Старший инспектор полковник Мигель Сегура недоверчиво оглядел комнату. Наконец взгляд его остановился на солдате Guardia Civil.

– Расскажи все сначала.

– Сеньор полковник, я не могу сказать, сколько их было и откуда они взялись. Я стоял на посту, все было тихо-мирно, и вдруг… Их было не меньше шести.

– Это уж точно, – заметил один из помощников полковника, – иначе, как они смогли бы вытащить сейф из здания?

– Тихо, Рауль! – рявкнул полковник. – Продолжай.

– Я сражался с ними, но их было слишком много. Потом я потерял сознание, и они меня связали. Когда я пришел в себя, сейфа не было.

Взгляд полковника выражал одновременно недоверие и непонимание. Сегура показал на разбитое окно.

– Тебе известно, что оконные прутья сорваны? Кто это сделал? И как? Ты должен был услышать шум! И самое главное, зачем? Ведь сейф в такую дырку не протащишь!

– Сеньор полковник, – плаксиво отвечал охранник, – я не знаю. Это работа дьявола.

Полковник вздохнул.

– Если бы не тот факт, что сейф нашли в парке с выломанной дверцей, я не поверил бы ни единому твоему слову!

Вошел еще один помощник. Полковник поглядел на него.

– Что там?

– Мы проверили бумаги, которые хранились в сейфе. Отсутствует только их часть.

– Какая?

– Документы по недавнему делу агента Отдела G и его соучастников.

Полковник покачал головой и снова взглянул на охранника.

– Откуда они взялись? По твоим словам, дверь была заперта изнутри. Как же они проникли в комнату?

Несчастный солдат задрожал.

– Сеньор полковник, не знаю. Дверь в самом деле была заперта. Мне показалось, что они свалились на меня с небес. Бр-р!

Полковник Мигель Сегура, старший инспектор Policia secreta Нуэво-Мадрида, по слухам – один из тех немногих, кто удостоился чести коротать вечера вместе с кау-дильо в президентском дворце за игрой в карты, потягивая импортируемые с Земли шерри и «Фундадор», глядя на фламенко в исполнении танцовщиц, известных более своей красотой, чем умением танцевать испанские танцы, как и подобает воспитанному человеку, послал чужестранцам свою визитную карточку.

Его сопровождал только один помощник, молодой Teniente[15] Рауль Добарганес, облаченный – как и полковник – в парадную форму. Держались они оба чрезвычайно вежливо.

Доктора Хорстена тоже пригласили в номер к Лоранам, чтобы облегчить задачу полковнику. Все сидели – за исключением Хелен, которая стояла сдвинув носки и сосредоточенно рассматривала Добарганеса. Парадный костюм офицера Policia secreta был отнюдь не таким серым и скучным, как его повседневная одежда.

Полицейские едва успели церемонно поклониться, как Пьер Лоран вскочил со своего места и мелодраматическим жестом скрестил руки на груди.

– Я признаюсь! – воскликнул он. – Я признаюсь во всем!

Полковник Сегура поглядел на него.

– Вы?

– Да, я! Во всем! Мне не следовало прилетать на эту варварскую планету. Полиция – всюду, куда ни сунься. Никакой свободы для творчества. Но теперь поздно сожалеть. Увиливать же мне не позволяет гордость! Гордость и честь! Я шеф-повар ресторана «Нуво Кордон Бле». И я готов умереть!

Он замолчал и остался стоять с горделивым видом.

Марта заплакала.

Хелен даже не обернулась на отца. Она продолжала разглядывать лейтенанта, расположившись от него всего в трех футах.

Лицо доктора ничего не выражало.

Инспектор, подняв брови, поглядел на помощника, который ответил ему пожатием плеч – движением, издревле так хорошо знакомым каждому испанцу.

Инспектор перевел взгляд на добровольно признавшегося шеф-повара.

– В чем же ваша вина? – спросил он осторожно.

– Я оскорбил эту невежественную, быть может, голодающую планету! Ее продукты, ее повара, отсутствие самых простых вещей, таких как треска, угри, огурцы! Ее…

Инспектор поднял руку, останавливая это словесное извержение.

– Будьте так добры, сеньор Лоран, присядьте. Дело гораздо серьезнее, чем вы думаете. Губы сеньора Лорана побелели. Марта торопливо вмешалась:

– Ну садись же, Пьер. Никто не затронул твоей чести. Надо же уважить сержанта Как-его-там. Никто не собирается тебя арестовывать. Садись.

Инспектор искоса поглядел на лейтенанта, но лицо Рауля Добарганеса было каменным.

Когда Лорана наконец усадили в кресло, полковник, которого начали уже одолевать сомнения, заговорил:

– Дорогие гости Фаланги…

– Ты красивый, – сообщила Хелен. Слова относились не к полковнику, даже матушка которого не подходила под это определение, а к лейтенанту Добаргацесу.

Рауль Добарганес почувствовал, что краснеет.

– И краснеешь ты тоже красиво, – удовлетворенно заметила Хелен.

Марта произнесла укоризненно:

– Хелен, замолчи сейчас же. Господа хотят поговорить с нами.

Она мило улыбнулась инспектору.

– Мы вас слушаем, сержант.

Инспектор Сегура открыл рот, потом плотно сжал челюсти. Помолчал – и обратился к Пьеру Лорану.

– Вы ошибаетесь, сеньор, – на Фаланге царит дух свободы. Наша социально-экономическая система – самая стабильная из всех когда-либо существовавших. Все счастливы. Все на своем месте. Те, кому предназначено править, правят. Те, кому предназначено служить, служат. Любой житель Фаланги удовлетворен своим жребием. О скольких еще мирах из состава Объединенных Планет можно сказать то же самое?

– Ой, как это замечательно! – согласно закивала Марта.

– Тогда почему у вас тут столько полицейских? – вмешалась в разговор Хелен.

Несколько секунд полковник с лейтенантом глядели на нее в натянутом молчании.

– Кстати, – пробормотал доктор Хорстен, – в самом деле. Так сказать, устами младенца… Мне кажется, я нашел на Земле историческую параллель вашему миру.

Лицо его приобрело задумчивое выражение.

– Дело происходило довольно давно. Передовые нации громко хвастали тем, какая у них свобода, как они любят мир и насколько презирают войну. Однако у тех, кто громче всех кричал о свободе и мире, были почему-то самые крупные полицейские силы, тайная полиция, контрразведка, грандиозные по численности армия и флот. В странах же вроде Швейцарии и Скандинавских государств, где не поднимали лишнего шума по поводу демократии и прав личности, полиции и военных было крайне мало – даже если судить из расчета на душу населения.