— И вы хотите помочь мне добраться до Флоренции, вы, княгиня Риарио?

— Нет. Я — Катарина Сфорца! Мои родственники поддерживают с Медичи прекрасные отношения, и вы, возможно, помните наш приезд во Флоренцию несколько лет назад со всем двором?

— Я этого никогда не забуду! Вы были тогда еще совсем ребенком… Кортеж герцога Миланского был просто великолепен!

— А Джулиано Медичи был еще прекраснее… Признаюсь, что я влюбилась в него прямо тогда… И там я случайно узнала, что князь Риарио, мой супруг, составляет против него заговор вместе с этой отвратительной обезьяной Франческо Пацци и нашим другом Монтесекко!

— Монтесекко? Вчера я его видела на этой улице! Он как раз выходил из дворца Ченчи и с большим интересом осматривал окружающие дома.

— В этом нет ничего удивительного. Вполне возможно, что и Ченчи тоже замешаны в заговор. А в каких отношениях вы с Медичи? — поинтересовалась княгиня.

— Лоренцо спас мне жизнь, помог бежать, и мне также известно, что он постоянно занимается моими денежными делами;

Поэтому дорога в его город показалась мне единственно подходящей, чтобы вернуться во Францию и увидеть сына.

— Я решила помочь вам бежать из Рима. Мне надо послать во Флоренцию надежного человека, но чтобы это не был кто-нибудь из моего окружения: я не хочу, раскрывать себя, иначе моя жизнь не будет стоить и ломаного гроша. К счастью, вы находитесь здесь, и вместе нам, возможно, удастся предупредить большое несчастье!

— Неужели это так серьезно?

— Судите сами! Мой супруг и его сообщники хотят убить. всех Медичи. И весьма скоро… Однако мы теряем время.

Прошу вас, поторопитесь!

Фьора никак не могла решиться. Ей совершенно не нравилась мысль отправиться во дворец Риарио, словно в пасть волку.

С другой стороны, все, что вокруг происходило, было так ужасно и так противоречило ее собственным интересам… Если Медичи будут побеждены и восторжествую! Риарио, то все ее надежды рухнут.

— Если кто-нибудь узнает, что я нахожусь у вас, — сказала она, — то не кажется ли вам, что ваш супруг сможет сопоставить факт провала заговора с моим пребыванием у вас?

— Говорят же вам, что его нет! Те слуги, которые могут увидеть вас в моем доме, приехали со мной из Милана и все мне полностью преданы. Скорее, прошу вас! Если вы хотите спастись и сохранить жизнь своим друзьям, то у вас нет другого выбора! В карете я вам все расскажу подробнее.

И Фьора сдалась. Одежда крестьянина, приготовленная для нее Анной, была ей теперь ни к чему, и она остановилась на платье Хуаны, которое привлекало ее своей скромностью. Еврейка добавила к нему черную вуаль и ручную сумочку и, улучив минуту, когда Катарина заинтересовалась стоявшей в нише статуэткой, незаметно вложила ей в ладонь маленький плотно закрытый флакон и прошептала:

— Если твой враг это выпьет вместе с вином, то умрет через неделю, и никто не догадается, от какой болезни. Да хранит тебя Иегова!

Фьора не сразу взяла подарок. В ее глазах яд был недостойным оружием, но она не хотела огорчать свою спасительницу.

Она достала золото и медальон, который принадлежал Хуане, и хотела его отдать Анне, но та запротестовала:

— Нет. Ты мне ничего не должна. Отдай это тому, кому золото больше понадобится.

Женщины обнялись, ощущая на себе нетерпеливый взгляд Катарины. Хатун, которой было приказано ждать внизу, поднялась и, полная волнения, хотела узнать, что могло произойти: ведь время шло, и она начала бояться, что Фьору не удалось убедить.

— Надо быстрее идти, у нас нет времени! Нам ты можешь верить! — горячо сказала она.

— Я верю и сию минуту последую за вами, — успокоила ее Фьора.

Карета, которая ожидала донну Катарину, была обита внутри пуховыми подушками, сиденья были мягкими и широкими, на окнах занавески из коричневого бархата, подбитые белым атласом, а от дождя внутренность кареты защищали плотные кожаные ставни с гербами. Женщины заняли свои места. По всему поведению молодой княгини чувствовалось, что она страшно устала. Она сразу же растянулась на подушках, а Хатун в это время достала бутылочку вина и два бокала. Один из них она протянула Фьоре, другой — своей хозяйке, черты лица которой заострились, а глаза были полузакрыты.

