— Вы так думаете? — вежливо улыбнулась Софья. — Почему?

— А потому, что турка надобно судить по одним законам, а православного по другим. Турку Богом гарем разрешен, тьфу… а русскому полагается единая супруга.

— Это, конечно, так, но при чем здесь…?

— Дружок ваш арестованный?- перебила ее княгиня.- А при том,что слыхала я: великая княгиня до мужеска пола большая охотница.Это никак не по-христиански. Жалко юношу. Как ты говоришь его фамилия?

— Князь Никита Оленев.- Софья понизила голос. — И сознаюсь вам, ваше сиятельство, мы решили его похитить, да, да. Только везти его после похищения некуда. К нему в дом нельзя, к нам тоже опасно. Вы понимаете?

— Откуда мне знакома эта фамилия?

— Ну как же… у него камердинер есть, Гаврила, известный лекарь и парфюмер.

— У меня и спрячем. — Глаза Аглаи Назаровны по-кошачьи сверкнули. — Князя во флигель дальний, что у пруда, а Гаврилу в моих покоях.

Заслышав про Гаврилу, карлица Прошка подошла к столу поближе, заулыбалась. Она хорошо помнила, как четыре года назад камердинер князя Оленева был пленником и благодетелем этого дома. Он был привезен сюда силой, дабы свести прыщи с хозяйских щек, появившихся от его же кухни мазей, но по воле провидения стал лечить не только кожу, но и душу Аглаи Назаровны. Как-то во время припадка княгини Гаврила невзначай обронил фразу: «А ножки-то у них двигаются!» И с тех пор лелеяла Прошка надежду, что настанет светлый миг и Гаврила, как посланец Божий, войдет в их дом и излечит хозяйку от паралича.

— А долго ждать-то? — деловито и строго спросила Аглая Назаровна, щеки ее малиново рдели от нетерпения. — Сможете ли вы все сделать толком? Может, мне на Каменный Нос дворню послать с ружьями? Мы эту бестужевскую мызу приступом возьмем!

— О, нет! Умоляю вас, успокойтесь! Все надо сделать очень, тихо и тайно. Уж поверьте мне на слово. И спасибо, спасибо за теплые слова.

Когда Софья ушла, Прошка опять нацепила чернильницу на шею и положила перед барыней трактат Пуфендорфа, но та отмахнулась от книги с явным облегчением.

— Немца убрать! Сдается мне, что в этот четверг мы с князем будем обсуждать совсем другие темы. Я ему своими словами поведаю о должности человека и гражданина в родном отечестве. А уж он пусть рассудит.

Конечно, не совсем так и с большими потерями, но удался. Уже в ходе его осуществления выяснилось, как много мелочей они не учли, как были наивны в главных предположениях, ко, как говорил Ларошфуко, «судьба устраивает все к выгоде тех, которым она покровительствует». К пяти часам дня,а именно это время было выбрано для нападения, жизнь на Каменном Носу протекала таким образом, что все было на руку друзьям, потому что не забудь солдат закрыть дверь на щеколду, которую всегда закрывал, не люби старший из команды игру в фаро и не проиграй сержант Прошкин недельный заработок, план освобождения Никиты и вовсе был бы сорван.

Однако все по порядку. Для нападения на мызу был подобран следующий реквизит: три маски черные, парик рыжий с бородой, рваные порты с рваной же рубахой, две лодки, карета, веревки с кошками-якорьками на концах, а также шпаги, ножи и пистолеты.

План нападения был таков: Алексей вблизи причала разыгрывает кораблекрушение, для чего дырявит утлую лодчонку, топит ее и, барахтаясь в воде, что есть мочи кричит: «Спасите, православные!» По замыслу автора плана солдаты бросятся его спасать, а он, разыгрывая пьяного, будет тянуть эту канитель по возможности дольше, отвлекая на себя все силы и внимание охраны. Далее его, бесчувственного, должны внести в дом.

В это время Саше, Адриану и Гавриле надлежало с помощью веревок с кошками проникнуть на мызу с тыла, то есть через забор, после чего со всеми предосторожностями дойти до двери в дом, которую Алеша должен был отпереть. Далее «разбойники» проникают в караульное помещение: «Кошелек или жизнь». Трам-тарарам, выстрелы, шпаги и так далее. Солдат вяжут, всем кляпы в рот, по оставленным веревкам нападавшие с Никитой перелезают через забор и по заросшему белыми зонтиками лугу бегут к лодке, спрятанной в осоке. Там четыре весла; даже если солдаты развяжутся как-то и бросятся в погоню, все равно не догнать им быстроходного ялика.

