— Вы тренер, — ответил я, когда услышал, что он собирается поставить на игру форварда из минского «Динамо» Кондратьева, а не меня. — Как считаете лучше для дела, так и должно быть. Но если все будет хорошо, можете меня выпустить хотя бы минут на пять-десять: все-таки буду еще чуть-чуть ближе к цифре сто…

— Да, да, Олег. Конечно! — одобрительно закивал головой Малофеев.

Весь матч сборных СССР и Норвегии в Лужниках я провел за воротами Рината Дасаева, то и дело разминаясь и поглядывая на скамейку запасных, где сидело руководство нашей команды — Э. Малофеев, Е. Рогов и. В. Сальков. Все ждал сигнала от них, чтобы кого-нибудь заменить и выйти на поле. Но так в этот день и остался в запасе. Матч наша сборная выиграла, и это меня, естественно, порадовало. Но чисто по-человечески было обидно: какой-то нехороший осадок остался на душе от заверений старшего тренера на словах и невыполнения своих слов на деле. А ведь приближался самый ответственный и трудный этап подготовки к чемпионату мира-86, когда надо идти за тренером и верить ему безоговорочно…

3 января 1986 года после длительного перерыва я снова начал вести свой личный дневник. Как раз в этот день сборную страны собрали в Москве. Было организационное собрание, на котором речь шла о наших планах и серьезных задачах, стоящих перед главной командой страны. К слову, Э. Малофеев в своем выступлении перед командой еще раз подчеркнул то, о чем мы уже читали в его различных интервью, опубликованных в нашей прессе: цель сборной СССР на XIII чемпионате мира — только первое место! Забегая вперед, замечу, что по мере приближения мексиканского чемпионата сборная страны не улучшала свою игру и старший тренер уже не упоминал о своих чемпионских притязаниях, а говорил, что мы «должны быть в призерах».

Началась наша подготовка к сезону на Канарских островах, в небольшом городке Маспаломас, что на южном побережье острова Гран-Канария, в нескольких километрах от Лас-Пальмаса. Жили в гостинице с очень милым названием «Баия фелис», что в переводе означает «Счастливый залив». Правда, особого «счастья» после шести—восьми часов ежедневной изнурительной тренировочной работы мы не испытывали. Но дело, думаю, вовсе не столько в объеме тренировок, сколько в их содержании. Убивала монотонность этих занятий, однообразный подбор упражнений, какая-то неимоверная растянутость. Для нас, динамовцев Киева, давно привыкших у себя в клубе к интенсивной разнообразной тренировочной работе, такие занятия, откровенно говоря, были в тягость и приносили, пожалуй, больше вреда, чем пользы. Но, как известно, с тренером не спорят.

Единственное, что в ту январскую пору радовало на Канарских островах, так это — теплая летняя погода и голубое небо. Вместе с клубами из ФРГ и Швеции наша сборная в Маспаломасе приняла участие в мини-турнире и заняла третье место. Испанские газеты покритиковали игру советской сборной. Но Малофеев с их критикой не согласился. Он заявил собственному корреспонденту «Известий» в Мадриде:

«…Содержанием нашей игры я остался доволен. Во всех матчах мы имели подавляющее преимущество, а Чивадзе был признан лучшим игроком турнира. Что же касается испанских газет, то, по-моему, они преследуют чисто психологические цели в интересах своей сборной. Вспомним, как «разносили» итальянскую сборную накануне и в самом начале чемпионата мира 1982 года, а она взяла да и выиграла его».

На мой взгляд, наш тогдашний старший тренер сборной просто, как говорится, желаемое выдавал за действительное. Интересно, что через несколько дней после этого интервью в Лас-Пальмасе на стадионе «Инсулар» состоялся товарищеский матч сборных Испании и Советского Союза. В моем дневнике сделана короткая запись:

«ЭВМ (так я сокращенно обозначал в дневнике Эдуарда Васильевича Малофеева) на установке снова призывал бороться за инициативу, применять прессинг. Но как это делать? Половина команды не знает. Снова возникла полемика».

