Начнем с племени лушеи, населяющего обширные горные пространства в Ассаме. Это приземистый, коренастый и мускулистый народ, с широким лицом почти без всякой растительности, выдающимися скулами, коротким плоским носом, маленькими миндалевидными глазами и желтым или коричневым цветом кожи различных оттенков. Их принадлежность к монголоидной расе, таким образом, не подлежит сомнению. Об этом говорят не только их физические свойства, но и язык, составляющий тибето-бирманскую ветвь тибето-китайской семьи языков. Это — племя земледельческое, и главный продукт питания у него — рис. Однако в силу принятого способа обработки земли оно вынуждено вести кочевую жизнь и редко остается несколько лет подряд на одном и том же месте. Господствующая здесь система полеводства обыкновенно называется подсечно-огневой системой земледелия. Лушеи очищают в джунглях участки земли от бамбука или деревьев, которые после высыхания сжигаются, причем зола служит для удобрения почвы. Расчищенное таким образом поле слегка вскапывается заступом, а когда появившиеся облака возвещают землепашцам об окончании сухого времени года и приближающемся дождливом сезоне, лушеи устремляются на поля с корзинами семян на плече и с длинным и широким ножом (dao) в руке. Вся семья приступает к посеву, вырывая ножами в земле мелкие ямки и бросая в каждую семена. Сеют преимущественно рис, но также маис, просо, горох, бобы, табак и хлопок. При такой неэффективной обработке редко приходится снимать с одного и того же участка больше двух урожаев подряд, после чего земля забрасывается до тех пор, пока она снова не зарастет бамбуком или мелколесьем. Если расчистка произведена в бамбуковых джунглях, то к новой обработке участка можно приступить через три или четыре года, а если в лесу, то посев может быть возобновлен через семь-восемь лет. Земля из-под деревьев дает, как говорят, лучшие урожаи, чем из-под бамбука, но зато требует гораздо больше труда для расчистки и раскорчевки. При таких условиях запасы пахотной земли вокруг большой деревни быстро истощаются, приходится переселяться на новое место, выбор которого происходит очень тщательно. На выбранное место посылается депутация старейшин; они спят на земле и совершают гадание по пению петуха, которого для этой цели берут с собой в дорогу. Если петух громко запоет за час до рассвета, то место признается подходящим. В новой деревне придется прожить от четырех до пяти лет, и в прежнее время она ставилась на расстоянии двух-трех дней пути от прежнего местожительства. Переселенцы должны таскать на спине все свое добро, и перспектива частых и хлопотливых перекочевываний с места на место удерживает людей от накопления имущества и, таким образом, препятствует росту богатства и развитию промыслов. При такого рода переложной системе полеводства, принятой у большинства горных племен этого района, крестьяне не приобретают каких-либо прочных прав на землю; даже вожди племен не сознают себя собственниками занимаемых ими полевых и лесных участков. Власть вождя распространяется только на людей его племени, где бы они ни кочевали и где бы временно ни обосновывались. Среди некоторых, более диких племен труд по расчистке и обработке земли выполнялся в значительной части людьми, захваченными в плен во время набегов; эти набеги и предпринимались главным образом для того, чтобы обеспечить нападающих рабами, которые облегчили бы им их тяжелый труд.
Деревни племени лушеи обыкновенно ютятся по крутым склонам гор. Они имеют обширные размеры и часто насчитывают сотни домов. Однако в последнее время народ чаще всего расселяется в джунглях небольшими поселками и даже отдельными хозяйствами, далеко от деревень. Замечательной особенностью лушейских селений являются общежития (zawlbuk) для холостяков, где проводят ночь неженатые мужчины и молодые парни, достигшие половой зрелости, которым не разрешается спать в родительском доме. Прибывшие из других деревень также помещаются в этих общежитиях, которых бывает по нескольку в каждой крупной деревне. Это обычай, общий для горных племен Ассама.
Каждая лушейская деревня представляет как бы отдельное государство, управляемое своим вождем. „Каждый сын вождя по достижении брачного возраста получал жену на средства своего отца и строил собственную деревню. Здесь он управлял как независимый вождь, его успех или неудачи зависели от его личных административных талантов. Подати отцу он не платил, но первый рассчитывал на его помощь в возможных распрях с соседними вождями племен. Однако, когда отец доживал до старости, нередко случалось, что сын не выказывал даже такого подчинения. Младший сын оставался в отцовской деревне, и к нему переходила по наследству не только деревня, но и все имущество отца“. Мы видим, что обычай племени лушеи полностью подтверждает теорию Блэкстона о происхождении минората, так как у этого племени младший сын наследует просто потому, что он один остается в родительском доме, тогда как все старшие братья покидают отца, уходят на сторону и основывают свое собственное хозяйство.
Если бы такое доказательство показалось недостаточным, то можно привести в качестве дополнительного довода недавнюю перемену, которая произошла в быту этого племени. В последней опубликованной переписи Ассама мы читаем, что „сокращение размеров селений у лушеев повлекло за собой крупную перемену в обычае, по которому младший сын наследует отцовскую деревню и имущество. Такая система наследования была основана на том, что старшие сыновья после женитьбы строили собственные деревни. Для этого несколько старшин, а также кое-кто из простых поселян выделялись из деревни и сопровождали молодого вождя, образуя собой ядро нового поселения. Когда, таким образом, оказывалось, что все старшие сыновья перешли на самостоятельное положение, то младший сын, естественно, становился наследником отцовской деревни и имущества, на нем лежало попечение о матери. Но в то время как семьи вождей не обнаруживали признаков сокращения, средний размер деревни уменьшился наполовину, отчего стал ощущаться недостаток в людях, готовых следовать за сыновьями вождя на новые места. Бывали случаи, когда ни одному из них не удавалось основать отдельную деревню. При таких обстоятельствах наследство должно, очевидно, впредь переходить к старшему сыну, и такая перемена была охотно принята населением“.
Таким образом, система минората у этого народа фактически заменяется системой майората потому именно, что причины, вызвавшие первую, отпадают. Правда, вышеизложенный порядок наследования относился к семьям племенных вождей; однако, по существу, тот же порядок утверждается и по отношению к частной собственности всего вообще населения. В одном источнике мы читаем, что „имущество делится между сыновьями, но младший из них получает более крупную долю, а остальные — поровну“. По другому, более позднему рассказу „общее правило предписывает переход наследства к младшему сыну, но иногда и старший претендует на долю“. Как в семьях вождей, так и остальных основание обычая, вероятно, одно и то же. Мы видели, что когда сын вождя уходит, чтобы основать новую деревню, то он берет с собой некоторых соплеменников в качестве приближенных к нему лиц и будущих подданных. Естественно предположить, что все такие переселенцы отбираются из старших сыновей различных семейств, тогда как их младшие сыновья остаются на старом месте при своих отцах и являются будущими наследниками семейного имущества.
У ангами, другого монголоидного племени в Ассаме, обычай минората существует в ограниченной форме. „Пока отец жив, сыновья при вступлении в брак получают свою долю из его земельной собственности. После смерти отца неженатые сыновья делят между собой имущество поровну. Женившиеся сыновья покидают отцовский дом и строят себе собственные дома. Таким образом, младший сын фактически почти всегда наследует отцовский дом“. Здесь мы опять видим, что дом переходит по наследству от отца к младшему сыну просто потому, что последний остается в семье, тогда как старшие братья по случаю женитьбы основали собственное хозяйство. Если ко времени смерти отца в семье окажется несколько неженатых сыновей, то младший не пользуется никакими преимуществами перед старшими.
