— Заходи в вагон. А я подам.

Мадам глянула в щель между пироном и вагоном. Покосилась на проводницу. Ясно: высоты боится. А проводница никакая не тётка — моложе её на пятилетку. Где-то на столько же выглядит старше. Но — что самое паршивое для мадам — вполне довольна жизнью.

— Эта причёска тебе не идёт, — вдруг ни с того ни с сего вполне миролюбиво поделилась та впечатлением.

Отступила от кошмарной пропасти и достала сигарету.

— Чего посоветуешь? — моментально уцепилась за бесплатную консультацию проводница.

Выудила из кармана пачку со своими.

— Инга, — поднесла ей огонька мадам.

— Екатерина, — прикурила та, благодарно качнув головой и украдкой затягиваясь в кулаке.

— Скажешь, когда будет время. Я зайду к тебе. Порисуем, прикинем, что тебе пойдёт.

— Стилист? — уважительно поинтересовалась проводница.

— Ломовая лошадь, — невольно поморщилась мадам.

Ей с успехом удалось отделаться от маски, что прилипла к ней банным листом.

— Свой бизнес? — понятливо хмыкнула Екатерина. — Не позавидуешь.

— Значит, мозги у тебя есть, — поставила диагноз Инга. — Тиффон пьёшь? Коньяк, — пояснила она в ответ на дрогнувшую бровь собеседницы.

— Хороший? — не постеснялась уточнить та.

Дону тоже было интересно: видал-то его не один раз, а попробовать в голову не приходило — лучше каждый день кушать.

— Судя по цене, выше всех похвал. По факту, я коньяк терпеть не могу. Хрен там его разберёт.

— В подарок везёшь? — намекнула Екатерина, что не в претензии, если кое-кто погорячился с угощением.

— В подарок. Тебе.

Вышло это у Инги просто и душевно.

— У меня бабкина наливка с собой, — не чинясь, принялась отдариваться Екатерина. — Персиковая. Бабуля у меня на югах проживает.

— Вот это порадовала, — разулыбалась Инга, что и вовсе уж не лезло ни в какие рамки ни одного из её форматов. — Это я люблю. Но лишена, по причине лишенства бабуль. Сирота я, — вздохнула она и проводила взглядом окурок, поглощённый пропастью.

— Хреново, — посочувствовала Екатерина, отправляя следом свой. — Тебя перетащить, или…

— Ну, ты даешь, — вяло потрясла перед её носом гордостью Инга.

Закрыла глаза и широко шагнула, едва не навернувшись с каблуков. Когда открыла, рядом стоял преданный чемодан. Дона одарили сдержанной улыбкой и холодным «благодарю». Услужливость мужчин для неё сродни чистки зубов: крайне полезно для здоровья, но скука смертная. Итак, в его безжалостно кастрированном приключении нарисовалась первая героиня. И она в нём не героиня, а, скорей, сценарист-подпольщик. А герой геройствует в своей особой плоскости, робко калькулируя итоги всех возможных событий.

— Добрый день, — прошелестел из недр купе сдержанный юный голосок.

Когда, бросив сумку, Дон выходил покурить, этого ребёнка ещё не было. Вряд ли она влезла в окно — оперативно оценил он пигалицу лет четырнадцати-пятнадцати с оттиском интеллигентности на милой мордашке. Та собралась в клубок посреди правой верхней полки и настороженно оттуда моргала.

— Добрый, — приветливо согласилась Инга.

Видимо, твёрдо решила не терять случайно подобранный драгоценный настрой побыть приличным человеком.

— У меня верхняя, — оповестила Инга, оборачиваясь к торчащему в коридоре Дону. — Значит, одна из нижних твоя.

Не сдержавшись, он выдал тайну наличия внутри хорошего воспитания:

— Вам помочь?

— Благодарю, что уступил мне свою полку, — чуть насмешливо сверкнули глаза этой стервы.

— Я имел в виду, забросить чемодан, — ответил насмешкой Дон, поднимая свою бывшую нижнюю полку.

— Естественно, — блеснула изысканным цинизмом лощённая красивая женщина.

— Донат. Можно Дон, — оборзел он и протянул руку, покончив с похоронами чемодана.

— Первой руку подаёт дама, оболтус! Инга Александровна, — пожала она его лапу шелковистым наманикюренным совершенством.

Затем плюхнулась на скрипящую полку. Вопросительно уставилась вверх прямо в любопытствующие серые глазки.

— Маша, — послушно отрекомендовалась скромница и не выдержала: — Это у Вас «Лубутены»?

