На третий день своего пребывания в Петрозаводске, после заседания Совнаркома Карелии, на котором рассматривался перечень зданий, пригодных для размещения госпиталей, я получил ордера на помещения, в которых ранее размещались школы, техникумы, а также другие здания общественного назначения. Ордера были вручены врачам, которые по опыту работы могли возглавить формирование госпиталей и руководство ими, Среди них оказался один из работников ВСУ, ныне генерал-лейтенант медицинской службы в отставке Ю. М. Волынкин.

При исключительно активной помощи руководящих партийных и советских органов ЭГ были сравнительно быстро сформированы. На 20 января 1940 года числилось 4087 коек (350 на 27 декабря 1939 года, когда было отдано распоряжение о формировании госпиталей). Впоследствии часть эвакогоспиталей была эвакуирована в другие населенные пункты. В частности, № 2007 после его сформирования в Петрозаводске 5 января был передислоцирован в Лодейное Поле.

Среди врачей были не только слушатели V курса ВМА, но и опытные врачи-специалисты по всем разделам хирургии. Тем не менее обеспеченность хирургами, которые могут самостоятельно оперировать, достигла к концу войны только 62 %. Большие трудности были с замещением должностей операционных и хирургических сестер. Потребность в них во много раз превышала возможности. Не следует забывать, что больных, прошедших через госпитали петрозаводской базы, было только 15 %.

Одна треть всех сестер в госпиталях до этого не работала в больницах и поликлиниках. Поэтому операционных сестер, да а многих врачей пришлось готовить по хирургии на практической работе, В это дело было вложено много труда ведущими специалистами госпиталей, особенно хирургом госпитальной базы военврачом 1 ранга А. В. Протасевичем и хирургом-консультантом армии бригадным врачом М. Н. Ахутиным.

Расскажу об одном случае, ярко показывающем сложность работы хирурга и упрощенное понимание ее людьми, мало знакомыми или совсем незнакомыми с клинической медициной. Занимаясь практическим решением кадровых вопросов в целях совершенствования лечебно-эвакуационного и противоэпидемического обеспечения боевых действий войск петрозаводского направления, я нежданно-негаданно был вызван к наркому обороны К. Е. Ворошилову.

— Вот познакомьтесь с этим документом и скажите, что по этому поводу думаете, — протянул он мне, едва поздоровавшись, несколько листков бумаги.

Это было донесение, в котором шла речь о том, что начальнику оперативного отдела штаба 7-й армии комбригу П. Г. Тихомирову «без каких бы то ни было оснований» в Ленинградском окружном госпитале была сделана операция — вскрытие брюшной полости, вследствие чего он вышел из строя не менее чем на 10 дней, что не могло не сказаться отрицательно на управлении войсками.

Утверждение, что вскрытие брюшной полости было произведено без медицинских показаний, основывалось на том, что при ревизии органов брюшной полости не было найдено заворота кишечника, по поводу чего делалась операция. Операцию делал хирург-консультант госпиталя профессор ВМА П. А. Куприянов. И больного Тихомирова и оперировавшего его профессора Куприянова я лично знал. Больного доставили ночью, за хирургом-консультантом была послана машина. При осмотре все признаки кишечной непроходимости были налицо. Принимать меры к дифференциальному диагнозу было небезопасно для жизни больного, прошло достаточно много времени после появления признаков «острого живота», пока его доставили в госпиталь. Зная, как «любят» лечиться военные ответственные работники, особенно штабные командиры, всегда не успевающие «все и вся» вовремя делать, Куприянов отдал приказание подготовить больного к операции. Когда он вскрыл брюшную полость и стал производить ревизию ее органов, в частности кишечника, то не нашел истинного заворота. У больного был динамический (ложный) заворот кишок.

— Я бы поступил точно так, как профессор Куприянов, товарищ нарком, — сказал я, прочитав донесение.

— Непонятно, — раздраженно бросил Ворошилов. — У больного не оказалось заворота кишок, а вы твердите, что действовали бы, как Куприянов.

Тогда я доложил наркому, что кишечная непроходимость по своему происхождению бывает механической и динамической. Отличить первую от второй иногда очень трудно, и это требует много времени, терять которое в случае механической непроходимости нередко означает упустить возможность спасти больного.

— Что же касается операции вскрытия брюшной полости, товарищ нарком, — добавил я, — то еще в бытность мою слушателем академии ее применяли как операцию диагностическую. Если вы знаете профессора Федорова…

— Это тот, который удалял почку у Серго? Сергей Петрович?

