Вместо ответа Фьора подошла к шотландцу и поднявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку.

— Спасибо, друг мой, за то, что вы хотели для меня сделать.

Не волнуйтесь за меня, прошу вас!

— Вы требуете от меня невозможного!

— Отнюдь. Я прошу вас быть рядом с моим сыном до тех пор, пока я не приеду за ним сама, а это теперь моя единственная цель в жизни, — едва слышно сказала Фьора.

— И вы выйдете замуж за этого…

— Молчите! Я дала слово и сдержу его. Храни вас бог!

— А что мне сказать королю Людовику? — Мортимер смотрел на нее с нескрываемой жалостью.

— Скажите ему, что я благодарю от всего сердца за всю его доброту, даже теперь, когда я отказалась от его покровительства после казни моего супруга. Я не могу не испытывать по отношению к нему самые лучшие чувства!

Ничего больше не добавив, Фьора прошла к алтарю и стала рядом с Карло Пацци, который наконец кончил напевать свою песенку. Он повернул голову, и ей показалось, что между тяжелыми веками мелькнул острый взгляд голубых глаз.

Сикст IV встал на возвышение перед женихом и невестой, соединил их руки и начал произносить текст обряда так тихо, что никто не мог расслышать ни единого слова. Было очевидно, что он торопился закончить церемонию как можно быстрее. Фьора была словно во сне. Едва открывая рот, она отвечала «да, согласна», когда это требовалось, а в тот момент, когда папа вложил в ее руку ладонь молодого человека, она почувствовала, что его пальцы слегка сжали ее. Фьора посмотрела на него, но он снова принял свой отсутствующий вид и, казалось, внимательно рассматривал одного из ангелов, изображенного на задней стене алтаря и игравшего на лютне.

Чтобы придать церемонии видимость торжественности, Фьора и ее новый супруг в сопровождении ярко освещенного факелами кортежа прошли через Ле-Борго до самого дома Франческо Пацци, в котором им предстояло жить до тех пор, пока папа не сдержит свое слово, которое он дал молодой женщине. На самом деле это был вовсе не дворец, а скорее просторный дом, но внутреннее его убранство можно было считать роскошным, что вполне отвечало ненасытному стремлению Иеронимы к стяжанию богатства и славы. Иеронима же должна была играть роль хозяйки дома.

Однако принимал Фьору Франческо Пацци. Он казался счастливым и всем довольным, что было необычайно странно для такой мрачной и мстительной натуры. Он отстранил Карло, который, по-видимому, этого и не заметил, предложив своей новой племяннице руку, и сам проводил Фьору до обширного зала, в котором был приготовлен великолепный стол. Наряду со сладкими винами здесь были всевозможные засахаренные и свежие фрукты, варенья и прочие сладости, которые так любят молодые женщины.

Иеронима, по всей видимости, не ожидавшая этого, смотрела на накрытый стол в полном недоумении, которое быстро сменилось гневом:

— Это что такое? Я ничего такого не просила!

— Это я отдал распоряжение, — произнес Франческо, — и, надеюсь, ты позволишь мне хозяйничать в своем собственном доме?

— Но зачем все это? Зачем!

— Сегодня я принимаю у себя ту, кто является, без сомнения, самой красивой женщиной Флоренции, ту, которая может стать в ней королевой, а пока она стала моей племянницей. Надо как следует отпраздновать такое радостное событие!

Франческо собственноручно налил мальвазии в красивую чашу и смочил в ней губы, глядя Фьоре в глаза поверх ее краев, чтобы она могла убедиться, что вино не отравлено, затем налил себе и поднял чашу вверх:

— Я пью за твою красоту, Фьора, и за твое счастливое прибытие в мой дом, который с этого времени будет и твоим, а сам я стану твоим другом и покровителем, — добавил он, посмотрев при этом на Иерониму, которая сидела с мрачным видом, ни на кого не глядя.

— Что с тобой случилось? — злобно бросила она. — Я всегда думала, что ты ее ненавидишь.

— Я ненавидел ее отца, но разве можно ненавидеть этот дивный цветок? В то время, когда я уехал из Флоренции, она была совсем ребенком, а блистала красотой Симонетта. Но Симонетта мне не досталась.

