— Неправда, — тихо возразила Шарлотта, упрямо вздернув плечи. — Мы не заключали письменного контракта ни в одной из христианских стран.

Патрик вздохнул и крепко ухватился за снасти,

— Но ведь в Испании тебя это не волновало, — напомнил он.

— А теперь я пришла к другому выводу, — не сдавалась Шарлотта. — И мне кажется, что тебе лучше пожить в кубрике с командой, пока мы не зайдем в европейский порт и не найдем там судью или священника.

Его молчание было столь зловещим, что Шарлотта невольно вспомнила грозное безмолвие, наступавшее иногда в Пугетском проливе перед тем, как на него обрушивался жестокий зимний шторм.

— Мне кажется, миссис Треваррен, что вы несколько запоздало забеспокоились о целомудрии наших отношений. Или вы забыли, что носите моего ребенка?

Шарлотта изо всех сил старалась быстро найти достойный ответ. Она не сомневалась, что не в ее силах заставить Патрика любить ее против воли. Но если она еще утратит и его уважение, то у нее не останется никакой надежды.

— Нет, я прекрасно помню об этом, — наконец произнесла она. — Но я не буду твоей любовницей, Патрик.

— Ну что ж, ты вольна отправляться в Париж и жить в облюбованном для тебя Халифом особняке.

— Халиф предлагал мне выйти за него замуж с соблюдением всех формальностей. И, хотя я никогда всерьез не собиралась принимать его предложения, напоминаю тебе о том, чтобы ты яснее понял, что с моими чувствами нельзя шутить. Было бы весьма неблагоразумно пытаться завладеть мной с помощью пустых посулов.

Патрик ничего не ответил, но по его виду было ясно, что в эту секунду он больше всего на свете хочет вышвырнуть ее за борт на корм акулам. Шарлотта развернулась, от всей души надеясь, что сделала это достаточно изящно и драматично, и отправилась в капитанскую каюту знакомиться с сюрпризом.

На койке она нашла пачку отличных альбомов для рисования, перевязанную широкой голубой лентой. К сему прилагались: прелестный набор акварельных красок, цветных мелков, кистей и перьев и множество пузырьков чернил всевозможных оттенков.

Шарлотта была удивлена и очарована проявленным к ней вниманием, но все же упрямо решила не поддаваться добрым чувствам. Патрик слишком своевольный мужчина, и, если она с самого начала не установит границ в их отношениях, будущее ее можно считать безнадежным.

С улыбкой она взяла один из альбомов и коробку с цветными мелками и поднялась на палубу. Она не принадлежала к многочисленному в те времена племени любительниц строчить дневники — по крайней мере, у нее это выглядело не совсем обычно. Она доверяла бумаге свои мечты и переживания в виде рисунков. С того момента, как ее похитили на базаре в Риде, ей все как-то было не до занятий рисованием, и теперь возможность не спеша заняться любимым делом очень ее обрадовала.

Она нашла на палубе укромный уголок и уселась на огромной корзине, изящно подогнув под себя ноги. Стараясь детально воспроизвести все увиденное ею за последнее время, она изобразила и танцовщиц в гареме, и бьющихся на мечах мужчин, и шатер в пустыне, освещенный неправдоподобно огромной луной. Патрика она рисовала тщательнее всех, но почему-то он всякий раз выходил у нее в профиль, как в последние секунды их разговора.

— Очень недурно, миссис Треваррен, — раздался голос.

Шарлотта недоуменно подняла глаза и улыбнулась, увидев Кохрана. Она открыла в альбоме чистую страницу и принялась набрасывать его лицо и, пока они разговаривали, рассказывала, что давно увлекается живописью и даже училась этому в Европе.

— Вам нужно постараться сохранить эти рисунки, — любезно произнес старпом, склонившись над альбомом и разглядывая ее автопортрет в облике индианки, отдыхающей возле походного костра. — Когда вы захотите рассказать своим внукам о приключениях в Рице, вы покажете их.

— О, я не заглядываю столь далеко, — со вздохом отвечала она, не переставая рисовать. — Сейчас мне бы просто хотелось разобраться в своих чувствах.

После непродолжительного молчания Кохран сказал:

— Я послан сюда, чтобы сообщить, что ваш обед подан в капитанскую каюту.

