Поэтому Ставка приняла решение передать почти все радиоигры в ведение военной контрразведки, имевшей наиболее близкие отношения с руководством РККА и Генеральным штабом, которые оказывали активное содействие в подготовке дезинформационных материалов. Правда, по решению Верховного Главнокомандующего, Управлению особых отделов передали не всё:

«За нами оставили две радиоигры: операция “Монастырь” и “Послушники” <...>. Абакумов остался крайне недоволен, поскольку знал, что результаты этих операций докладываются непосредственно Сталину»[416], — вспоминал генерал Судоплатов, руководивший 4-м управлением НКВД.

Непосредственно внешняя разведка радиоиграми не занималась, и по таковой причине развивать эту очень интересную тему мы дальше не будем.

Упомянутый выше генерал-лейтенант Виктор Семёнович Абакумов[417] в то время был ещё начальником Управления особых отделов и заместителем наркома внутренних дел СССР; в апреле 1943 года он возглавил Главное управление контрразведки «Смерш» Наркомата обороны СССР, а 4 мая 1946 года был назначен министром госбезопасности СССР, но... Впрочем, рассказ об этом у нас ещё впереди.

Как видим, Виктор Семёнович был ещё моложе Павла Михайловича — Сталин, кажется, в большей степени доверял молодым, нежели старым партийцам, имевшим связи с троцкистами и причастным к различным «уклонам»... Конечно, доверял он в определённых пределах.

...Есть много моментов, о наличии которых мы знаем, но ничего не можем рассказать, ибо наше знание не распространяется дальше самого факта.

Известно, например, что вскоре после начала войны часть подразделений внешней разведки — чуть ли не все основные службы — была передислоцирована в город Куйбышев, бывшую (и нынешнюю) Самару. Там, в частности, был расположен приёмо-передающий центр. А ещё, что туда вместе с оперативными делами 1-го управления был отправлен Павел Матвеевич Журавлёв, место которого во главе германского отдела в Центре занял Александр Михайлович Коротков...

И всё, нам больше ничего не известно!

Над такими тайнами время не властно — по определённым причинам их не раскрывают и не раскроют даже многие десятилетия спустя. Так что ездил ли Павел Михайлович в город на Волге, не ездил, а если ездил, то когда, на сколько и что он там делал — этого нам, к сожалению, не узнать.

Да нам даже и то не известно, как строился рабочий день Фитина: во сколько он начинался, когда заканчивался — ведь в те времена многие руководители (а уж руководство НКВД так и вообще без всякого сомнения[418]) подстраивались под Сталина, который привык работать по ночам, а потому преспокойно мог потревожить любого... Судоплатов пишет в воспоминаниях, что «по нашим правилам мы могли уйти с работы только после того, как позвонит секретарь наркома и передаст разрешение шефа идти домой»[419]. Но тут для руководства разведки в работе допоздна была своя выгода: кто ж не знает, что «шпионские» радиограммы приходят по ночам, да ещё и с учётом разницы во времени между нами и Европой?

Хотя, думается, сугубо «кабинетным» работником Фитин не был. Вот эпизод, который вспомнил в своей книге легендарный разведчик Павел Георгиевич Громушкин:

«В середине 1942 года меня вызвал начальник разведки П. М. Фитин и по просьбе болгарского лидера устроил мне встречу с Георгием Димитровым[420]. Она проходила в здании Коминтерна, недалеко от ВДНХ, и продолжалась несколько часов»[421].

Можно понять, что с руководителем Коминтерна Георгием Димитровым Павел Фитин был знаком достаточно близко — в противном случае, контакт был бы установлен через партийные органы или руководство НКВД.

А есть загадки, которые в полном смысле находятся на поверхности, они видны буквально всем и каждому — но ответа всё равно не найти.

Если посмотреть на фотографии Павла Михайловича, то среди его наград можно увидеть такие, скажем так, достаточно «экзотические» ордена, как орден «Красное Знамя» Монгольской Народной Республики и орден «Красное Знамя Тувинской народной республики» (именно так указано в очередном наградном листе Фитина — представлении на медаль «За боевые заслуги», где перечислены его предыдущие награды). Оба ордена получены в 1942 году.

И возникает вопрос: за что даны эти награды? Время же было совсем не то, когда соответствующие ведомства социалистических стран обменивались официальными делегациями, ну а при том осуществлялся и этакий официальный «обмен» орденами.

Напоминаем к тому же, что такое Тува. В 1944 году она вошла в состав СССР на правах автономной области, а вот до этого... Берём «Политический словарь»:

«Тувинская Народная Республика — государство в Центральной Азии, между СССР и Монгольской Народной Республикой. Площадь — 170 тыс. кв. км; население — 86 тыс. (⁴/₅ — тувинцы). Столица — Кызыл. С 1921 г. Тувинская республика — народная антиимпериалистическая республика нового типа, закладывающая основы для постепенного перехода на путь некапиталистического развития. Верховная власть принадлежит Великому народному хуралу — Съезду народных представителей. Единственная политическая партия — Тувинская народно-революционная партия, сочувствующая Коминтерну. Важнейшая отрасль хозяйства — кочевое скотоводство; в долинах рек — поливное земледелие. Много полезных ископаемых; пока разрабатывается только золото»[422].

Очень интересная и весьма необычная справка!

Но нас всё же больше интересует, почему два соседних государства отметили вдруг своими орденами Красного Знамени руководителя советской разведки НКВД? Ответа нет... (Об этих орденах и о том, что Фитин был награждён ими в 1942 году, написано в вышеупомянутом наградном листе. Между тем в разного рода современных справочных материалах про монгольский орден не упоминается вообще, а тувинский относится к 1943 году, но называется он «Орден Республики», и написано, что Фитин был награждён указом — чьим-то — от 18 августа 1943 года.)

В том же наградном листе написано, что Павел Фитин был награждён шестью медалями — и теперь представляется к седьмой. Медаль «За боевые заслуги» следовала ему за выслугу лет — была такая система, когда при очередном сроке выслуги следовала сначала медаль, а потом ордена. Награда-то совсем не генеральская, но ведь общей выслуги Павлу Михайловичу насчитано, в соответствии с этим документом, двенадцать лет и три месяца. Другому бы с такой выслугой за счастье в майорах быть, а он-то — генерал-лейтенант... Но если посмотреть на его медали, запечатлённые на фотографии, то вновь натыкаешься на загадку: на орденских планках, в числе других наград, с очень большой вероятностью можно атрибутировать медали «За оборону Москвы» и «За оборону Кавказа». С Москвой — вопросов нет, а вот Кавказ? По статусу, эта награда вручалась «военнослужащим и лицам вольнонаёмного состава частей, соединений и учреждений Красной армии, Военно-морского флота и войск НКВД только фактически участвовавшим в обороне Кавказа не менее трёх месяцев в период июль 1942 года — октябрь 1943 года». Все эти очень уважаемые награды, вручённые потом, в 1944-м, Павел Михайлович заслужил именно в 1942—1943 году, но за какие отличия — мы, к сожалению, сказать не можем. Сам же он, перечислив в одной из анкет все свои награды — названия орденов и количество медалей, — написал так: «За добросовестную работу в органах госбезопасности». Кому следует — тот и знает, за что.

В феврале 1942 года ему был также вручён знак «Заслуженный работник НКВД СССР».