Так случалось не раз. Дело в том, что мы у себя в клубе привыкли к более высокой организации тренировочного процесса, к четким тактическим установкам. Кроме теоретических занятий, на футбольном поле, во время тренировок, мы на практике словно бы моделировали наш будущий тактический рисунок игры, тем самым вырабатывали единые взгляды и единые игровые понятия. В сборной одни и те же чисто профессиональные футбольные понятия игроки разных клубов трактовали по-своему. Так было, на мой взгляд, потому, что вместо четкости и конкретности при объяснении каких-то элементов тактического или технического свойства мы слышали от тренеров слишком много общих рассуждений и призывов. Всякий раз, когда я или кто-то из моих одноклубников пытались Малофееву возразить, он резко обрывал такой творческий спор, хотя сам же его порой начинал. Так было, например, когда он однажды во время разбора проигранной нами товарищеской игры неожиданно поднял меня вопросом:

— Блохин, расскажи нам, что такое прессинг в киевском «Динамо»?

Я начал рассказывать, что в игре своего клуба мы применяем различные виды прессинга: на половине поля соперника, в средней зоне или на своей половине поля. Разновидности этой тактики зависят от различных факторов. Например, от наших кондиций, от манеры игры команды-соперника, играем ли дома или на чужом поле. Если мы прессингуем, то соперника, владеющего мячом, атакуют два-три наших игрока, а ближайших к сопернику партнеров тоже стараемся прикрыть, чтобы они не смогли принять мяч. Одним словом, пытаемся, как мы говорим, заставить соперника «тяжело дышать» и ошибиться. Потерять мяч. Ведь чем меньше наши противники будут владеть мячом, тем больше — мы, а это и есть инициатива…

Но всего этого на том занятии я так и не рассказал. Услышав две-три фразы, Малофеев меня резко оборвал:

— Да кончайте вы с вашим киевским прессингом, — вдруг вспылил он. — Разве это прессинг?! Мы по-киевски играть не будем!

Не понял я тогда старшего тренера сборной. Сам же просил меня рассказать о нашей тактике применения прессинга и сам же внезапно прервал мой рассказ.

…А товарищеский матч со сборной Испании мы проиграли — 0:2.

— Поражение всегда неприятно, но у нас есть одно оправдание: мы только начинаем подготовку к чемпионату мира, — сказал после игры Э. Малофеев собственному корреспонденту «Известий» в Мадриде. — К сожалению, в движении мы уступили испанцам. Тем не менее я не огорчен, временами команда выглядела достойно, хотя защитники порой играли неудачно. Думаю, мы на правильном пути. И время для подготовки еще есть.

Да, время для подготовки действительно было. Но, на мой взгляд, наши тренеры не могли его правильно использовать. И дальнейшие события развивались, как в известной шутке: «Все как в сказке — чем дальше, тем страшней».

В феврале мы уже тренировались в Мексике, где все напоминало о предстоящем чемпионате мира: ничто так не волновало мексиканцев, как футбол! И это чувствовалось повсюду.

На первых же тренировках ощутили влияние мексиканской высоты: не хватало кислорода. Теперь об этом напоминают строки дневника:

«Состояние ужасное. Постоянно хочется спать. Губы и кожа пересыхают, шелушатся. Если поеду на чемпионат мира, не забыть бы попросить Ирину купить для меня бесцветную помаду и крем для тела. На тренировке испытал жуткое чувство: грудь, казалось, вот-вот разорвется от недостатка воздуха… А мяч здесь летит как из пушки. Ему на мексиканской высоте легче: разреженный воздух! Для ударов с лета надо заносить ногу быстрее. Вратари иногда даже не успевали поднимать руки, пропуская, как это казалось, «легкие» удары».

Наш тренировочный «мексиканский цикл» снова, как и после Канарских островов, закончился поражением сборной СССР в товарищеском матче от сборной Мексики — 0:1. В этот день запись в дневнике была очень короткой: «Настроения нет, хорошей игры — тоже. Ужасно хочется домой. Может быть, бросить это дело? Не было бы хуже, чем в Испании…»