Франсина посмотрела на лежащую на столике мозаику.

– Почти закончена, не так ли?

– Да.

– Когда я впервые попал в вашу квартиру, ее только начали складывать.

Рот Франсины чуть приоткрылся.

– Понятно.

– Хватит, Том. У меня нет ни малейшего желания усложнять кому-то жизнь. Я лишь спасаю собственную шкуру.

Франсина поднесла руку ко лбу, повернулась и направилась в прихожую. По пути наткнулась на кресло.

До Флетча донесся стук в дверь.

– Энид, – позвала Франсина. – Энид, пожалуйста, помоги мне.

– Флетч, вы верите в существование души?

– Душа нематериальна, – ответил он.

– Шутить изволите? – спросила Франсина.

– Естественно.

Энид нерешительно вошла в гостиную. Каждый шаг давался ей с трудом, словно она опасалась, что пред ней вот-вот разверзнется пропасть.

– Добрый вечер, миссис Бредли, – поздоровался Флетч.

На лице ее отражались тревога, волнение. Флетчу она не ответила.

Франсина последовала за ней, более решительно, взяла Энид за руку, вместе они сели на диван.

Флетч ослабил узел галстука и плюхнулся в кресло.

– Извините, – вновь он посмотрел на груди Франсины. – Я просто ничего не понимаю, – глядя на них, он отметил, что Франсина ниже ростом. И на фотографии за его спиной Томас Бредли был ниже жены. – Но понять я должен. Должен спасти себя.

Обе женщины сидели, сложив руки на коленях. Энид сгорбившись, Франсина – расправив плечи. Флетч вспомнил слова Мэри Блейн, сказанные за обедом в Пуэбло де Сан-Орландо: «У Энид такой вид, будто в следующее мгновение она ожидает чего-то ужасного. Вы понимаете, если кто-то и откроет рот, то лишь для того, чтобы рассказать какую-нибудь похабную историю». На что Чарлз добавил: «Ее муж так и делает. Делал.»

– Флетч, вы знаете, кто такие транссексуалы? – спросила Франсина.

– Говорю вам, я не понимаю, что происходит. Хотя хотел бы понять.

Вновь ему вспомнились услышанные ранее слова, на этот раз от Роберты: «Невозможно осознать все, что происходит вокруг. Можно пытаться осознать все, даже делать вид, что вам это по силам. Но есть такое...»

– Мужчина может родиться в теле женщины, – объяснила Франсина. – Или женщина – в теле мужчины.

– Что определяет нас мужчиной или женщиной, как не ваши тела? – удивился Флетч.

– Наши души, – возразила ему Франсина. – Используя вашу терминологию, существует нематериальное «я», независимое от «я» материального, то есть тела. Я была женщиной, рожденной в мужском теле. Я чувствовала себя женщиной с раннего детства, с двух или трех лет. Насколько я себя помню, у меня всегда были женские желания. Я интересовалась женской одеждой. Смотрела на все с точки зрения женщины. Любила играть в куклы, устраивать чаепития, причесываться. Я помню, какое испытала потрясения, когда мой отец первый раз представил меня, как своего сына Тома. Я же была девочкой. Я знала, что я девочка.

Франсина поднялась, прошла к бару, наполнила три бокала виски с содовой.

– В школу я ходила в Далласе. Носила брюки, футболки, играла в бейсбол. Неплохо, кстати играла, за сборную школы, – она улыбнулась. – Чуть не сказала, что могла бросать мяч с такой же силой, что и парни. Я назначала свидания девушкам, а в старшем классе меня выбрали казначеем. Я стала превосходной актрисой. В словах, в выражении лица я играла мужчину. Стопроцентного мужчину. Кстати, «прибор» у меня был внушительных размеров, и я могла использовать его по назначению. Только не спрашивайте, о чем я думала, обнимаясь на заднем сидении с Люси, Джейн или Алисой. Девушки очень меня любили, потому что я так хорошо их понимала. И в колледже проблем не было, ни в мужском общежитии, ни в студенческих обществах. Но я чувствовала себя обманщицей, потому что была девушкой.

Она принесла Флетчу полный бокал.

– Можете вы представить себе более ужасный конфликт, чем между девичьей душой, заточенной в теле юноши? Или женской – в теле мужчины? Что может быть хуже жизни, в которой лживо все, каждое слово, движение, выражение лица?

