— Когда он вам понадобится? — спросил Андерсон.

— Я хотел бы, чтобы он прибыл в Англию в течение двух недель.

Они продолжили прогулку. Над головой в ночное небо взмыли два истребителя-бомбардировщика «торнадо», за ними еще два, а потом еще два.

— Ладно, Гарри нет необходимости участвовать в операциях. Будет обидно, если его подстрелят, после того как ваша контора затратила столько усилий, чтобы заполучить его. Насколько я понимаю, вы уже подкатывались к Джонни, и он отшил вас?

— Да. Да, боюсь, что так.

«И я не осуждаю его за это», — подумал Джардин.

Еще два самолета пролетели над городом, на этот раз ниже и с большим шумом. Бесшумные бомбардировщики «Ф-111». Пожалуй, они бесшумные только для глухих.

— Что ж, командир полка — капитан на своем корабле, Дэвид. Он будет самым несчастным солдатом, если вы, если мы перепрыгнем через его голову.

— Да, я понимаю, Роберт.

— Не знаю, почему он захотел пойти к вам? Вы же знаете, у Гарри Форда есть все задатки, чтобы стать генералом.

— Разве он не сможет стать им потом?..

Андерсон молчал некоторое время. Он стоял на углу улицы, серьезно обдумывая этот вопрос. Мимо с включенными мигалками и сиренами промчались две машины «скорой помощи» американской морской пехоты. Их шум стих вдали, и теперь из сада роскошной виллы доносились звуки песни в исполнении ансамбля «Дорз». Джим Моррисон пел: «Давай, крошка, зажги во мне огонь». Это напомнило Джардину другую войну, но он надеялся, что нынешняя закончится более удачно. Наконец высокий генерал-майор взглянул на Джардина.

— Ладно. Можно сделать и так, если он на самом деле вернется в армию. — Похоже, генерала томило какое-то предчувствие. Или, может, это просто холодный ночной воздух заставил его вздрогнуть. — Вы же…

«Что, мы? — подумал Джардин. — Мы что, уцепимся за него, что ли? Или бросим его, чтобы Пабло и его дружки подвесили его за яйца?» Он молчал, и тишину нарушал только чуть слышный шепот Джима Моррисона: «Давай, крошка, зажги во мне огонь»…

— Я прослежу, чтобы к концу недели он был в Лондоне. Остальное — ваша забота. У меня такое ужасное чувство, словно я знаю, что у вас на уме…

«Слава Богу. Большое спасибо тебе, Господи, ты и впрямь отлично нам помогаешь».

— Спасибо, Роберт. Большое вам спасибо.

— Ладно, а теперь я собираюсь поспать, так что проваливай.

Дэвид Джардин улыбнулся и протянул руку. Андерсон крепко пожал ее, но тихонько вздохнул, будто инстинктивно чувствовал во всем этом какой-то подвох, в котором не желал принимать участия.

По иронии судьбы Малыш Пи Патрис содержался под охраной полиции на восьмом этаже больницы Бельвью, при нем постоянно находилось не менее трех одетых в штатское полицейских из 14-го участка, чтобы его братцы — убийцы и торговцы наркотиками — не смогли выкрасть его отсюда. А в морге этой же больницы все еще лежал на льду неопознанный труп молодой девушки.

Сержант Эдди Лукко кивнул полицейским, сидевшим возле двери. Когда он появился из лифта, один из полицейских быстренько прекратил подсчитывать, сколько он переработал сверхурочно, а второй поставил чашку с кофе на пол с резиновым покрытием.

— Как дела? — спросил Лукко и, не дожидаясь ответа, открыл дверь и вошел в палату.

В дальнем углу палаты сидел еще один полицейский в штатском и жевал бутерброд с копченой говядиной. Хорошенькая темнокожая медсестра заполняла на Малыша Пи медицинскую карту.

Рана у Малыша Пи оказалась гораздо серьезнее, чем сначала показалось Лукко. Пуля раздробила кость в правом предплечье, он потерял много крови и чуть не умер в результате потери крови. Очень плохо. Но если бы парню удалось выхватить свой «узи», то Эдди Лукко и детектив Варгос сейчас лежали бы внизу в морге, рядом с неизвестной девушкой и последней жертвой Малыша Пи — детективом из отдела по борьбе с наркотиками Бенджамином Ортегой.

