В точности не известно, каким способом испанцам удалось втащить пушки на крутые склоны южного побережья. Узенькие осыпающиеся тропки не позволяли подниматься там даже по двое в ряд, и французы жили в уверенности, что нападения с тыла не последует. Тем не менее факт остается фактом: испанцы установили на вершине соседней гряды батарею из десяти орудий и открыли с тыла огонь по Скальному форту. Они рассчитывали, что внезапное и массированное нападение сломит сопротивление французов за несколько минут.

Но Фонтенэ громовым голосом приказал строить под огнем дополнительный бруствер. Пленные и рабы вряд ли могли считать удачей, что именно им досталась эта работа. Кстати, подобные сооружения и в современной войне возводят под орудийным огнем при бомбардировке с воздуха, так что участь саперов никогда не была завидной. В XVII веке бруствер клали из двух рядов бревен, а пространство между рядами, шириной около метра, заполняли землей. Техника эта была испытана к тому времени многократно да и в сущности мало изменилась за последующие века. В период первой мировой войны пехоте приходилось прятаться за куда менее солидными заграждениями, так что нас не должно удивлять, что защитникам форта на Горе удалось продержаться несколько дней.

Испанские корабли били в упор изо всех орудий. Порт и селение Бас-Тер всю светлую часть дня находились под разрушительным огнем. Чтобы спасти остатки судов, губернатор распорядился вывести их из гавани и поставить между полузатонувшими собратьями. Колонисты и негоцианты Черепахи без малейшего удовольствия лицезрели картину уничтожения своего имущества: ярким пламенем пылали их дома и набитые товаром склады. Вполне резонно предположить, что немалое число этих пацифистов страстно желало найти общий язык с испанцами.

Фонтенэ держал защитников форта в железной узде, проявляя личную отвагу. Когда ему сообщили, что на редут снизу явилась депутация жителей, которые хотят обратиться к нему, он поначалу решил, что горожане Бас-Тера пришли предложить свою помощь. Однако услышал он совсем другое:

– Мы полагаем, господин губернатор, что у нас нет иного выхода, кроме как капитулировать...

Глава депутации едва успел закончить фразу, как рухнул, сраженный пистолетным выстрелом в лицо. Остальные представители общественности бросились наутек.

К моменту нападения цейхгауз на Горе был битком набит порохом и ядрами. Но в трюмах испанских судов суммарный боезапас был в пять-шесть раз больше. Испанский адмирал, приказавший вначале считать ядра и меры пороха, Облегченно вздохнул, когда убедился, что огонь французских батарей начал стихать. А затем вражеские орудия замолчали. Немного погодя ему доложили, что губернатор Тортуги готов вести переговоры о сдаче.

Фонтенэ добился почетных условий: побежденные сохранили знамена и личное оружие, никаких пленных – губернатору было разрешено покинуть остров с тремя сотнями солдат и негров. Испанцы даже позволили ему остаться на острове столько времени, сколько потребуется для подъема затопленных кораблей.

Солнце нещадно слепило глаза, когда кавалер де Фонтенэ во главе своего войска маршировал к порту сквозь строй испанских солдат, выстроенных в два ряда с оружием на изготовку. Над Горой гордо развевался кастильский флаг. Большинство жителей Бас-Тера высыпали проводить своих прежних хозяев. Все проходило в полном молчании; лишь, когда шлюпки отвалили от берега, кто-то в толпе крикнул:

– До скорого!

