уже предал Фаэтона однажды. Но всё же… всё же…

— Если бы Ничто задумал меня обмануть, он подстроил бы в точности то же самое, — сказал Фаэтон.

Глаза Дафны закатились.

— Ой, кончай всё это. Ты не хочешь уверовать в вероятную версию не потому, что она невероятна, а потому, что она слишком вероятна?

— Так. Повтори, пожалуйста…?

— Не собираюсь. Софотек Ничто — твой предрассудок. Ты как параноик — считаешь, что отсутствие улик — доказательство того, что тайну успешно скрывают. Человек, например, верит в фей, но ни одной не видит, откуда делает вывод — феи, оказывается, невидимые!

— Убеждать меня с помощью аналогий — всё равно, что в воздушный шарик гелий в жидком виде наливать. Такая затея не взлетит.

— Тогда обратимся к фактам. Что ты можешь доказать?

— Ничего. Мы никак не можем выяснить, в порядке ли моё сознание и память — иными словами, само умение доказывать. Каким умозаключением можно показать непорочность умозаключений? Какое доказательство нужно, чтобы не сомневаться в его же достоверности?

— Брось, это уже не смешно. В таком случае всё, что тебе нужно — независимое подтверждение. Но Аткинс с тобой не согласен, Радамант с тобой не согласен, Вечерняя Звезда не согласна, и Благотворительная композиция не согласна. Ты не нашёл ни единого независимого подтверждения, но теперь у тебя в руках — ноэтическое устройство. Оно отделит правду от лжи, оно покажет, когда и как вложили в голову ложь. Чего ты ждёшь? Чего боишься?

Фаэтон молча, но очень пристально посмотрел на неё. Дафна поняла, и от такого нахальства заорала, уперев руки в бока:

— Да ты как посмел?! Думаешь, меня Ничто подделал? Промыть тебе башку поддельным устройством? Ну всё, приплыли, дальше некуда! Чем прикажете доказывать, что я настоящая?

Фаэтон поёжился:

— Это вполне разумный повод для беспокойства.

(На самом деле этот "разумный повод" мучил Фаэтона неотступным кошмаром. Невинную, беззащитную, воспитанную в Утопии девушку хватают в глуши, губят, заменяют клонированным телом, но из изуверства заставляют её поверить по-настоящему, поверить в то, что она любит, она ищет Фаэтона. Потом, после успешного выполнения задания, подадут сигнал, и наваждение невинности и любви, вся память убитой исчезнет, как забытый утром сон.)

— "Разумный"?! Ха! Ты окончательно спятил. И ради тебя я так мучилась! Кретин! Если не докажешь невиновность, с тобой погибну и я!

— Дорогая, мы уже миллион раз спорили, и ты отлично знаешь, что от эмоций толку нет. Программирование может быть подсознательным, ты и не поймёшь, что на самом деле служила цели Ничто…

Он замолк — Дафна сложила руки на груди, постукивая пальцами по локтю, и смотрела, из-под приподнятой брови, расплываясь в улыбке.

— Что такое?

Ты назвал меня "дорогая". А не "мисс", — произнесла она, словно лакомясь словами, — и "мы" не спорили миллионы раз. Да, я помню, ты миллион раз спорил с какой-то женщиной. Но это же не я, не так ли?

— Я, хм…

Она взмахнула рукой, как дирижёр, и продолжила:

— Но об этом ты позже передумаешь, с моего разрешения! Так вот, ты подозреваешь, что ноэтическое устройство заминировано. Ладно. Я конечно, глупее Софотека, но хоть половина интеллекта той Дафны мне перешло? Она бы поняла тщетность попытки всучить инженеру поддельное устройство. Ты же инженер? Осмотри эту штуку, если хочешь. Потом только назад собери — без неё мы тут навсегда останемся.

Фаэтон снова взглянул на золотой планшет. Можно ли его проверить? Почему нет — Фаэтон, всё-таки, заправлял неплохим магазинчиком, и оборудования тут хватало. Тут были и программы проверки мыслеинтерфейсов — уж разницу между считывающим и записывающим устройством они должны увидеть.

Дафна приподняла вторую бровь и сказала:

— И я не эмоциональная. Я страстно отстаиваю убеждения!

Зелёно-голубой халат в углу комнаты подключался к системе магазина Йронджо, и служил ему главным меню. Чёрная масса наноматериала потянула крисадамантовые пластины, они раскрылись, напоминая лепестки множества распускающихся цветов, и Фаэтон вышел из брони. Масса затем стянулась назад, металлические детали с лязгом встали на место, образовав пустой доспех.

Фаэтон залез в халат, который, после некоторой заминки, всё же втянул пару лишних рукавов. Накинув капюшон, Фаэтон пробежался по узористым пуговицам, отвечавшим за перевод с уникального полуинвариантного формата Йронджо на понятный базовой нейроформе язык.

Накидка оказалась весьма неторопливой — её можно было счесть антиквариатом. Почти полминуты она отыскивала на коже контактные точки — отростки, отведённые от кибернетических сетей, оплетающих спинной и головной мозг — и перенастраивала под них читающие головки в капюшоне. Наконец, сеть энергий вплела Фаэтона в мыслительное пространство лавки мыслей.

Все каналы связи чернели — магазин был полностью отрезан от Ментальности. То ли это напоследок Антисемрис сделал, то ли поставщика Нотора-Котока стоило благодарить за изоляцию — можно надеяться, что мыслительное пространство оказалось защищённым от вирусов и вторжений.