— Да. Ты не злишься? Я ведь звонила сказать, — в голосе Лизы появились интонации раскаяния.

— Уже нет смысла об этом говорить. Хотя впредь я бы хотел от тебя знать о подобных серьезных вещах заранее, — Виктор постарался произнести это без злости.

— Ну извини, я хотела как лучше, правда, — голос Лизы стал явно расстроенный.

«А получилось — как всегда!» — Виктор испытывал острое чувство досады.

— Хорошо, не расстраивайся, малая — раз сделала, то сделала — я буду в час дня возле «Триумфатора», — заявил Виктор без охоты — ему не хотелось подставлять Лизу перед Марковой.

— Хорошо, буду ждать, — Лиза чуть повеселела. — Пока-пока, — она сбросила вызов.

«Ну писец просто — не одно, так другое. Маркову вот зачем впутывать во всё это дело — мало мне этих двух подружек?» — Виктор вернулся к столу и уже без аппетита продолжил жевать бутерброд. Пришла мысль выпить стопарик, но он решительно её отмёл, хотя голова ощущалась тяжеловатой.

Послышался шорох в коридоре, и Виктор подошёл посмотреть — оказалось, это Анжелика помогала идти Арине в ванную. Обе выглядели совершенно не блестяще.

— Есть хотите, красавицы? — поинтересовался Виктор, покрутив кистью, в который был бутерброд.

— Конечно, хотим, — кивнула Анжелика, задержав внимание на бутербродике.

— Не хочу я ничего, оставьте меня в покое, — простонала Арина.

«А она очень бледная — настолько траванулась алкоголем или это последствия атаки такие?» — нахмурился Виктор, наблюдая, как брюнетка заводит еле стоящую на ногах рыжую в ванну. — «Непонятно — вроде как Арина и Стелла — одной стихии, поэтому, если верить словам Энджи, должен быть некий иммунитет. Хотя хер его знает, что оно вообще такое», — Виктор вернулся к чаю.

Закончив завтракать, Виктор сложил посуду в мойку из нержавейки, потом пошёл умыться в ванную — она уже была свободная, хотя весь пол был мокрый, а зеркало — в потёках. Потом он одел свою джинсовую куртку, которая показалась ему странной смесью между знакомым дизайном и какой-то специализированной робой — Виктор даже рассматривал её добрую минуту перед надеванием, и сложив планшет в сумку, пошёл в комнату.

Анжелика сидела на краю кровати, Арина — уже лежала, из-за синенькой шторы-занавески была видна её стопа.

— Милый, ты уходишь? — Анжелика сейчас выглядела растерянной и уставшей.

— Энджи, милая — мне надо сходить по делам.

— По каким это? — в её голосе появились плаксивые нотки, и Виктор недовольно поморщился.

— По важным.

— Ты меня бросаешь, да? — брюнетка обняла себя за плечи.

«Вот умеет она надавить на жалость», — оценил её вид парень.

— Нет. Твоя задача — позавтракать, потом собраться с мыслями и начать заниматься теми компонентами, которые так и лежат на столе.

— Ах, компоненты, — Анжелика скривила своё красивое личико и вздохнула.

— Давай, милая — приходи в себя, и не вздумай лезть до водки — ты меня поняла?

— Да, — она взглянула парню в глаза и покивала.

— Когда я вернусь — хочу видеть порядок. И насчёт рыжей — она херово выглядит, поэтому надо что-то делать.

— Слышишь, ты на себя посмотри, — послышался глухой, ослабевший голос Арины из-за занавесок.

— Рот свой закрой и делай, что тебе говорят врачи — поняла, рыжая? — повысил голос парень.

— Ладно, милый, я разберусь. Позвонишь мне? — перебила их брюнетка.

— Конечно, зая. Пойдём, дверь закроешь.

Анжелика хоть и нехотя, но встала, непроизвольным жестом поправила прическу и двинулась вслед за Виктором.

Возле порога он приобнял её, поцеловал в щеку и сказал:

— Ты ещё не говорила рыжей про меня?

— Пока нет.

— Энджи, пока не говори, ладно?

— Почему?

— Потому! — Виктор чуть повысил голос. — Давай скажем ей вдвоём, когда она придёт в себя, хорошо?

— Ну ладно, — вздохнула Анжелика, которая была какая-то вялая. — И горничная опаздывает, блин.

— Угу, непорядок, — усмехнулся Виктор. — До встречи, милая Энджи, — он ещё раз поцеловал девушку в щёчку и вышел из квартиры.

