Вот, кажется, у пятого истукана тот самый вход, куда запропастилась знакомая фигура. На фризе богиня с птичьей головой. Дальше была небольшая анфилада, которая заканчивалась светелкой, оный охраняла парочка свирепого вида изваяний, но под балдахином из чего-то серебристого почивала Нина. Пожалуй, Дом Избранниц Аклья Уасин не пошел ей во вред. Кожа, как и у всех прочих пришельцев из иного мира приобрела медный оттенок, но заодно стала более тугой, а буферочки даже как-то набрякли по местной моде.

Я подрулил ближе к балдахину. Серебристая ткань оказалась просто дымкой, исходящей из курильниц. По-моему, мою красавицу крепко накачивали наркотой по ночам. Я хорошенько втянул носом и мне даже показалось, что мимо скользнула женщина-ягуар. Опять она тут как тут.

Я тряхнул спелое плечо вроде бы знакомой женщины. Ноль реакции. Красавица явно решила быть спящей. Ну что ж, используем испытанный метод, поцелуй «рот-рот». Губы ее рефлекторно отозвались, но, в общем, результат оказался хуже ожидаемого. Тогда вариант второй — взгромоздиться на нее и облюбить. Совсем безнравственный вариант, не соответствующий общечеловеческим ценностям. А если утопить курильницы в позолоченной ванне и прилежно отхлестать красавицу по щекам?

Это подействовало. Весталка очухалась и первым делом ее глаза офонарели от ужаса, как будто в ней в гости пожаловал батальон демонов из преисподней.

— Свои, свои, — видимо, госпоже Леви-Чивитта требовался теперь какой-то пароль, поэтому я зажал ее приготовившийся заорать рот. Черт ее дери, я уже начал сомневаться, Нинка ли это.

— Хвостов, — наконец откликнулась она.

— Ну вот, очнулась.

— Хвостов, Хвостов, — повторила она, словно никак не давались ей воспоминания.

— Ну, освежи в памяти частные и общие моменты — телевизоры, колготки, самолеты, нашу с тобой автомобильную прогулочку под падающими минами, виски с тоником, компьютерные игры, встречу на катере, ночку в поезде… Вырви свои мозги из плена, включись.

Слово «Хвостов», которое сразу вызывало некоторые симпатии, все-таки обросло жизненной тканью и Нина прижала мою голову к своей груди. Кажется, левой. Тут я не выдержал и… Она не возражала. Интимный процесс показал, что Нина не утратила прежнего чутья, (а может и квалификации), но приобрела непосредственность и простодушие. Я был весьма обрадован тем, что она по совокупности баллов все-таки превосходила подозрительную Часку. Мне даже показалось, что та дамочка, которую я встретил в мире-метрополии, у Кориканчи, была неким идеализированным отражением Нины.

— С тебя сдерут кожу, вначале с рук и ног, потом с головы, — удивительно спокойно подытожила бывшая сеньора Леви-Чивитта. Да, теперь она тоже казалась весьма подозрительной.

— Я как инкогнито пользуюсь дипломатической неприкосновенностью. Однако это не главное. Тебе, конечно, прочистили мозги, но хочу напомнить, что бизнес у нас общий. Тут, в Кориканче, должен быть какой-то узелок, некий пульт управления. Я знаю, он существует — отсюда всеведение вашего Верховного Инки, его влияние на судьбу и все такое. Может, эта узловая точка находится в храме Солнца — Инти-Уаси? Ну, колись.

Нина, взяв паузу на раздумия, опровергла меня.

— Скорее уж, в Килья-Уаси, Доме Луны. Храм Солнца — это так, для государственного и гражданского культа. Если точнее, его надо назвать храмом Трех Солнц. Там алтарь Брата-Солнце, правившего в прошлом мире, что был пожран пожаром, алтарь нынешнего Господина-Солнце, чей мир погибнет от потопа, и алтарь грядущего Сына-Солнце. Его землю когда-то уничтожат чудовища…

— Я знаю последовательность веков: вначале каменный, потом кирпичный и, наконец, говняный, то есть крупнопанельный. Ты вернись к Луне, Нинуль.

— В общем, если храм трех Солнц выражает историографию и будущие чаяния, то Храм Луны — это, скорее всего, для влияния на наш нынешний мир. Я всегда так… приподнято себя там чувствую.

— Ты должна отвести меня туда, чтобы и я приподнялся. А вообще очнись, Нинка. Почему ты здесь безропотно торчишь словно курочка-несушка? Как ты все это терпишь?

