– Вы все еще держите лошадь отца?

Минуту или две Роберта бежала молча.

– Наверное, еще никто не решил, что же с ней делать. Так чего вы от меня хотите?

– Прежде всего, хочу извиниться перед вами. Я крепко напортачил. Должно быть, вас очень огорчила моя статья.

На ее лице отразилось раздражение.

– Почему из мухи раздувают слона? В мире случаются куда более странные вещи... Вы написали статью об «Уэгнолл-Фиппс» и назвали моего отца председателем совета директоров. Что из этого? Вы просто отстали от жизни, и ничего более.

– Однако...

– На днях к нам приходил господин в костюме-тройке. Из редакции. Посидел со мной и Томом, извинился за «Ньюс-Трибюн». Сказал, что бывают досадные ошибки. Как будто мы не знаем этого сами? Не ошибается только тот, кто ничего не делает.

– Я должен был проверить все факты, прежде чем сдавать статью в набор. Я слышал, Кэрридайн дал мне нелестную характеристику.

Роберта улыбнулась и покачала головой.

– Если даже вы хотя бы наполовину такой, как описывал вас этот человек, вы просто чудовище! Некомпетентный, глупый, самовлюбленный, лживый, – она перепрыгнула лежащий на тропинке булыжник. – Хорошо, конечно, что вы пришли.

– Не могу объяснить, как такое случилось.

– И не нужно. Вы напортачили. И что? На прошлой неделе я дала тест по французскому классу, изучающему испанский. Так поверите ли, две или три девочки начали отвечать на вопросы. Так нельзя верить ни газетам, ни учителям.

– Ваш отец уезжает на лечение в Швейцарию... Ваша мать берет на себя руководство компанией в его отсутствие... Потом он умирает... ваша мать греет место для вашей тети Франсины...

Роберта вроде бы внимательно слушала.

– Не обошлось без суеты.

– Да. Наверное, вы правы.

– Невозможно осознать всего, что происходит вокруг. Я всегда говорю это своим ученикам. Можно пытаться осознать все, даже делать вид, что вам это по силам. Но есть такое...

– О чем вы?

– Я слышала, что бег – лекарство для души. Настраивает на философский лад.

– Особенно утром в воскресенье, – поддакнул Флетч.

– Здесь мы поворачиваем назад, – не стала развивать затронутую тему Роберта.

Какое-то время они бежали молча.

– Хорошо, что вы заехали ко мне, – повторила она. – Но нужды в этом не было. Вы намереваетесь повидаться и с Томом?

– Да.

– Напрасно. Он готовится к экзаменам, знаете ли. Грызет гранит науки. Он очень ответственный парень. Работает, не щадя себя. Давайте считать инцидент исчерпанным. Согласны?

– Я пытался загладить свою вину.

– Вы ее загладили, – они подбегали к зданию общежития. – Я скажу Тому, что вы заезжали. Хорошо?

– Неужели мы пробежали две мили? – удивился Флетч.

– Ровно две мили. Если хотите, можете повторить.

Они остановились у крыльца.

– Нет, с меня хватит.

Роберта оглядела его.

– Похоже, у вас из кармана сейчас выпадет конверт, – она указала на задний карман джинсов Флетча.

– О, большое вам спасибо, – он затолкал запечатанный конверт с золой поглубже.

Общежитие вибрировало от смеха и криков.

– Хорошо, что вы не потеряли его. Иначе вам пришлось бы пробежаться вновь, чтобы найти конверт, – она взлетела на крыльцо. – Спасибо, что нашли время заглянуть ко мне. С Томом я переговорю сама.

– Вы хотите увидеть Тома, – открытое, внушающее доверие лицо соседа Томаса Бредли, младшего, было почти таким же широким, как и дверь в комнату общежития. – Он есть, но его нет.

На лице Флетча отразилось изумление.

– Мы держим его в ванне, – пояснил сосед.

И провел Флетча в ванную.

В ванне, на подложенных под спину и голову подушках, лежал двадцатилетний парень. С растрепанными волосами, с заросшими щетиной подбородком и щеками, с закрытыми глазами.

– Мы решили, что здесь ему самое место, – продолжил объяснения сосед. – Он не причинит себе вреда. Из ванны ему не выбраться. Слишком высоко надо подняться.

– Он напился таблеток или сидит «на игле»?