— И ты считаешь, что тебе достанется вот эта? — язвительно спросила Иеронима. — Но не за тебя же она вышла замуж?

Франческо повернулся к своему племяннику, который с аппетитом и с удовольствием попивал испанское вино.

— А ты считаешь, что она вообще за кого-нибудь вышла замуж?

Вспомнив мимолетный взгляд голубых глаз и легкое пожатие руки, Фьора решила вмешаться в разговор. До этих пор она старалась оценить, во что может вылиться эта перебранка между ее старыми врагами. Было бы хорошо использовать в войне против них обоих его сладострастие, которое Франческо даже не считал нужным скрывать; поэтому она немного отпила из чаши и улыбнулась мужчине, что нашло в нем немедленный ответ.

— Спасибо, что принял меня в своем доме, дядя. Радостно сознавать, что в этом доме у меня есть хотя бы один друг, и теперь я уверена, что в будущем нас ожидает немало приятных минут, но мне не следовало бы в первый же вечер забывать того, кто только что стал моим мужем. С вашего позволения, я хотела бы выпить вместе с ним кипрского вина и съесть миндальное пирожное.

— Ну, конечно! — воскликнул Франческо. — Мы совсем забыли традиции! Слышишь, Карло? Иди сюда, к нам!

Новобрачный послушно подошел, взял половинку пирожного, которое протянула ему Фьора, и выпил до дна серебряный резной кубок, из которого только что пила Фьора.

— Спасибо, — произнес он голосом маленького и хорошо воспитанного мальчика. — Было очень вкусно. Можно мне пойти спать?

— Конечно, малыш, — ответила Иеронима медоточивым голосом. — Сейчас мы с твоей супругой проводим тебя в спальню.

Посмотри на нее! Надеюсь, она тебе нравится! Она, правда, не девственница, но не будем такими привередливыми…

— Мне надо спать с ней?

— Да, и ты получишь удовольствие столько раз, сколько захочешь. Она принадлежит тебе, только тебе…

— Перестань! — проворчал Франческо. — Он ведь никогда и близко не подходил к женщинам, так не вижу в этой комедии никакой пользы. Самое важное было то, что брак заключен в церкви.

— Естественно, но Карло должен тоже получить свою награду, и я не вижу, за что его надо так наказывать? Ведь ты хочешь, дорогой, получить эту красивую женщину? Иди и приготовься! Я сама ее приведу к тебе в комнату и раздену.

— Да-да… Карло очень хочет! — ответил новобрачный, всплеснул руками и залился идиотским смехом, от которого Фьора побледнела. Неужели ей и вправду придется терпеть этого ублюдка, который сейчас облизывает свои толстые губы с видом кота, увидевшего чашку со сливками?

— Сегодня я получила в подарок от княгини Риарио вот эту молодую женщину, которая прислуживала мне и раньше, — сказала Фьора и показала на Хатун, которая неподвижно стояла в дверях зала. — Она прекрасно сможет меня раздеть.

— В первую брачную ночь эта честь принадлежит близким родственницам! — возразила Иеронима.

— Ладно, займитесь этим обе, — решил Пацци, не выпуская после поцелуя руку Фьоры и глядя на нее такими глазами, в которых она читала весьма красноречивые обещания. Не было никаких сомнений, что он сам предпочел бы заняться этим делом.

Фьора пренебрегла помощью, которую предложила ей Иеронима, и в сопровождении Хатун направилась к выходу из зала; а Франческо схватил факел и поспешил присоединиться к ним.

— Жаль так быстро расставаться с тобой, — объяснил он на ходу. — Завтра мы с Иеронимой уезжаем по важному делу, но мы скоро вернемся; я приеду либо сам, либо пришлю за тобой и Карло кого-нибудь. А до тех пор считай, что ты у себя дома.

У двери их комнаты он снова пожелал ей доброй ночи с таким тяжелым вздохом, который мог бы ее позабавить, если бы вся ситуация не была такой нелепой. Когда Иеронима захотела войти вслед за нею, Фьора оттолкнула ее:

— Нет, дальше ты не пойдешь! Ты довела меня туда, куда и хотела, этого тебе должно быть достаточно. Убирайся!

— Но…

— Я сказала тебе: убирайся! Не доводи меня до крайности, Иеронима! И не думай, что моя ненависть к тебе иссякла…