— Да.

— Конечно знаю, и что?

— А то, что ему однажды показали лежавшую в клинике более двух недель без диагноза молодую женщину, и профессор, выслушав сообщение лечащего врача и начальника отделения, приказал подготовить больную на следующий день к операции. Все немало удивились этому решению. На следующее утро больной вскрыли брюшную полость и обнаружили туберкулез забрюшинных желез.

— Хорошо, убедили, — удовлетворенно кивнул К. Е. Ворошилов. — Оставим эту кляузу без последствий…

…Наступил завершающий период советско-финляндской войны. Наши войска перешли к штурму линии Маннергейма. Части и соединения, уничтожая многочисленные доты и дзоты противника, несли значительные потери.

К неодновременности и неравномерности возникновения боевых санитарных потерь прибавился резко возросший средний уровень их по сравнению с прошлыми периодами. Если принять за 100 % боевые санитарные потери 7-й армии за всю кампанию, то на долю первого периода, длившегося с 30 ноября по 31 декабря 1939 года, приходилось 26 %, на второй период (1 января — 10 февраля 1940 года) — 9,4 %, а на третий период, с 11 февраля по 13 марта 1940 года, — 64,6 %. Это не могло не сказаться на объеме хирургической помощи в войсковом тыловом районе и на работе ГБА и ГБФ, в частности на лечении раненых по специальностям армейской и фронтовой баз. Коечная сеть осталась такой, какой она определилась во втором периоде войны, а количество поступивших раненых возросло по сравнению с ним в 7 раз.

Это явление само по себе не было ни новым, ни исключительным. Оно имело место в войнах прошлого. Так, например, за первый период Отечественной войны 1812 года, с 28 июня по 25 октября (бои под Малоярославцем), потери ранеными и контужеными в русской армии составили 34 708 человек, из них только на Бородинскую битву, длившуюся двое суток, приходилось 19 339 человек, то есть больше половины. За время русско-японской войны, считая от первого пограничного сражения под Тюренченом и до заключения Портсмутского мирного договора, боевые санитарные потери составили 146 519 человек, из них на сражение на реке Жахэ (7 суток) приходилось 30014 человек.

Но одно дело — война прошлого, когда медицина имела главной задачей призрение больных и раненых, другое — война нашего времени, когда многомиллионные армии несут многомиллионные потери. Без четко поставленного лечебно-эвакуационного, противоэпидемического и санитарно-гигиенического обеспечения действий войск невозможно быстрое возвращение обратно на фронт раненых и заболевших солдат и офицеров и поддержание на должном уровне санитарно-противоэпидемического благополучия действующей армии, что играет огромную роль в победе над врагом. Кроме того, характер начавшейся второй мировой войны давал все основания предполагать неизбежность повышения среднего уровня боевых потерь вообще и за определенные периоды войны в особенности.

Все это вместе взятое изменило мой взгляд на возможность точного определения потребности в коечной сети специализированных отделений эвакогоспиталей во фронтовом тыловом районе и в глубоком тылу страны. Становилось очевидным, что ее нельзя правильно определить, основываясь только на учете процентов ранений отдельных областей тела и на какой-то усредненной цифре общих боевых санитарных потерь. Этот вопрос оказался куда более сложным и трудным. Упомянутые выше три особенности возникновения боевых санитарных потерь не так-то просто поддаются учету, как казалось на первый взгляд. Совершенно невозможно представить уровень колебаний поступления раненых в армейские, а следовательно, и во фронтовые госпитальные базы, а также в госпитали глубокого тыла определенных эвакуационных направлений, когда главным средством эвакуации являются железные дороги. А резкие количественные колебания поступления раненых не только обусловливают перегрузку специализированных отделений, но и вынуждают содержать в общих хирургических отделениях раненых, которым требуются специализированные виды хирургического лечения. Это с неумолимой логикой вытекало из анализа данных о ежедневном поступлении пораженных в ходе третьего периода войны в госпитальную базу 7-й армии и неизбежной ежедневной эвакуации из нее во фронтовую базу. Если принять среднесуточное поступление пораженных за единицу, то их поступление в отдельные дни колебалось от 0,5 до 6, то есть максимальное увеличение было в 12 раз. Бесспорно, подобная картина неравномерного поступления была и в отношении отдельных категорий пораженных, которым требовалась соответствующая специализированная хирургическая помощь.