— Я мало что помню, Егор. Знаю только, что родилась в Одессе, на Молдаванке, что выехала из Союза в 1987 году, что мой второй муж был настоящим итальянцем, что ты мне понравился сразу, хотя я и не подала виду.

— Ну я в этом и не сомневался… В каком-то смысле, частичная амнезия пошла тебе на пользу. А ты помнишь, на какую организацию работаешь, кто тебя благословил на труд и на подвиг? — задал я давно наболевший вопрос.

Взгляд Нины сразу стал выражать затруднения, но ее рот все же раскрыл кое-какие тайны.

— В 1988 году меня завербовала израильская разведка, вербовщик был шикарным мужчиной. Два года спустя я уже стала офицером. Арутюнян был нашим агентом, он посылал сведения о сотрудничестве и прочих шашнях между мусульманскими группировками на Кавказе и ближневосточными исламистами из «Хезболла» и «Хамаз». Мы с тобой познакомились, когда я выискивала Гарика. Он, пока лежал на койке, и записал рассказ доктора Крылова на микромагнитофончик. Этот бред неожиданно получил подтверждение от одного нашего отдела, который следил за специнститутом КГБ, тем самым «Хроноскафом», и генералом Сайко, с тех пор как они экспериментировали с Полем Судьбы в южном Ираке… Но нашу экспедицию я снаряжала на свой страх и риск, начальство не давало добро и не придет на помощь.

— А как ты, шпионочка моя дорогая, оказалась на довольствии у Уайна Капака?

— Я пришла к Верховному Инке… он привел меня сюда… здесь мне давали отвар, содержащий духа-Помощника… Каждую ночь повторяется сладостное служение матери Луне… Верховный Инка хочет подняться в Верхний Мир и принести туда успокоение в труде и порядке.

Очень любопытно было за ней наблюдать, и в ее глазенках и в лице перемежалось «свое», одесское, и «чужое», инкское. Желание помочь мне, поучаствовать, повспоминать, поанализировать сочеталось с какой-то переключенностью, вовлеченностью в чужеродный хоровод жизни, в инкский метаболизм.

— Нина, устойчивое успокоение только благодаря отдыху случается. Труд и порядок тут не при чем. Это я тебе говорю, специалист по рекреации и релаксации. Ладно, когда ты меня сможешь спровадить в Килья-Уаси? Или объяснить хотя бы, как туда можно попасть?

— Килья-Уаси — это храм, где мы должны присутствовать каждую ночь. Ты попадешь туда сегодня ночью, если пойдешь вместо меня. И если, конечно, захочешь.

Из желания помочь Нина показывает мне дорогу в храм Луны, из-за своей отрешенности она делает это явно бездумно, не прорисовывая мне всех опасностей.

Сильно опростилась Нина, вроде прежнее сознание и проклевывается, но все равно наполнена она робостью необыкновенной, задействована в местный круговорот времени, и даже словно сочувствует агрессивным планам Уайна Капака. Как будто она кукла, по образу и подобию госпожи Леви-Чивитты сделанная. Вторая мысль наследовала первой: может все мы тут — куклы.

Я на всякий случай уточнил:

— Ты хоть понимаешь, что Уайна Капак, кто бы он ни был, и весь его «хрональный карман» — это полный бред и угроза для нашего родного мира-метрополии?

Нина даже этого не понимала.

— Если честно, Егор, его слова выглядят убедительными. Мы пришли сюда за нашим золотом. Не знаю как ты, а я собиралась отдать его на благие цели. Но оказалось, что наше золото сыграло какую-то роль в этом мире и сейчас его уже нет. Я думаю, отсюда в мир-метрополию должны вернуться не сокровища, а что-то иное.

— Может, людоедство?

— Да нет же, там хватает протеинов.

— Ну, извиняюсь. Значит, простота вернется. Каждый отдельный гражданин станет настолько простым и незаметным, что его можно будет в любой момент оприходовать на какое-нибудь хорошее дело.

— Ты преувеличиваешь, дружок. Между прочим, так называемая «простота» лучше, чем треп про неповторимость личности и бессмертие души. Надоели эти байки, что все вокруг сделано для нас, что небеса якобы велели нам: идите и овладевайте. Наша метрополия набита людьми, которые уверены, что они владыки вселенной, в то время как они — полные «нолики»… А здесь все знают свое место. Здесь гармония… Здесь настоящая свобода, ведь каждый уверен, что с ним происходит только необходимое и целесообразное…