— Вы должны были отпустить меня одну, мадам, — упрекнула ее Хатун, — так было бы гораздо лучше. Вы же знаете, что ваша карета хорошо известна в Риме.

Катарина открыла глаза, допила остатки вина и слегка приподнялась на подушках.

— Мне надо было обязательно приехать самой. Если б не моя настойчивость, донна Фьора никогда бы не поехала с тобой.

А нам с нею надо поговорить.

— А ваша охрана нас не услышит? — тихо спросила Фьора, которая с удовольствием выпила прекрасного кипрского вина.

— Дверцы плотно закрыты. Кроме того, голоса заглушают шум колес и стук копыт. А кричать мы не намерены. Мы так близко сидим друг к другу, что даже кучер ничего не услышит.

— Каждый житель Флоренции может подтвердить, что папе надо только одного: чтобы ваш супруг стал владельцем Флоренции! — сказала Фьора.

— Да, но проблема стала еще острее с тех пор, как нам принадлежит Имола, то есть с тех пор, как мы стали соседями. Если Медичи будут уничтожены, то власть моего супруга, Джироламо, распространится до самого моря. А Франческо Пацци…

— Мне известно и это, — прервала ее Фьора. — После своей ссылки он потерял часть своего состояния, а с тех пор, как он стал папским банкиром, его единственное желание — это обрести прежнюю власть во Флоренции…

— Где до сих пор живет глава всего рода и некоторые члены семьи.

— Так старый Джакопо еще жив? — удивилась Фьора.

— Еще как, и более, чем когда-либо, готов помочь Франческо вернуться и отомстить. Что касается третьего, Монтесекко, то он готов зарезать собственную мать за мешок с деньгами, а ему ведь предложили гораздо больше!

— Понятно. А какая роль во всем этом у папы?

— Здесь много неясного. Меня уверяли, что он специально оговорил, чтобы не было лишней крови.

— Лишней крови? Но ведь так трудно убить кого-нибудь и не пролить при этом крови! Как он понимает свое распоряжение?

— Дорогая, его святейшество не может приказать убить человека. Он даже не должен знать об этом… — многозначительно сказала Катарина.

— И первым поднять шум после того, как все случится, и даже пожалеть жертву? Кого — нибудь отлучат от церкви, ведь, насколько я понимаю, ваш супруг не собирается сам все это сделать?

— Конечно же, нет. Он даже не покинет Рим. Уедут лишь Пацци и Монтесекко.

— А под каким предлогом? Не думают же они, что Лоренцо их примет?

Тогда Катарина рассказала, что ей было известно о плане заговорщиков. Папа, который только что дал кардинальскую шапку своему самому молодому племяннику, Рафаэлю Риарио, и для этого вызвал его из университета Пизы, решил одновременно назначить его легатом в Перузе. Катарина считала это назначение абсурдным, потому что новому кардиналу было всего восемнадцать лет, и он не смог бы справиться с трудными обязанностями легата, но папа испытывал к нему поистине отеческую привязанность, и даже более того, чуть ли не терял здравый рассудок. Сразу после этого молодой кардинал собирается посетить свою альма-матер и благословить ее. Оттуда он направится в Перузу через Флоренцию, где Медичи, конечно, не откажутся его принять, поскольку поддерживают со святым престолом видимость дружеских отношений. Вероятно, Рафаэль остановится в доме старого Пацци, и Медичи придется принимать его несколько раз у себя. Их гостеприимство повсюду известно, так что нет сомнения в том, что они примут папского легата. Тогда и представится возможность покончить сразу с обоими братьями.

— В их собственном доме? — возмутилась Фьора. — Это не только чудовищно, но и глупо. С убийцами расправятся на месте!

— Для этого решено выбрать какой-нибудь праздник или прием, который произойдет вне дома. На нем будут все Пацци, а Монтесекко приведет с собой наемников. Помочь в этом деле согласился даже архиепископ Пизы, Сальвиати. Ему якобы не понравилось, что Лоренцо воспротивился его назначению епископом во Флоренцию.