Поэтому города росли либо вокруг административного ядра (в старинных епископских центрах или в бургах сеньоров), либо вблизи от населенных деревенских пунктов, которые со временем должны были слиться с городом и стать Neustadt (новым городом) рядом с первоначально торговым кварталом или Altstadt (старым городом). В XI веке все города управлялись принцами, которым их пожаловал король и доверявшим городское управление одному из своих должностных лиц (Schultheiss). Но с конца XI и в первой половине XII вв. давление купечества, желавшего вырваться из-под жесткой опеки, усиливалось, иногда даже с помощью самого короля, который рад был ослабить влияние принцев и давал купечеству особые привилегии (освобождение от уплаты пошлин, особый статус для горожан, которые все являлись свободными гражданами, участие в администрации). Таким образом, еще более связанные с сувереном горожане устанавливали собственные правила; они имели и представительство старшин в городском магистрате. Недалеко было то время, когда они начнут сами избирать городской совет (Rat), который заменит прежние структуры и заправлять в котором будут они сами. С середины XII века, впрочем, уже начало вырабатываться городское право. Многие города развивались бурными темпами. Самыми активными из них — некоторые мы уже упоминали — были Кельн, который в начале XII века был окружен новой (второй) стеной и чья площадь составила 197 гектаров, чем далеко опередил все остальные города на Западе (при этом его население уступало итальянским городам); в прирейнской Германии — Вормс, Шпейер, Майнц, Базель; в центре — Вюрцбург; на юге — Ратисбонн, Нюрнберг, Бамберг, Аугсбург; на севере — Зост, Фрицлар, Магдебург, Гослар (где купеческие кварталы и старый город соединились в 1108 году), Волин (в устье Одера, на острове Волин, населенном скандинавами, славянами, а также немцами), уже приближавшийся к упадку, Штеттин (где славяне составляют большинство), Бремен, Дортмунд и Гильдесгейм, получившие в ту эпоху свои первые хартии.
Все эти центры, часто обязанные началом своего развития именно тому, что решение правовых вопросов в них было передоверено какому-нибудь принцу, могли ускользнуть от королевской власти.
Тем не менее они желали помочь монарху, все чаще выступавшему в роли их защитника и гаранта их прерогатив. Поэтому сеть этих городов и становится элементом сплочения в той сложной среде, коей является Германское королевство.
Действительно ли король Германии может быть силен? И насколько?
Повторим, в его актив следует зачесть тот факт, что идея общественной власти продержалась здесь дольше, чем где-либо, что эта идея принадлежала королю и позволяла ему действовать в зависимости от обстоятельств на всей территории королевства (ни один вассал не мог запретить ему вступить в пределы своих ленных владений) и осуществлять юрисдикцию над всеми свободными людьми. Но не следует делать скороспелых выводов и ограничиваться одной лишь доктриной и учреждением, как это делали и делают до сих пор многие немецкие историки. Конечно, теоретически король имел абсолютное нетираническое право, он мог осуществлять свою миссию везде, но при этом должен был соблюдать правила, четко определенные в клятве, которую он произносил в день коронации и в соответствии с которой он обязался защищать истинную веру (от ереси и раскола), покровительствовать церкви и духовенству (не ограничивая их привилегий) и править по законам, установленным его предками (обычай, налагающий на него обязанности). Из такой концепции королевской власти следует, в принципе, что герцоги и графы выполняли свои функции от его имени и по его доверенности, и что архиепископы и епископы получают свои прерогативы из его рук (regalia). Тем не менее, практически эта высшая юрисдикция наталкивалась на силу самых богатых принцев, которые являлись электорами и всегда ради собственной выгоды могли обратиться к древним законам предков, предпочитая забыть о том, что выполняемые ими функции — это администрирование по доверенности. Ежемоментно политическая реальность зависела от отношений между королем и принцами, и эта взаимосвязь, в свою очередь, зависит от различных факторов.
