На закате Патрик разбудил Шарлотту. Они поели немного орехов и фиников, выпили воды и снова любили друг друга.

Шарлотта чувствовала себя слабой и немного оглушенной, когда одевалась для следующей скачки в течение ночи, а энергия Патрика била через край. Он насвистывал, помогая свернуть их лагерь, а Кохран и другие члены команды тихо поддразнивали его.

Шарлотта краснела, догадываясь, о чем они говорят. Патрик только довольно смеялся над их шутками.

Вскоре они уже продолжали путешествие. Ноги у Шарлотты болели, протестуя против галопа жеребца, который неутомимо несся по песку. Однако она скорее умерла бы, чем пожаловалась. Патрик наверняка позлорадствует, дескать, он был прав, когда хотел оставить ее, — если только она заикнется.

Шарлотте казалось, что время тянется бесконечно. Когда они доехали до оазиса и остановились, ей хотелось зарыдать от радостного облегчения. Вместо этого она взяла маленькое ведро, наполнила его водой из родника, который был прикрыт пальмовыми листьями и блестящей травой. Держась прямо, насколько, могла, она подождала, пока натянут шатры, и вошла в тот, в котором они провели с Патриком прошлый день. Она стояла обнаженная после купания, когда, откинув полог, вошел Патрик.

— Ты очень красивая! — прошептал он изумленно.

Шарлотта стояла перед ним не скрываясь, чувствуя себя такой же чистой, как Ева перед тем, как впала в немилость. В этот момент она готова была поверить, что они единственные люди на земле, а оазис — это райский сад.

Она подошла к нему, расстегнула его рубашку и поцеловала крепкое соленое тело Патрика. Он резко вздохнул, схватив ее за плечи, как бы отталкивая, но вместо этого крепко прижал к себе.

— Я не забыл, что ты нарушила мои приказы, — предупредил он, тогда как она продолжала целовать его. — Если мы не погибнем, я, может быть, сам убью тебя.

Шарлотта прикоснулась языком к его соску и улыбнулась, услышав его невольный сладкий стон.

— Я буду помнить об этом, — прошептала она в ответ, пытаясь изобразить смирение.

На третью ночь, когда шатры были уже натянуты, один из арабов поскакал в разведку. Он вернулся быстрее чем через час и возбужденно доложил, что дворец Халифа совсем близко.

Экипаж «Чародейки» был вооружен до зубов. Шарлотта понимала, что матросы рвутся в бой. Патрик обратился к ней с хладнокровной решительностью:

— Я знаю, что вряд ли ты согласишься оставаться в тылу. — Его чеканный профиль смотрелся в холодном сиянии луны и звезд удивительно четко. — Поэтому ты поедешь со мной. Но только имейте в виду, миссис Треваррен, если в бою вы посмеете ослушаться меня перед этими людьми и тем подорвать мой авторитет, вы будете строго наказаны. Это, моя дорогая, не пустая угроза.

Шарлотта вздрогнула, так как поняла, что он говорит серьезно и что вся любовь и нежность, которую он испытывает к ней, не помешают ему напомнить ей о дисциплине самым безжалостным образом, если только она посмеет вмешаться в его планы. Она не на шутку боялась предстоящего боя с Ахмедом, но ни за что не позволила бы себе остаться в тылу, так как еще сильнее в ней горела жажда приключений.

Она ощущала себя внезапно обретшей плоть и кровь героиней самых романтических историй, читанных ею когда-то в детстве, на мирных берегах Гавани Куад.

— Я обещаю быть хорошим солдатом, — просто отвечала она Патрику, и он знал, что это обещание стоит гораздо больше, чем любая горячая клятва. Поглядев на готовую к атаке команду, она добавила: — А мне не нужно взять какой-нибудь пистолет, или меч, или что-нибудь в этом роде?

По рядам всадников прокатился сдержанный смешок, но Патрик сверкнул глазами и поднял на дыбы своего скакуна. Через несколько секунд, показавшихся Шарлотте вечностью, он все же спешился и помог ей взобраться на спину лошади.

По его плану она не должна была получить оружие, а полагаться на свою природную смекалку. Правда, она очень надеялась, что ей хотя бы удастся поменять свое изодранное и испачканное платье на штаны и рубашку.

