Из-за деревьев показались воины — с шлемами в виде клювов и черными перьями кондоров на щитах. Не какие-нибудь голопопые дикари, а настоящие бойцы. Я даже видел огромные крылья, развевающиеся за их спинами — хотя это было явным глюком. Копья целились в меня, у них были широкие лезвия (похожие на лист шалфея), которыми приятно колоть и даже рубить мясо. Однако рядом со мной лежал автомат с пятью патронами в рожке. Поэтому я решил все-таки рискнуть, тем более, что бредово увидел на себе пятнистый мех зверя ягуара.

Рывок к спусковому крючку… но метко брошенный вражеский топорик выбил из моего ладони рукоятку оружия, заодно сделав внушительную насечку на моей коже. А до ножа с зубчиками я уже не успел дотянуться, потому что на меня навалилась вражеская кодла. Какое уж после этого сопротивление, особенно если учесть радикулит.

Они не прикончили меня сразу. Это было бы слишком просто. Мою тушку привязали к палке и понесли в долину.

Утром следующего дня я оказался в селении, с которого не столь давно началась моя инкская биография. Там у меня отобрали все ценные вещи, включая ушное золотое кольцо, и кинули в яму, возле которой неотступно находилось четверо стражников. Время от время вниз падали и лепешки для пропитания хиреющего тела. Ночью я заледеневал, а днем распаривался до состояния желе под лучами солнца.

Я понимал, чем дело пахнет, поэтому пытался выкарабкаться из ямы, цепляясь за корешки и камушки. Попытки оказывались безуспешными — и это минус, зато благодаря им у меня прошел радикулит — что было плюсом.

Кроме того, возле ямы то и дело вертелся упитанный жрец, хорошо запомнившийся мне мужик в длинном плаще, в шапке-тиаре, украшенной двумя позолоченными змеями, с жезлом, увенчанным набалдашником в виде головы ягуара. Щеголял он в своем ухе и конфискованным у меня кольцом. Служителя культа звали Золотой Катыш. Тут, кстати, все торопились добавить к своему прозвищу какое-нибудь «золото» — и не потому, что сознавали рыночную стоимость этого металла, а скорее уж учитывая его почетные магические свойства.

Золотой Катыш готовился к празднику. Судя по несчастным голосам, в соседних ямах откармливались другие кандидаты на тот свет, и главным делом жреца было следить за их внутренним и внешним благополучием. Чем он и занимался — усердно как замполит.

— Ягуар-Скиталец, подходит время большого торжества, а вид у тебя несносно скучный. Найди в своем сердце радость, — упрашивал незлобного вида человек. Хотелось даже как-то помочь ему.

— Слушай, Золотой Катыш, а по какому-такому поводу я должен веселиться?

Жрец, недоумевая, всплескивал руками и разводил упитанные ладоши. Ведь для него все было предельно ясно. Он, как и все местные жрецы, был параноидальным шизофреником.

— Все у нас честно и по справедливости, сам знаешь, — увещевал Золотой Катыш.

Так оно и было на самом деле, если без дураков. Только честность и справедливость являлись своеобразными.

— Говорили же тебе, Скиталец, блюди четыре закона и будешь чист перед богами, — напомнил клерикал. — Такие простые правила. АМА СУА — не воруй. АМА ЛЬЮЛЬЯ — не бездельничай. АМА КЕЛЬЯ — не лги. Чти Великого Инку, сына Солнца, который убеждает божества и светила быть благосклонными к людям.

— Помню, помню. Так почему же я должен быть доволен? Что я попаду под серп и молот Супайпы?

Золотой Катыш садился на корточки и начинал терпеливо объяснять:

— Змея Яку Мама, воплощение предвечного Виракочи, душа всей жизни, поднимается из преисподней и уходит в небо. Она состоит из темного и светлого. Каждое ее свойство — это божество, которому нужно поклоняться. Иначе, конец порядку и начало смуте. Супайпа ничем не хуже других. Просто в его обязанности входит устранение всего старого и бесполезного, чтобы на очистившемся месте могли появиться новые жизни.

— Надеюсь, что я бесполезный. И что же, с этим шайтаном никаких трудностей? — с надеждой спросил я.

