– Вызовем(икнув)… Всех их вызовем(икнув)… – лишь выдала неустойчивая старшекусница на экспрессивную тираду Рози.
– Ты что? – утирая слезы, подняла на Виолет лицо первокурсница. – Пьяная?
– Ну‑у… – смешно поплямкав губами, как‑то стеснительно отвела в сторону свои потяжелевшие веки заядлая дуэлянтка, но всё же собралась и ответила. – Всех вызовем!
– О, Вио, это всё из‑за меняа‑а‑а‑а… – очень конструктивно поддержала беседу, заливаясь горькими слезами студентка Дальская.
* * *
Утром я проснулся увы один, но зато будучи свеж и полон сил. Мда. Трудно находиться в таком цветнике. Успокаивает лишь наличие ядовитых шипов у всего этого коварного великолепия.
Проснулся я не самостоятельно, хотя предварительно настроил нейросеть на срабатывание будильника, правда на слегка попозже, но не беда. Судя по всему, побудка тут организованна централизованно и посредством специальных артефактов в каждой комнате.
Надо же? Так мило «динькает», но каким‑то неведомым мне чудом не усыпляет своими малиновыми перезвонами, а пробуждает. Поумилявшись, оглядывая эти вычурные напольные(!) часы с боем, я направился‑таки в ванную комнату.
Из здания я вышел спустя почти полчаса и следуя инструкции, что получил вчера вместе с формой, направился в трапезную.
– Доброе утро, Франт.
– Доброе… Милен, – припомнив, а точнее воспользовавшись подсказкой нейросети, практически без заминки поприветствовал я догнавшую меня очередную красотку(со вздохом).
Нужно узнать как тут насчет горничных или каких‑нибудь легкомысленных особ из обслуги. А то так и…
– Как вам первая ночь на перинах?
Сучка.
– Представляете, машер, всю ночь ворочался. Проклятая горошина, Пустошь ее подери, оказалась под моею…
– Ой, а я знаю эту сказку! – с другой стороны подбежала еще одна охотница за бесхозным почти главным рыцарем, удивив меня и зародив сомнения в источниках вдохновения, так сказать, одного датчанина.
Так, а эта голубоволосая малышка у нас в милую непосредственность умеет. Так что ли? Ну‑ну.
– Вы, Франт, я смотрю любите приврать, – решила продолжить строить из себя язвительную стерву, эта вчера невероятно собранная и сдержанная обладательница выразительных фиолетовых и самое главное очень умных глаз.
– Ну, Миле, ты как всегда в своем репертуаре, – не дала мне открыть рта, хотя я и не особо‑то и порывался, голубоволосая. По‑видимому сообщница «стервозной» красноволоски.
Пауза затягивалась, а я наконец выдал выжидательно уставившимся на меня красоткам.
– Есть хочу, – и зачем‑то свернул вовсе не к столовке.
Оригинал.
Не то чтобы с Выносливостью 5 я был так уж голоден, но последние напряженные дни, когда я едва три часа в сутки умудрялся поспать, а уж ел и не вспомню когда, всё же меня слегка вымотали. Сегодня, правда, я поспал аж часов пять.
А от этих лукавых девиц, я так позорно бежал лишь чтобы чуть позже демонстративно‑самостоятельно войти в зал, где уже были накрыты столы. Хотя нет, это они лишь сервированы, а вот за самой едой нужно во‑он в то окошко обратиться. Хм. Занятно. Ни тебе обслуги, ни изысканных яств. Демократичненько.
Зачем мне понадобилось подчеркивать свою независимость и самостоятелтность? Да вот не понравилось, как ловко меня взяли в клещи, пусть и столь округлыми и манящими выпуклостями, эти две интриганки, во взглядах коих совершенно не читались те эмоции и поведенческие шаблоны, что они так настойчиво мне демонстрировали. Может паранойя, а может просто взбрыкнул.
Взяв какой‑то совсем не фэнтезийный поднос и став в какую‑то совершенно не анимешную очередь к раздаче, я принялся хмуро разглядывать наряды окружающих меня всяких там «‑ских». Вчера‑то они все приперлись на представление первокурсников в выданной форме, а сегодня. А сегодня вырядились в пошитые из дорогущих тканей вычурные вариации той‑самой серенькой и единой, ага три раза, для всех формы.