На больничной койке Малыш Пи выглядел очень молодым, закованную в гипс руку поддерживал какой-то шкив. Его томные карие глаза настороженно следили за Лукко, который взял стоявший у стенки пластмассовый стул и уселся возле кровати. Сестра, узнавшая сержанта, радостно улыбнулась.

— Привет, Бернис, как дела?

Два года назад Бернис и ее сестру в подземке между Куинз и Манхэттен-Саут изнасиловала банда негодяев, называвших себя «красными бродягами». Сестра ударила одного из насильников его же собственным ножом. В ту неделю Лукко как раз дежурил ночью, а старший полицейского патруля сообщил об этом случае в отдел по убийствам, поскольку имела место насильственная смерть. Эдди решил, что девушке и так здорово досталось, и, после того как он резко поговорил с чиновником из окружной прокуратуры, ее отпустили, не предъявив обвинения в непреднамеренном убийстве, а позже она храбро давала показания в суде против остальных членов банды.

— У меня все хорошо. А как жизнь в вашем отделе?

— Ох, жизнь — это как раз не то, чем я обязан заниматься.

Она усмехнулась.

— Я не так выразилась, да?

— Все нормально.

Сержант бросил взгляд на Малыша Пи, и Бернис поняла его намек.

— Закончу позже, — сказала она, кладя медицинскую карту рядом с кроватью. — Не повредите пациента.

Легкая улыбка промелькнула на каменном лице сержанта.

— Ладно, посмотрим.

Глаза его засверкали, когда Бернис спокойно вышла из палаты, словно и не слыша его последних слов.

— Послушай, Стив, закончи свой завтрак в коридоре.

— Конечно, сержант.

Полицейский в штатском встал и вышел из палаты, зажав в руке остаток бутерброда.

В комнате внезапно стало тихо. Малыш Пи притворился, что это его не волнует, закрыл глаза и сделал вид, будто спит, но Лукко видел, как напряженно вздымается его грудь при дыхании.

— Глупо было убивать полицейского, Малыш.

Тишина.

— Теперь ты выйдешь на свободу лет через четырнадцать. Как минимум. Мы проследим, чтобы твоим делом занялся судья Альмеда, а он постарается посадить тебя на электрический стул.

Малыш Пи старался играть роль Джеймса Кагни, которого видел по телевизору, и пытался дышать спокойно, и только дрожащая грудь выдавала его волнение.

— Ты знаешь свои права. Окружной прокурор говорил с твоим адвокатом, и отсюда тебя переведут в тюремный госпиталь. Хочешь ли ты сообщить мне что-нибудь, что могло бы помочь тебе, что учел бы судья при вынесении решения?

— Ты не имеешь права допрашивать меня здесь, белый человек, а свои права я хорошо знаю.

Этот злой шепот прозвучал жалко, не слышно было знаменитого громкого и визгливого голоса Малыша Пи. Лукко подумал, что парень действительно серьезно ранен, и, может быть, Варгос тоже пользовался запрещенными пулями. Хорошо бы расследование вел кто-то из своих, надежных ребят.

— Будь благоразумен, Малыш. Я взял в городе кубинца Роберто, и он выложил мне много чего правдоподобного о тебе и твоих братцах.

К удивлению Лукко, Малыш Пи улыбнулся. Совершенно неожиданная реакция.

— Я сказал что-то смешное?

— Конечно, парень. Ты говоришь, как сын черной женщины. Правдоподобного? — Он рассмеялся, закашлялся и откинул голову назад, тяжело дыша, но продолжая улыбаться. — Ты меня рассмешил, а мне это вредно, парень. Лучше уж пристрели меня, это будет более милосердным поступком с твоей стороны. Только не смеши больше, ладно?

Похоже, Малыша Пи на самом деле позабавили его слова. Лукко пожалел, что назвал его во время ареста куском дерьма. Никого нельзя называть так. Но затем он вспомнил детектива Бенджамина Ортегу, у которого выстрелами разнесло половину лица. Скольким подросткам сгубил жизнь этот двадцатилетний парень? А сам ведь не употребляет наркотики, хватает ума держаться подальше от них.

— Ладно, парень, ты все равно узнаешь об этом разговоре.

— О каком разговоре, Малыш?

— Слушай, я устал, позови сестру. Мне на самом деле плохо.

— Расскажи мне об этом разговоре, — голос Лукко прозвучал мягко, доверительно.