Шарлотта изрядно проголодалась, свежий морской воздух и напоенные солнцем просторы сделали свое дело. Она тут же захлопнула альбом, собрала в коробку мелки и встала.

В каюте не было и следов присутствия Патрика. Большую ее часть теперь занимали сундуки с нарядами, приобретенными в Испании. И хотя Шарлотта с удовлетворением отметила, что ее требование выполнено, какая-то более глубокая и неподвластная доводам рассудка часть ее натуры была разочарована.

Она налила в тазик воды из кувшина и вымыла лицо и руки, а потом уселась за стол Патрика и обозрела содержимое подноса. Там были: свежая рыба, фаршированные помидоры, зеленые бобы с беконом и горячий чай.

Шарлотта наелась досыта.

Она уже покончила с обедом и маленькими глотками допивала чай, когда в каюту ворвался Патрик, словно вихрь, залетевший в ущелье. Он остановился у дверей, скрестив руки и разглядывая ее с Тем выражением, которое всегда пугало ее. Особенно теперь, когда она сидела на кровати, поджав под себя ноги, с альбомом в руках. Наконец он заговорил:

— Я полагаю, ты не изменила своего мнения по поводу необходимости спать врозь?

Шарлотта лишь молча кивнула, глядя в пол, чтобы не выдать чувств, взбудораживших ее душу. Она должна отказать Патрику в его любовных притязаниях, чтобы не впасть в разврат, хотя ей придется приложить все усилия, чтобы не выказать при этом своих переживаний. Если только мистер Треваррен обнимет ее и поцелует так, как он это умеет, или даже просто прикоснется к ней, вся ее решимость растает как воск.

— Вы совершенно правы, — церемонно отвечала она, держа перед собой альбом словно щит и пытаясь целомудренно оправить складки платья, чтобы прикрыть ими ноги.

— Следовательно, ты не считаешь нас женатыми?

— А мы никогда и не были женаты, — упрямо задрав подбородок, возразила Шарлотта.

Патрик долго смотрел на нее, а потом вздохнул и философски произнес:

— Очень хорошо. — И он хлопнул в ладоши. — Я развожусь с тобой. — Он хлопнул еще раз. — Я развожусь с тобой. — И, наконец, в третий. — Я развожусь с тобой!

Хотя она и сама не считала, что между ними существуют реальные брачные узы, этот жест Патрика потряс ее до глубины души. Она чувствовала, что щеки ее покрыла предательская бледность, нижняя губа дрожит и она вот-вот заплачет.

Патрик церемонно поклонился, распахнул дверь и вышел из каюты.

Шарлотта сидела не двигаясь, не отрывая глаз от того места, где он только что стоял, словно пытаясь вернуть его обратно силой мысли. Скопившиеся слезы прочертили дорожки по щекам. Ее невероятное замужество вот-вот могло стать реальным, и она уничтожила его своими руками! Что же она натворила?!

Патрик больше не появился этим вечером в каюте, он лишь прислал Типпера Дуна, помощника корабельного кока, за своими туалетными принадлежностями и свежим бельем.

Чувствуя себя ужасно одинокой, Шарлотта взяла перо и быстрыми штрихами набросала лицо своего отца, а потом добавила к нему профиль Лидии с устремленным на него любящим взором. На других листах она нарисовала Милли и всех своих братьев, одного за другим, а потом и столь любезного ее сердцу дядю Девона.

Глядя на лица своих родных, она слегка успокоилась, но в то же время отчетливо представила, в какую немыслимую даль от дома она забралась. Она приколола свои наброски на стены каюты, чтобы рисунки просохли, и заплакала. Не переставая плакать, она умылась, почистила зубы, надела ночную сорочку и расчесала волосы.

После долгих, мучительных бессонных часов ласковые волны, подобно материнским рукам, наконец укачали ее, и она забылась прерывистым, беспокойным сном. В эту ночь ей впервые приснился кошмар. Шарлотта с воплем подскочила на кровати, дико озираясь в поисках Патрика, пока не сообразила, что накануне сама выставила его из каюты и он совершил обряд «развода».

Она попыталась вспомнить, что же так напугало ее во сне, чтобы суметь разобраться в источнике страха и постараться устранить его. Однако ей лишь удалось вновь ощутить доводящие до безумия ужас и ожидание неотвратимого несчастья. Эти два чувства долго не оставляли ее, хотя она уже успела снова лечь, а ее дыхание и пульс пришли в норму.