Вся команда разделилась на две группы, но Патрик с Шарлоттой и двумя разведчиками проехали вперед. Копыта их коней почти бесшумно ступали по древним дюнам. Наконец они увидели дворец, белевший, как алебастр, на фоне темного моря.

Шарлотта потеребила Патрика за рукав, чтобы привлечь его внимание, и зашептала:

— Если ты меня подсадишь, я смогла бы перебраться через стену во двор и впустить вас через южный вход.

Патрик обернулся в седле, чтобы взглянуть на нее, и по его глазам она прочла, что ему не нравится эта идея, и он ищет повод отказаться.

У тебя есть план получше? — продолжала убеждать его Шарлотта. Главный вход наверняка занят и хорошо охраняется, и ты только зря потеряешь людей, если станешь атаковать его.

Оп посмотрел да нее долгим взглядом и наконец ответил;

— Я сам перелезу через стену…

— И прямиком отправишься через гарем? — ехидно спросила Шарлотта. — Да ты же поднимешь шум, который услышат даже в Коста-дель-Сьело.

— А ведь она права, сэр, — рассудительно сказал Кохран. — Миссис Треваррен знает там все ходы и выходы. И если ей удастся стащить подходящее платье и паранджу, она сможет пробраться куда надо, не поднимая шума.

Решимость Патрика поколебалась, и он в задумчивости снова посмотрел на Шарлотту. Наконец он кивнул.

— Хорошо. Но только учти, что, пробравшись во дворец, во время самой заварухи ты будешь оставаться в гареме. Это, наверное, будет самым безопасным местом.

Шарлотта вспомнила недавние домогательства Ахмеда, or которых еле отбилась, и почувствовала, как ей неприятен сводный брат Халифа. Узурпировав султанскую власть, он не замедлил наложить руку и на принадлежавший Халифу гарем как на свою собственность.

— Я сделаю все, что смогу, — пообещала она.

Патрик несколько долгих мгновений осматривался в ее лицо, словно стараясь запомнить ею навсегда, и тронул поводья.

Они подъехали к стене в том месте, где рос огромный старый вяз, открывший когда-то Шарлотте путь к свободе. Тогда она жаждала лить одного — никогда больше не оказаться в гареме снова. И вот теперь она пробирается туда по доброй воле, да еще с риском для жизни.

Кохран с разведчиками остался позади для охраны, а Патрик подвез Шарлотту вплотную к стене, а затем пересадил перед собой. Он поцеловал ее долгим, страстным поцелуем, заглянул в глаза.

— Ну, с Богом! — прошептал он. — Будь осторожна!

Шарлотта храбро улыбнулась в ответ, хотя на самом деле изрядно побаивалась — ей была вполне ясна опасность ее затеи.

— Подстрахуй меня, чтобы я не соскользнула! — попросила она, вставая в седле, как цирковая наездница, пока Патрик держал ее за ноги.

Благословляя те дни, когда они с Милли словно обезьянки прыгали по деревьям в их парке, она грациозно вскарабкалась на стену и на мгновение задержалась на ней, на прощание еще раз оглянувшись на Патрика. Послав ему воздушный поцелуй, она молча соскользнула во двор.

Там, стоя в глубокой темноте, она дала себе передышку, стараясь утихомирить бешено бьющееся сердце и восстановить дыхание, внимательно прислушалась, а затем потихоньку пробралась к двери под аркой, ведущей в гарем.

Проскользнув внутрь, она снова остановилась, привыкая к темноте. Через несколько секунд она уже смогла различить кушетки и спящих на них женщин. Кто-то храпел, кто-то бормотал во сне, но никто не проснулся.

Шарлотта подхватила со скамьи в ногах одной из кушеток платье и паранджу и поскорее накинула их на себя, расставшись наконец со своим видавшим виды платьем. Спрягав его за огромным сундуком, она пошла через гарем к внутреннему переходу.

Тут на страже обычно стоит Рашид или назначенный на его место Ахмедом человек. Однако Шарлотте необходимо пройти именно здесь, чтобы попасть еще в одну серию переходов, ведущих в огромный зал, за которым и находится южный вход. Там ее будут ждать Патрик с матросами и Кохраном.

Через мгновение сильные руки схватили ее и зажали ей рот. Она сопротивлялась, пока ее не прижали к стене, больно сдавив горло железной хваткой. Правой рукой человек поднял над головой масляную лампу.