Быстро спустившись вниз, из подъезда Виктор повернул в сторону шоссе, которое было в трех минутах ходьбы. Район сам по себе был тихий, зеленый и достаточно убранный, машин возле дома Анжелики было всего четыре, включая её «Daimler-Benz».

Когда парень вышел к шоссе, то посмотрел время — было десять минут двенадцатого, а потому спешить было особо некуда — до «Золотого полиса» можно было дойти менее, чем за четверть часа, если даже идти прогулочным шагом, а там относительно недалеко был и ресторанчик.

Виктор двинулся в путь, с удовольствием вдыхая немного прохладный, почти уже летний воздух — погода сегодня была довольно облачная, и солнышко лишь на несколько мгновений показывалось из-за плотных облаков, которые ветер гнал куда-то на запад.

Он не стал переходить на ту сторону шоссе, где располагался торговый центр, а двинулся по этой стороне тротуара, менее просторного по сравнению с противоположной. Виктор шёл и рассматривал дома, скамейки, пару магазинчиков и киосков — все очень отличалось от привычной ему Москвы и было вроде бы и современным, но с каким-то налетом стиля из семидесятых или даже ранее. Люди выглядели аналогично, хотя в них чувствовалось меньше спешки, обычно присущей москвичам в такое время, но больше какой-то напряженности — это если говорить о лицах.

Погрузившись в собственные ощущения — эндейс уже воспринимался Виктором почти как естественная и неотъемлемая часть тела, постепенно его мысли перешли с оценки окружающего пейзажа, машин и людей на те события, которые произошли с ним за эти пару дней.

«Если вдуматься, то все это совершенно потрясает — начиная от моего попадания практически в меня же молодого и заканчивая самим миром победивших белых, в котором есть самая натуральная магия неизвестного происхождения и девушки, которые сами тебя пытаются соблазнять и клеить. Дочка президента мною увлеклась, на минуточку», — ещё раз глубоко удивился этому факту Виктор, огибая «Золотой полис» справа — там было людно и он не хотел нарваться на очередной ретивый патруль.

Перешел на другую сторону дороги он метров через пятьдесят, когда уже пересек перекресток — движение машин было довольно интенсивным, а сами машины тоже поражали воображение, когда он начал в них всматриваться — совершенно поразительная смесь всех дизайнов и стилей, знакомых ему за последние полсотни лет, как минимум — и очень гармоничные тем не менее.

Парк тоже впечатлял своей растительностью и размерами, поэтому Виктор решил не идти по незнакомой аллейке вглубь, а прошел обратно полсотни метров в сторону торгового центра и свернул на тротуар боковой дороги — той самой, которая вела к «Эскрайму» и где чуть дальше виднелся знакомый пешеходный переход.

«Лиза, Лиза — вот зачем она втянула эту Маркову? Может быть, она и хотела, как лучше, но скоро моя тайна станет общеизвестна, и тогда вообще непонятно, что со мной будет и какой будет мой правовой статус — я вроде и жертва, а вроде и хрен знает кто на самом деле — это вполне можно подвести под статью, если очень захотеть, а моё семейство может и захотеть, мне так думается. В лучшем случае — скандалы неизбежны, какие-то семейные разборки и дрязги, или опять меня захотят наказать каким-то ещё более изощренным способом», — размышляя о своём статусе, Виктор приближался к знакомой аллее, которая как раз и вела к ресторанчику. В его памяти еще было много серьезных лакун, и это его очень беспокоило, поскольку четкая и ясная картина его положения и перспектив в этом мире пока что не складывалась — несмотря на пласт информации, который он узнал за эти пару дней и постоянно всплывающие в памяти мелкие факты, которые уже непроизвольно использовал в своих раздумьях.

Зайдя на аллею, он увидел идущих ему навстречу трёх девушек и парня в марковской форме, и внутренне напрягся, но те явно были увлечены разговором, смеялись, активно жестикулировали и прошли мимо, не обратив на него внимания.

«Какое-то полицейские государство, если называть вещи своими именами — огромная каста силовиков с полномочиями, которые к тому же явно осознают себя привилегированной кастой и ведут себя соответствующе. Аристократия, блядь. Самая важная задача — понять правовой режим и взаимоотношения органов между собой — кто, кого и как контролирует и уравновешивает», — Виктор мысленно повторил это три раза, поскольку именно в этом ему виделось некое успокоение от той тревожности, которая его накрывала при виде черной формы.