— Нет, это у меня «Маноло Бланик». Красная подошва меня пугает, — Инга устало шевелила пальцами ног над сброшенными туфлями. — А ты предпочитаешь «Лубутены»?

— Она тоже не любит красную подошву, — заметил Дон, не торопясь взлетать на верхотуру и зависнув в тесном купейном проходе. — Предпочитает более демократичные шнурованные бабуши.

Валяющиеся под столиком тенниски со стоптанными задниками и впрямь напоминали шлёпки.

— А слабо подарить ребёнку эти самые «Лубутены»? — предерзостно подкусил представителя буржуазии славный продолжатель традиций бандитствующего студенчества начала прошлого века.

Видать, позаимствованное у Катерины настроение продолжало свою разрушительную революционную деятельность. Инга призадумалась и поинтересовалась:

— У тебя какой размер?

— Тридцать семь, — машинально брякнула девчонка и тотчас заколыхалась в волнении: — А вам зачем?

— Не бойся. «Лубутены» я тебе не подарю. Не обзавелась. А вот босоножки от Джимми Чу пожалуй.

— А это круче «Лубутенов»? — придирчиво осведомился Дон, наслаждаясь видом вспыхнувшей девчоночьей рожицы.

— Захлопнись! Бабушка встанет, а ты тащи взад чемодан, — приказала Инга, поднимаясь.

Белые босоножки на бесконечных шпильках, увенчанные путанкой тонких ремешков, привели воспитанную девочку Машу в панику.

— На этом ходят? — проинспектировал шпильки Дон, прежде чем передать подарок счастливице, живьём уходящей в стену. — Она с них не навернётся? У вас как, ноги свои? Не протезы?

— Пошёл вон, — проворчала Инга.

И закрыла за охальником тяжёлую вредную дверь.

— Я… не могу!.. — сладострастно стонала за ней Маша.

Под такие стоны её пальчики обязательно должны ласкать тонкие завлекательные ремешки. Она что-то там булькала, пока Инга переодевалась, но та не отвечала. И закончила, признаться, в поразительно рекордные для светской дамы сроки.

— Заходи, лишенец, — пропыхтела Инга, сдвигая дверь. — А ты, если не в силах пережить подарок, передари его. Мне их всё равно не носить. Ноги, знаешь ли, подтяжками не омолаживаются.

— А зачем купили? — не поверила бдительная девочка Маша.

— Да, Бог с тобой. Стану я выбрасывать деньги на всякое… бестолковщину. Любовник подарил, — поведала опытная женщина, знающая цену своей красоте.

— А вы их мне. Он не обидится?

— А он больше не любовник, — хмыкнула Инга, собственноручно поднимая полку. — Он жених. И пока не станет мужем, мне всё можно. Дон, не церемонься. Бросай его быстрей — руки не железные.

Он хотел, было, но опустил чемодан аккуратно.

— Так все говорят, — рискнула улыбнуться Маша. — Нет, честно, Инга Александровна. Вам вправду не жаль отдать такое?

— Пожалуй…, - деланно прислушалась Инга к «голосу сердца» и хлопнула полкой. — Нет. Не жаль, — села, хлопнула рукой рядом с собой, приглашая Дона присоединиться и пояснила: — Жаль смотреть, как они умирают в гардеробе. А после выкидывать. Хотела подарить их Екатерине. Но, та почему-то ноги не носит. Предпочитает ласты. Дон, ты коньяк пьёшь? — залезла она в образовавшийся на столике объёмистый пакет.

— Тиффон?

— Я тебе не барная стойка. Не выкаблучивайся.

— Коньяк не люблю, — признался он. — Но, такую завихряистую штуку попробую. А водки нет?

— Издеваешься? — полюбопытствовала Инга, выставляя на столик вслед за коньяком Кристалловскую поллитру. — Маш! Давай, сползай.

— Я не пью! — испуганно пискнула та.

— А тебе и не наливают, — солидно окоротил малявку Дон. — Давайте помогу, — снял он увесистый пакет с колен дамы. — Всё доставать? Ничего не зажилите бедному студенту?

— Устриц, маслины и сыр оставь Кате к коньяку. Клубнику… А её давай. Скормим непьющим. На всё остальное можешь смело разевать пасть.

— Я голодный, — честно предупредил Дон, любовно полируя взглядом выуженное заливное из языка. — Смертельно, — поспешно добавил, доставая приличную банку чёрной икры. — Натуральная? — уточнил придирчиво.