В пользу трона необходимо отметить, что за ним полностью признавалась обязанность поддержания мира, поэтому-то и имело смысл обращаться в королевские инстанции. Монарх должен во имя почти религиозной обязанности «обеспечить каждому неприкосновенность его юридического статуса независимо от того, идет ли речь о личности или ее имуществе» (Ш.Э. Перрен). А опасность в Германии XII века была велика, как впрочем и везде на Западе. Внутренние войны, которые сеньоры вели для сведения личных счетов — явление постоянное; их жертвами становились не только знать, которой это непосредственно касается, но также люди всех сословий. К тому же бандитизм во всех своих формах пес огромные разрушения и разорял страну. Назначение короля в том и состояло, чтобы воспротивиться этим бедам; он должен был установить в стране мир. Но если в других областях христианского мира, например, во Франции, первой в определении мер по прекращению вооруженных конфликтов выступала церковь (миротворчество, посредничество, перемирия), а короли старались убедить отдельных сеньоров и вместе с ними клялись уважать эти меры, то в Германии, по крайней мере со времен Генриха IV, глава государства сам принимал решение, провозглашая мир (Landfrieden), чему принцы должны были подчиниться и оказывать всемерное содействие.
Вот таким образом во имя мира германский монарх фактически осуществлял две важные прерогативы: призыв вассалов (командное право, позволявшее ему наказывать всякого, кто не подчинится его приказу) и помилование (дававшее ему возможность отменить наказание). Ради содействия в установлении мира он продолжал оставаться высшей судебной инстанцией — решение дел о кровопролитии и дел, могущих повлечь применение смертной казни (поджог, кража, измена, насилие, похищение людей), — которая, будучи теоретически основополагающим атрибутом государства, практически оставалась общественным учреждением. Значит, король является обладателем уголовной юрисдикции, право на которую автоматически получали только маркграфы, тогда как графы и виконты — ибо чисто герцогского права не существовало — могли осуществлять юрисдикцию лишь в качестве повинности, полученной от короля. Кроме того, само собой разумеется, что королевский суд являлся также обычным судом второй инстанции для графских учреждений и мог рассматривать дела всего королевства. Установлено также, что никто кроме короля не мог переносить, перемещать, отменять заседания суда, шла ли речь о графских судах как самых главных судах в каждом регионе, или о судах ста присяжных, решающих от имени графа местные дела, как правило, меньшей значимости. Установлено, что если король находился в графстве, то юридические прерогативы графа брал на себя он. В конечном счете это он осуществлял юридическую власть повсеместно, кроме марок.
При рассмотрении прочих королевских прав можно заметить, что они ограничены в той мере, в которой он оказывается не в состоянии сохранить мир для их осуществления.
Таким образом, в военной области прерогатива призыва вассалов обеспечивала ему мобилизацию и командование армией, а также право освобождать от обязанностей (маркграфы и их люди не должны участвовать в походах, целью которых не являются вверенные им пограничные области). Но фактически объявление похода зависело от решения ассамблеи принцев, которое не касается всех свободных граждан королевства, так как монарх мобилизовал только своих непосредственных вассалов и принцев, поставляющих ему заранее определенный воинский контингент из числа их подданных. Таким образом, армия формировалась из конной знати (тактическая эволюция также привела к почти полному сокращению пехоты, что позволяет малоимущим, не имеющим возможности приобрести оружие и конскую сбрую, избежать рекрутского набора). Что касается командования, то если королевское руководство не оспаривалось, войска принцев группировались под знаменами их военачальников — соответственно принцев. Все это характерно для феодальных вооруженных сил. Король первым имел право распорядиться собственной властью, которая велика, но лишь при условии сотрудничества со знатью и при наличии у короля качеств, необходимых для хорошего военачальника, так как авторитет являлся важнейшим элементом для данной системы сотрудничества, основанной на идее, что суверенность принадлежит монарху совместно с аристократией.
