Дождь барабанил по палубе, по нагим спинам людей, по реям с плотно увязанными парусами, по крышкам люков и пушечных портов. Такого дождя Серову видеть еще не приходилось – вода падала с неба сплошным потоком, будто какое-то зловредное божество решило утопить весь мир, залив его мутной теплой жидкостью. Этот тропический ливень не дарил прохлады и свежести, а лишь добавлял влаги в душный воздух. Вода была со всех сторон: сверху – истекающие струями тучи, снизу, под килем «Ворона», – взбаламученная поверхность гигантской реки. Не видно ни берегов, ни сельвы, ни далеких гор, что поднимаются на юге за полосою джунглей… Вселенная сузилась до расстояний, сравнимых с длиной корабля – сто футов, и ничего уже не разглядеть.

Футов, подумал Серов, футов, черт побери! За шесть прошедших месяцев он привык измерять длину не в метрах, а в футах и ярдах, а дистанцию – в лигах и милях. Это было крохотной частицей знаний, которые пришлось усвоить; другие необходимые навыки включали работу с парусами, чистку пушек, мытье палубы, стрельбу из мушкета и искусство разделки огромных черепах. Он уже не путал фок с фор-марселем, рангоут с такелажем, фалы с брасами и шкотами[47] , и помнил наизусть названия всех парусов, тросов и реев. Команды, которые подавали Джозеф Брукс, ван Мандер или Пил, постепенно обрели смысл; теперь он знал, куда бежать, что тянуть и на какую мачту лезть. Пожалуй, к списку своих профессий Серов мог бы уже добавить морское дело – конечно, в том варианте, какой был принят в восемнадцатом столетии.

– Смотри-и-и… – протяжно раскатилось над палубой. Корабль шел под кливером[48] , и вел его ван Мандер, самый опытный из навигаторов «Ворона». Треть команды, и Серов в том числе, стояла у бортов с длинными шестами, напряженно всматриваясь в мутную поверхность Ориноко. Здесь, в низовье, где река разливалась широко среди болот и трясин, течение было не слишком быстрым, однако попадались плывущие к морю деревья, подмытые водой или поваленные ветром. Прошлой ночью одно такое бревно едва не пробило бортовую обшивку, и капитан выставил наблюдателей. Стволы полагалось вовремя замечать и отталкивать подальше.

Кола Тернан, стоявший рядом с Серовым, перегнулся через планшир, разглядывая буро-желтую реку. По его свирепому лицу текла вода, мокрые черные космы падали на плечи, и сейчас он был в точности таким, как рисуют морских разбойников в пиратских романах: одноглазый, одноухий, с серьгой в единственной мочке, голый и страшный. Впрочем, сам Серов и верные его подельники Хенк с Мортимером выглядели не лучше.

– Топляк по правому борту! – внезапно заорал Тернан.

– Готовсь! – выкрикнул боцман Стур, возникший за их спинами.

– Пройдет на расстоянии ярда, – доложил Тернан. Несмотря на свое увечье, он обладал редкой зоркостью и отличным глазомером.

– Толкайте, бездельники, – приказал боцман. – Толкайте, кретины недоношенные! Ствол виден, а ветки и корни – нет. Пробоина в днище нам ни к чему.

Бугристая кора мелькнула в волнах, шесты уперлись в дерево, мышцы напряглись, четыре глотки разом выдохнули воздух. Ствол вдруг извернулся, один конец вспенил воду, на другом раскрылась зубастая пасть и – щелк!.. щелк!.. – в руках Мортимера остался обрубок шеста.

– Чтоб мне в пекле гореть! Кайман! Ну и здоровый, якорь ему в бок! Получи, тварь!

Мортимер швырнул шест в буро-зеленую спину и промазал. Хенк загоготал, Тернан насупился, а Серов промолвил:

– Индейцы их жрут. Чичпалакан говорил, что мясо в хвосте очень даже ничего. Был бы мушкет, я бы ему прямо в глаз…

– Ха, мушкет! – оборвал его боцман. – Не успеешь выстрелить, болван, как порох отсыреет.

Прокол, подумал Серов. Правда ведь, отсыреет! Вот недолга! Вроде и привык уже, а случается то одно, то другое. Мяса кусок дадут, ищешь вилку, огонь соберешься разжечь, лезешь в карман за спичками… Вилку, может, изобрели уже, а до спичек еще лет двести!

Он покачал головой и снова уставился в реку.

«Ворон» плыл вверх по течению четвертый день и удалился от побережья на добрую сотню миль. Дельта Ориноко была огромна; сотни крупных и мелких речных рукавов извивались среди заболоченных джунглей, где земля не походила на землю, а являлась смесью воды, гниющей древесины, мхов, корней и опавших листьев. Найти главное русло в этом лабиринте было задачей непростой, но Чичпалакан – Чич, как стали звать его в команде – помнил, что до Ориноко лучше добираться по южному рукаву, который выходит в залив со множеством мелких островов[49] . Во всяком случае, так плыл Чичпалакан на своей пироге после убийства двух солдат в Пуэнте-дель-Оро, но оставалось непонятным, бежал ли он от испанцев или его послали с некой миссией. Его народ, Дети Каймана, обитал в лесах и предгорьях к югу от реки и познакомился с белыми лет двадцать назад, когда один из испанских отрядов забрался в эту глушь. Как забрался, так мог бы и назад отправиться, но, к несчастью, испанцы нашли древний рудник, к которому племя Чича не имело ровно никакого отношения. Кто там добывал серебро и когда, бог ведает, но копи не иссякли, и об этом было доложено по начальству, в Маракайбо и Картахену[50] . И года не прошло, как испанцы поставили форт на Ориноко, и для Детей Каймана наступили черные дни. Пришельцам нужны были мясо, женщины, плоды и рабочие руки – словом, все подчистую, что имелось у племени. Убедившись после нескольких мятежей, что с испанцами не справиться, и прослышав, что есть у них враги, другие белые, старейшины решили отправить к ним Чича.

Эта версия была придумана Серовым; Чич же о целях своих странствий говорил неохотно и сразу переставал понимать испанский и английский. То ли боялся, что заподозрят его в неискренности, то ли стыдился наивности своих вождей, считавших, что враги испанцев тут же явятся на помощь племени. На самом деле Чич был продан и проигран в карты раз пять или шесть, пока не достался Баску, а от него – Серову. Ни один из его хозяев не клюнул на «дыру в земле», ибо все они были простыми мордоворотами, у коих слово – брань, а довод – кулак. С людьми же разумными, вроде капитана Брукса, Чич не имел возможности пообщаться, пока, заботами Серова, не очутился на «Вороне».