Весть о потере Тортуги дошла до Парижа весной 1654 года, не вызвав там никакого волнения. Францию все еще терзали раздоры Фронды[15], страна с любопытством приглядывалась к юному королю[16], которого только что венчали на царство в Реймсе. Единственными заинтересованными лицами были акционеры Компании островов Америки, горстка банкиров и негоциантов плюс несколько личностей из самых различных социальных слоев, объединенных лишь тем, что они побывали в свое время в Америке, а посему охотно искали общества друг друга. Среди них был и некто Жереми Дешан, обитатель перигорского имения Россе, младший отпрыск старинного дворянского рода. В этом качестве он не мог рассчитывать вступить во владение имением и жить на доходы с родовых земель. Поэтому в 1641 году он отправился в Вест-Индию и жил на Тортуге при печальной памяти губернаторстве Левассера до 1651 или 1652 года. Чтобы быть совсем точным, Жереми не просто жил, а плавал на одном из флибустьерских судов, возможно, даже командовал им. Вернувшись во Францию с тугой мошной, он зажил тихо – во всяком случае, на родине он не заставлял говорить о себе.

В 1654 году он узнал о потере Тортуги. Вскоре до него донеслись известия о неудачной попытке кавалера де Фонтенэ отбить остров (силы были слишком малы), после чего незадачливый губернатор возвратился во Францию, где спустя очень короткое время умер. Судя по всему, Жереми внимательно следил за всеми событиями в далеких краях. В ноябре 1656 года мы видим Жереми дю Россе в приемной государственного секретаря по вопросам коммерции, куда он явился с просьбой об аудиенции. Диалог, состоявшийся в кабинете секретаря, был предельно лапидарен:

– Кавалер де Фонтенэ скончался больше года назад, и его никто не заменил. Я покорнейше прошу назначить губернатором Тортуги меня.

– Но позвольте, месье, ведь остров не в наших руках.

– Знаю. Но я завладею им.

– Мы не имеем возможности ничем посодействовать вам.

– Мне ничего и не требуется.

– Тогда извольте.

Рескрипт о назначении господина дю Россе покоится в архивах, он датирован 26 ноября 1656 года. Известно и сколько времени новоиспеченный наместник короля в заморских владениях провел в Париже в тщетных попытках найти финансовую поддержку: два года. Это доказывает, что, во-первых, у младшего сына сохранилось кое-что на черный день, а во-вторых, что энтузиазм во Франции к освоению далекого края значительно поостыл. В конце концов дю Россе решил обойтись без помощи и ехать в одиночку. Он отправился из Парижа в Ла-Рошель.

Тогда это был самый крупный и самый оживленный французский порт на океане. Дю Россе повел в тавернах беседы со всякого рода искателями удачи. Человек он был, как все перигорцы, предприимчивый, а сверх того – умный и речистый, умеющий договориться с любым собеседником. В результате ему удалось склонить к отъезду человек тридцать молодцов, готовых следовать за ним хоть к чертям в пекло, и зафрахтовать судно, шедшее с грузом кож на Ямайку.

Жереми дю Россе был разговорчив, но он умел и молчать, когда требовалось, поэтому никто не узнал о демаршах, предпринятых им в Порт-Ройяле на Ямайке. Историки однако отыскали в британских архивах переписку между Лондоном и колониями, из коей явствует, что, когда корабль прибыл к месту назначения, французу удалось получить от губернатора Ямайки поручительство на вступление в должность губернатора Тортуги. Дю Россе, конечно же, ни словом не упомянул о том, что у него уже был подобный документ от короля Франции.

Учитывая моральные нормы XVII века, подобный образ действий не следует считать двуличием. Так, в ту же эпоху и в тех же местах кавалер де Пуэнси, освобожденный декретом от своих губернаторских обязанностей на Сент-Кристофере, не пожелал считаться с королевской волей, а преспокойно отправил назад во Францию своего новоназначенного преемника и продолжал править островом как ни в чем не бывало. Добавим к этому, что, пока Тортуга находилась в руках испанцев, оба полученных Жереми дю Россе губернаторских поручительства стоили ровно столько, сколько бумага, на которой они были начертаны. Младший отпрыск перигорского рода, тем не менее, имел все основания считать, что в случае успеха – захвата Тортуги – остров станет его безраздельной вотчиной.

Покинув Порт-Ройял, он отправился со своим тридцатисильным воинством на Марго, островок у западного побережья Эспаньолы – Санто-Доминго.