— Ну как же без них. Когда Супайпа — да защитит нас благое Солнце — перестает ведать меру и дает началу беспорядку, мы просим его отступиться и приносим ему обильные жертвы. Именно для того, чтобы не дать чрезмерности превратится в зло… Но ты не думай о Супайпе, ты нужен светлым богам. Они ведь не довольствуются, как Владыка Преисподней, естественной жатвой. Им подавай заклание молодого, цветущего и сильного, им подавай свежую кровь.

— Ага, я понял, чему радоваться. Тому, что самые светлые божества нахлебаются моей кровушки, а простой народ накрутит из меня котлет.

— Тепло нашей крови нужно светлым божествам, чтобы им хорошо жилось в трех мирах, тогда и милость нам будет оказана. Ну, теперь все понял, несмышленыш?

— Как же, разве не поймешь тут у вас.

Что мне оставалось еще ответить?

— Если понял, тогда не обижайся, когда мы принесем тебя в в день осеннего равноденствия отцу нашему Солнцу, умоляя не наказывать нас своей недостаточностью или чрезмерностью.

— Они меня принесут в подарок, чтобы сиятельная особа могла восстановить свои киснущие силы. Ну, а мне что-нибудь положено в этом мире?! — возопил я в сердцах.

— Пойми, на самом деле тебя нет, — Золотой Катыш застрекотал быстрее, потому что близилось время обеда. — Ты состоишь из частей, дарованных тебе щедрыми богами. И даже твой ум-разум, который возражает мне, сделан Виракочей с таким расчетом, чтобы тебе казалось, что ты существуешь сам по себе… Твоя разумная душа вернется к предвечному Конирая Виракоче, владыке мира. Змея Яку Мама, воплощение Виракочи, унесет ее на небо звезд, пройдя через двенадцать небес, желтое, белое, черное, небо Луны-Килья, и так далее. Душа твоей крови, ее огонь и влага, уйдут к тому, кто дал ее тебе, к громовому Париакаке…

— У Париакаки — губа не дура.

— Он, владелец Копья Света, Небесного Луча и Млечного Пути, возьмет душу крови к себе и разделит со своей сестрой Чаупиньямки, Теплотой Плодородия. А твоего жизненного двойника, телесную душу, звезда Часка отведет в преисподнюю, в Супайпа Уасин.

— Часка, Венера, припоминаю это слово, и эти буфера, и эту попку…

— Сладкая Часка проведет твоего жизненного двойника через воды Титикаки в дом Супайпы, между сдвигающихся гор, мимо яростных и огромных змей и крокодилов, через пустыни, в которых непрестанно дуют ледяные ветры, несущие обсидиановые лезвия, к сердцу земли, к престолу Нижнего Владыки, богу с головой кондора. И через год твой жизненный двойник отдаст свою силу прорастающим семенам новой жизни.

— Хорошо, что в самом последнем походе у меня будет приятная компания…

И вот наступил праздничный день. Толпы народа из разных селений долины двинулись по дороге, ведущей к главному храму Урубамбы.

Впереди чинно шествовали идеологические работники, жрецы. Атун уильяк, святой отец всей долины в белом плаще и плюмаже из страусиных перьев, важного мужчину поддерживали двое служек; среднее звено, настоятели храмов, среди которых был и Золотой Катыш; плюс стая дьяков-уакаримачиков, заклинатели дождя, лекари, колдунишки; плюс толпы айяртапуков, мелкотравчатые ясновидцы, прорицатели, гадатели, изготовители амулетов, ублаготворители земельных духов-чаркакамайоков и домашних демонов-уискамайоков.

За ними тащились песнопевцы, прилежно исполнявшие гимны-уалья под мелодии флейт, сделанных из берцовых человечьих костей, и ритм барабанов-уарачику, обтянутых людской кожей, соответственно выкаблучивались и танцоры со своими магическими плясками.

Далее в процессии участвовало начальство в виде десятников, сотников, темников — уну камайоков, все были приодетые по форме и различались, в первую очередь, по перьям на плюмажах. Солидно вышагивали уполномоченные комиссары Верховного Инки — тикуй-рикуки с золотыми пластинами маскапайча на лбах.

Далее семенили пуреки — радостные трудящиеся, довольные гарантированной похлебкой и набедренной повязкой. Они тащили на головах корзины с початками маиса, клубнями картофеля и прочими плодами стеблей, веток и корней, а также кувшины с пивом и чичей.