А на Екатерингофской дороге в тени дубов их ждет карета, в которой сидят Мария и Софья. Одна из лошадей выпряжена, Саша поскачет домой верхом. Адриан и Алеша вернутся в город на ялике. Сделали дело и разбежались — таков был стратегический план.

Утро назначенного четверга было жарким и ветреным, а после полудня небо вдруг затянуло тучами и пошел дождь, маленький и противный. Плохая погода ничем не могла нарушить планы наших героев, разве что несколько неожиданным для Веры Константиновны было горячее желание Марии и Софьи поехать покататься в карете Оленевых, которую Гаврила лихо подогнал к калитке. Она устала повторять, что Софья непременно простудится, а дальше гнилая лихорадка и смерть, там дети сироты и вообще, можно ли быть такой неразумной? Софья не возражала, однако видно было, что она поступит по-своему. В поддержку подруги Мария излишне взволнованно тараторила что-то про модные лавки, а сама пыталась оттеснить Веру Константиновну от входной двери и скрыть от ее глаз Гаврилу, который выносил из дома мешок с реквизитом. Наконец Гаврила взгромоздился на козлы. Вид у него был торжественный, дожил до великого часа, однако подсознание, о котором в середине XVIII века ничего еще не было известно, но которое существовало, нагнало на него икоту, а что еще хуже, заставило мелко трястись. Его дрожь передалась карете, и она выглядела почти как живое существо, заразившееся болезнью Святого Витта. Но попробовал бы кто-нибудь заподозрить его в трусости! Просто холодно, милые дамы, дождь ведь сеет…

Доехали, доплыли, все как по расписанию. В устье Екатерингофки в заранее выбранном месте Гаврила пересел в ялик к Саше и Адриану, а бородатый Алексей перебрался в убогую лодчонку.

Он без помех доплыл до Каменного Носа, по пути успел прорубить в днище изрядную пробоину. В отдалении, прижимаясь к берегу, неслышно следовал Сашин ялик. Неожиданности начались с того, что проклятая Алешина лодчонка никак не желала тонуть. Она нелепо задралась кормой вверх и продолжала держаться на плаву несмотря на все Алешины усилия. Кричать о помощи было рано. Если за лодкой наблюдают солдаты, то призывы тонущего мало бы тронули их. Держись за корму — и доберешься благополучно до берега.

Алеше ничего не оставалось, как нырнуть. Под водой он успел отплыть от лодчонки на порядочное расстояние, а когда вынырнул, ловя воздух ртом, последующий крик о помощи выглядел вполне правдоподобно. «Спасите, православные!» Алеша бил по воде руками, делал вид, что уходит под воду, вопил голосом и пьяным, и трезвым. Мыза безмолвствовала, никто не спешил к нему на помощь, причал был пуст, калитка заперта. Охрипнув, осипнув, наглотавшись соленой воды и проклиная человеческое равнодушие, Алексей доплыл до берега и с трудом вылез на осклизлый причал. Борода у правого уха отклеилась, и он закусил конец ее зубами. Хорошо хоть усы были на месте.

Алексей толкнулся в калитку- заперта! Он окинул взглядом забор — высоко, не перелезть! Вода стекала с него ручьями, и холод собачий, черт бы вас всех!…

В этот момент осторожно звякнул крюк, калитка неслышно отворилась, и он увидел Сашу, который стоял в выжидательной позе, прижимая палец к губам. У стены дома находились Адриан с двумя пистолетами в руках и поникший, исцарапанный Гаврила. Губы его неслышно шептали молитву. Алеша открыл было рот, пытаясь объяснить неурядицу, но Саша погрозил ему пальцем и улыбнулся, глаза его в прорези маски сощурились на мгновение, но тут же опять по-рысьи настороженно вперились в дверь дома.

Внутренний двор усадьбы выглядел совсем не так, как представлял себе Алексей. Забор был крепок и ладен, а дом и прочие постройки не просто старыми- дряхлыми. Срубы покосились, нижние венцы разъели жучок и плесень, однако дубовая дверь, за которую им следовало попасть, сияла новыми металлическими накладками, Алексей подошел к ней вплотную, пытаясь высмотреть в щель, каков там запор и нельзя ли открыть его ножом. Он надавил на дверь плечом, и она неожиданно открылась.