Она взяла два оставшихся бокала, подошла с ними к дивану, один отдала Энид. Та сразу же ополовинила его.

– Вы говорили мне, что какой-то сосед рассказывал вам о ночных криках Энид. Кричала я, в стремлении вырваться из тела Тома Бредли. – Франсина пригубила виски. – А потом наступило воскресное утро, когда я проглотила все таблетки, которые нашла в аптечном шкафчике. Я решила, что лучше смерть, чем такая жизнь, такая ложь, непрерывная борьба с самим собой, – свободная рука Франсины легла на руку Энид, сжала ее. – Энид пообещала, что поможет в моем желании изменить пол. Энид – моя лучшая подруга. Никого я не люблю так, как ее.

– Вы и раньше обо всем этом знали? – спросил Флетч Энид.

– Конечно.

– С давних пор?

– Да.

– Муж не может долго скрывать такое от жены, – вновь вступила в разговор Франсина. – Когда я женилась, то думала, что смогу продолжать играть мужчину до конца своих дней. Видите ли, Флетч, такому человеку, как я, кажется, что любой мужчина, даже вы, предпочел бы стать женщиной. Я знаю, это не так. Я просто не понимаю, почему вам хочется быть мужчиной.

– А почему вы вообще женились? – спросил Флетч.

– Потому что у меня очень сильный материнский инстинкт. Только так я могла иметь детей. Вы это понимаете? И потом, я полюбила Энид, – она все еще держала Энид за руку. – Я не прошу вас понять и это.

– Роберта и Том – ваши дети?

– Разумеется, – Франсина улыбнулась. – Я же сказала вам. С «прибором» у меня был полный порядок. Так что я могла иметь детей... как отец.

– Однако, – Флетч покачал головой.

Франсина улыбнулась.

– Вам требуется время, чтобы осознать услышанное?

– Энид, я думал, вы убили Тома.

– Я убила себя, чтобы остаться в живых, – ответила за Энид Франсина. – Иногда, мой юный Флетч, приходится кардинально менять жизнь, чтобы не отправиться в мир иной.

Вновь взгляд Флетча уперся в грудь Франсины.

– Да, – кивнула она. – За два года до первой хирургической операции я начала принимать гормоны. Они изменили мое тело, увеличили грудь, – на память Флетчу пришли слова Алекса Коркорана, произнесенные в гольфклубе: «Я, правда, говорил моей жене, что он вроде бы ссыхается, уменьшается в размерах. Он худел.» – Кроме того, два года я ходила к психоаналитику, чтобы убедиться в правильности принятого решения.

На улице стемнело, погрузилась в мрак и комната. Однако Франсина вроде бы и не собиралась зажечь свет.

– Хирургия? – спросил Флетч.

– Да, хирургия.

Флетч вспомнил резкое движение Тома-младшего, когда он словно вогнал в живот нож и повернул его там, перерезая внутренности.

– Мне предстоит только одна операция, – добавила Франсина, не скрывая радости. – И тогда я смогу вернуться домой.

– Как Франсина Бредли.

– Да. Как Франсина. И смогу жить нормальной жизнью. Видите ли, после стольких лет притворства, мне больше нет нужды притворяться. Я всегда была Франсиной Бредли. А Тома только играла.

– Вы меня убедили.

– Энид и я тщательно готовили эту легенду, долгие годы убеждая всех в существовании Франсины. Сестры Тома. Умной, компетентной, разбирающейся в хитросплетениях бизнеса, знающей все, что нужно знать об «Уэгнолл-Фиппс». Которой вполне по силам взять на себя руководство компанией, случись что с Томом.

– Ваши дети, Та-та и Том, они знают правду, не так ли?

– Да, – кивнула Франсина. – Мы думали, что они достаточно взрослые. Они видели мою боль, мои страдания. Но Том, как видно, не выдержал. Наверное, на сына такое решение отца влияет сильнее, чем на дочь. Та-та может понять мое желание изменить пол, потому что она сама женщина. И мы, Флетч, действительно не подозревали о том, что происходит с Томом, пока вы не ввели меня в курс дела. Думаю, мы поможем ему примириться с действительностью. У меня же была только одна альтернатива – отправиться на тот свет.