– »Колеса», только «колеса».

Сосед наклонился и большим пальцем правой руки приподнял веко одного из глаз Тома Бредли.

– Привет. Кто-нибудь дома? Есть тут кто-нибудь?

Флетч сказал соседу по комнате, что хочет видеть Тома Бредли по «семейному делу», а сосед ответил: «Слава Богу, что наконец-то кто-то пришел».

– Послушайте, но нельзя же так жить, – воскликнул Флетч.

– А вот он живет. Он еще лучше других. Иногда встает, едет домой, привозит деньги. А потом вновь отключается.

– И когда это началось?

– В пятницу. Два дня тому назад. Позавчера была пятница?

– Кошмар. А мне сказали, что он корпит над учебниками, не поднимая головы.

– Никогда не корпел. В прошлом году едва сдал экзамены. Осенью, однако, вернулся в колледж. Несколько недель от случая к случаю бывал на лекциях. Последний раз появился в аудитории в ноябре. Не знаю зачем, он уже не мог наверстать упущенное.

– Но почему он до сих пор живет в общежитии?

– А что нам с ним делать? Мы пытались переслать его домой, но на почте сказали, что посылки таких габаритов они не отправляют. Такие вот дела. Однажды мы на руках отнесли его в лазарет. На следующий день он сбежал.

– Когда это было?

– Перед Рождеством. Потом он появился через две недели после Нового года. Весь избитый. Казалось, он провел это время в джунглях Борнео. Мы вновь уложили его в ванну. Я не счел за труд съездить к нему домой. В Саутуорт. Там живет его мать. Сказал ей, что ее ждут тяжелые дни. И причина тому – Том. Поначалу она словно обезумела от страха. Отказывалась верить тому, что я говорю. Утверждала, что Том появлялся дома раз в неделю, максимум – в две. Наверное, так оно и было. Сказала, что он просто переутомился от занятий. Ерунда. Сказала, что на его долю в последнее время выпало много переживаний,

– Переживаний? – переспросил Флетч. – Она сказала, переживаний?

– Упомянула о смерти его отца.

– Вроде бы он умер год тому назад.

Сидевший у ванны на корточках сосед поднял голову.

– Что значит, «вроде бы»?

– У него очень милая сестра, – ушел от прямого ответа Флетч. – Не жалующаяся на здоровье.

– Та-та? Да. С ней я тоже виделся.

– И что она сказала?

– Сказала, что в этом мире каждый должен сам выбрать себе дорогу. Она, словно заводная игрушка, и полагает, что все остальные ничем от нее не отличаются. Говорит, что не все в жизни поддается осознанию. Тут я с ней согласен. Никак не могу понять ее реакции, – наклонившись над ванной, сосед несколько раз легонько шлепнул Тома Бредли по щекам. Тот приоткрыл глаза. – Эй, Том. К тебе гость. Говорит, что его зовут Сатана. Хочет взять тебя на работу кочегаром.

Затуманенный взгляд Тома Бредли устремился к потолку. Затем переместился на лицо соседа по комнате.

– Том, ты проснулся?

Взгляд Тома пробежал по Флетчу и зафиксировался на точке в полуметре от его левого плеча. Сосед по комнате встал.

– Приведите кого-нибудь, чтобы что-то сделать с этим парнем. У меня такое ощущение, словно я унаследовал аквариум. И должен заботиться о его обитателях и смотреть на них, не имея на то ни малейшего желания. Понимаете?

– Не знаю, что я смогу сделать. Во всяком случае, прямо сейчас.

– Кроме того, – сосед обернулся, остановившись на пороге ванной, – мне тоже хочется полежать в ванне. Естественно, наполненной водой.

После того, как за соседом закрылась дверь, Флетч присел на краешек ванны, рядом со смесителем.

– Том, люди зовут меня Флетч. Я говорил с вашей матерью и вашей сестрой. Решил, что должен поговорить и с вами.

Вместе с Флетчем переместилась и точка, в которую уставился Том. Она по-прежнему находилась в полуметре от левого плеча репортера.

– Я упомянул вашего отца в статье, опубликованной в среду в «Ньюс-Трибюн». Допустил ошибку. Не знаю, может эта статья и стала причиной вашего теперешнего состояния. Во всяком случае, она не способствовала улучшению вашего настроения.