Особенно интересна вон та, в катастрофически приталенном кителе и с огроменными такими… возвышенностями повыше той самой узенькой талии, что так гипнотически приковывают к себе взгляд своими серебристыми и атласными обводами. Ого, там и корма…
– Куда это вы смотрите, сударь? Мы с вами незнакомы, – надавив интонацией на последнем слове, пристыдила меня подкравшаяся, внезапно рыжая, – но раз уж вчера мы присутствовали на представлении и нам предстоит в дальнейшем вместе учиться, то так и быть. Можете обращаться ко мне Ивон.
Но когда эта, совсем не похожая на то самое «моё рыжее недоразумение» особа, по‑видимому узрела на моем лице готовность ответить куда ей идти, то поспешила подмигнуть мне, такому вот неотесанному и уже готовому поломать всю ранее условленную в письме игру, ну и добавила:
– Мы ведь подружимся? – а следом прильнула ко моей руке совсем не такими обводами, как мне бы хотелось, и я бы сказал, вовсе даже обводиками.
– Заметано, малая, – вздохнув, решил я проучить эту, похоже излишне властную мелкоту, в своем отношении к которой я ещё не опрелелился.
– О, я смотрю ты всё же пристроился под заботливое крылышко, врунишка Франт? – откуда‑то вынырнула красноволосая «стерва» с рассудительным взглядом фиолетовых глаз.
Нарывается. Но зачем? Неужели она с рыжей заодно? Или…
– Горская, я вас проучу, – выдала ей вставшая на мою защиту рыжая… Горская.
Мда. Тут такое дело. Они‑то может и разноцветные, но тут в академии они обе Горские. Фигня какая‑то, но что есть, то есть.
– Ах, вы посмотрите? «Сестрица», – выделив насмешливой интонацией, продолжила красноволосая, – ты не боишься заполучить трёпку, ведь…
– Красавица, мне вон того красненького, и мяса побольше. Ну и вон того зеленого давай, – неожиданно громко перебил я эту, если не постановочную, то уж точно нелепую свару двух альфасамок, обратившись к подавальщице. Но увидев не предвещающий ничего хорошего взгляд, видимо проштрафившейся студентки на раздаче, и когда только успела, я поспешил восторженно добавить. – Пустошь меня побери, какие глаза! Ага, мясца можно еще чуток. А уста‑то, уста… Ай.
Ну и послав воздушный поцелуй, как‑то удивительно быстро поплывшей от такого детсадовского приема милашке с поварешкой, я поспешил сбежать, так как гнев разъяренных львиц грозил мне не только тычками в бок, но и ядом в это вот… зелененькое.
Так, что‑то мне не по душе всё это фиглярство и постоянное бегство от доминирующих девок. Чего они сегодня все как с цепи сорвались? Вчера же тихие и чопорные были. В общем, надо поставить себя как следует. Кого бы прирезать? О!
Направился я с подносом в «курятник» здешних самцов, кои от природы безусловно таковы, но вот то, как их под ручку заводили девицы в столовую и барственно при этом похлопывали, а то и трепали за щечку, ну или снисходительно чмокали туда, перед тем как отпустить к толпе остальных «подругов», намекало на полное несоответствие этих особей данному определению. Но не с девками же мне тут устраивать зарубу, в конце концов?
– Сударь, вы заняли мое место, – выбрал я для наезда самого с виду грозного.
– Мирими?!! – как‑то жалостливо он воззвал к недавно оставившей его спутнице.
Да блин! Куда я попал?
– Что, мой бобрёночек? – прискакала на крыльях любви его заботливая пассия с развевающимися золотистыми локонами.
Ля какая.
– Сударь, вы жалок! – высказал я свое откровенное мнение об этом чмошнике и гордо развернувшись попытался удалиться, избегая конфликта.
Ну правда, не с красоткой же мне драться за поруганную честь ее… бобреночка. А вдруг за меня рыжая сейчас начнет вступаться? Это ж позор буде…
– Вы кто? – не дала мне ретироваться эта жаркая златокудрая особа.
– Я голодный студент, что готов оторвать ноги любому, кто встанет у меня на пути. Даже если они будут расти из такой вот… – задержав свой голодный взгляд на обтянутой дорогой тканью попке, сглотнул и продолжил. – Бесстрашной юной особы, коей не повезло со спутником. А теперь, лучше займитесь подтиранием слезок вашего недомужчины.