В отличие от меня.

Бухта была с обеих сторон замкнута горами — Лайей и каким-то скалистым обрывом, названия которого я не помнила, вот позорище! — и выглядела достаточно затерянной и безлюдной. Плотность населения на Южном, феодальном Гаугразе действительно невысока, к тому же это в подавляющем большинстве женщины, старики и дети; но все-таки.

Я представила себе нашу компанию в проекции с наблюдательной точки где-то на холке каменной лошади: экзотично, мягко говоря. Капсулу в маскировочном режиме, допустим, можно не заметить, но мы сами чего стоим! Ладно еще голая девчонка восьми лет, хотя здесь, насколько я знаю, барышням Аськиного возраста уже не дозволяется за здорово живешь снимать накидку. Но Слав с его защитными штанами и униходами военного образца!.. Да и я сама в веселеньком зеленом комбике и с прической, меньше всего похожей на черные косы до колен…

И все это совсем не смешно.

Но я все-таки нервно хохотнула, вспомнив долгую и нудную подготовку к той экспедиции: виртуалки, тренажеры и национальные костюмы словно из дешевого цифрофильма. Слав потом говорил, что все это практически не понадобилось. А больше так ничего внятно и не рассказал. А я надеялась… если честно, тогда, в самый первый раз, я, кроме всего, питала надежду, что уж теперь-то он разговорится. Но Слав оказался из тех мужчин, которые в постели хранят глухое молчание. И после -тоже.

На кой черт он вообще мне нужен? Я регулярно пытаюсь отвечать себе на этот вопрос. Сегодня ответ вырисовывался более-менее четко: чтобы отвезти нас с Аськой обратно. И как можно скорее.

— Слав. Полетели, нам пора.

Он развернулся медленно, наслаждаясь собственной ленью:

— Уже? Куда ты так торопишься?

— Аста замерзла. И у меня еще много недоделанного… завтра аппаратное, и передатчица, может, заговорит…

Слав усмехнулся:

— А зачем тебе с ней говорить?

Было непонятно, придуривается ли он, чтобы меня подразнить, или действительно поплыл мозгами от своей травы. Я понадеялась на первое.

— Прекрати. Готовь капсулу.

— Я не вижу логики. — Он отпускал слова обильно и безмятежно, словно программировал виртуальные радужные пузыри. — Ты хочешь побеседовать с этой девушкой о проблемах Гауграза. Так?.. При условии, что ее хозяин соизволит выйти с тобой на связь, опять-таки с Гауграза. Я правильно говорю? А, Юська?… — Слав довольно хихикнул. — А сейчас ты, по-твоему, где? Думаешь, тут не с кем побеседовать об этих самых… проблемах? Зачем тебе какая-то несчастная передатчица?

— Слав…

— Столько лет рваться на Гауграз, пробивать проекты, разрабатывать, блин, концепции… А как только попала сюда, сразу ноги в руки — и в капсулу. Не понимаю женщин. Покажи мне твою логику! Где она? Может, здесь?!.

— Перестань!!! Аська же…

— Плевать.

Аська, к счастью, опять плескалась в волнах и ничего не видела, кроме пенных гребней. Но я все равно — всему есть предел, в конце концов! — стала отчаянно сопротивляться, беспорядочно отбиваясь кулаками и ногами, попадая то в воздух, то в жилистое тело без единого мягкого места, пыталась разорвать кольцо его рук, как-то обмануть, выскользнуть… Может быть, у меня бы и получилось, он все-таки конкретно замедлил себе реакцию этим самым чаем. Но тут…

…Потом я старалась вспомнить. В деталях. Так, чтобы можно было задним числом оценить ситуацию, найти виновного, определить степень его вины…

Хотя бы понять, успела ли Аська добежать до капсулы.

Одуряюще пахло какими-то листьями, древесиной на изломе. Пока только ими. Вообще здесь было пусто и чисто; подозреваю, в этой яме уже давно некого было держать. Не помню, сколько лет назад я последний раз слышала, чтобы кто-нибудь из наших попал на границе в плен. Я запрокинула голову: в просвете между ветвями, наброшенными на нее сверху, зияло голое небо. Жуткая незащищенная дыра — там, где почти сходились стены, из которых торчали корни с комьями земли. Вверх лучше не смотреть.

Все это казалось слишком сюрреальным, чтоб я могла по-настоящему поверить в происходящее. Со мной!… Юста Калан, тридцать девять лет, глава Ведомства проблем Гауграза. Доклад на траурном митинге по случаю годовщины Любецкого дестракта, Блок Глобальных событий, ретрансляция по всем основным информалкам, скандал, резонанс. Еще допрос передатчицы… когда это было?!.

Яма с земляными стенами. Гаугразская пленница. Классика доглобального жанра.

Я нервно усмехнулась. Выход должен быть. Из идиотских ситуаций всегда можно найти выход. Если б только знать… точно знать, что Аська добежала.

…Слав был ранен, и, кажется, тяжело, — мгновенная цепь красных пятен от правого плеча к груди. Он отстреливался левой, в которой неизвестно откуда взялся табельный лучемет, беззвучные нити лазера полосовали море и горы, а в ответ, перебивая друг друга, рассыпались стуком гальки в прибое автоматные очереди. Я уже потом поняла, что автоматные. Когда увидела длинноствольный раритет на плече того, бородатого… впрочем, бородатые тут все. Как они вообще здесь появились, столько мужчин? Почему они не на границе, не на войне?!

Слав отстреливался, а голенькая Аська со всех ног бежала к замаскированной капсуле. Она должна была успеть. Не могли же они, смертовики с их традиционным культом мускулистости и воинской доблести, стрелять в спину ребенку!..

И Слав должен был. Добежать. Поднять капсулу в воздух… и долететь.

Козел. Все из-за него. Хоть бы он успел. И остался жив. Связилку они у меня отобрали. Они откуда-то знали, что такое связилка. Судя по их разговорам (южное наречие, девяносто семь тысяч с чем-то баллов на восьмом уровне лингвотеста, но они-то были уверены, что я ни черта не понимаю), местные смертовики неплохо разбирались в самых разных вещах. Например, в новейших системах лучеметов… похоже, Славу удалось кого-то подстрелить, что обсуждалось вполне бесстрастно, с профессиональных позиций. А еще в стратах и категориях Глобального социума — по расчетам диких гаугразцев, я принадлежала то ли к ведомственной, то ли к гебейной верхушке: практически в точку. Вот только при мне все равно не стали обсуждать, что же из этого следует.

Надеюсь, они все-таки не умеют блокировать ДНК-маячок. И за мной вот-вот пришлют кого-нибудь из Департамента быстрого реагирования. Надеюсь, эти идиоты сумеют освободить меня аккуратно, более-менее без шума и крови; в последнее, если вспомнить моего бывшего «научного сотрудника» Гиндера (он уже майор, между прочим!), верилось с трудом. Еще и годовщина Любецка, и развернутая под нее кампания пропаганды наступательной стратегии… Как оно все неудачно.

Не важно. Только бы Аська…

Пора запретить себе думать о ней.

И вдруг стемнело — обвально, на глазах, как бывает, если отключить сразу все мониторы в блоке, не программируя их в эконом-режим. В один миг я перестала видеть противоположную стену, до которой, я уже успела посчитать, было всего четыре с половиной шага. Ветви пряного растения наверху превратились в сеть беспорядочно пересекающихся черных линий, а через минуту и вовсе пропали, только запах стал еще острее.

А потом в невидимых просветах между ветками и листьями вспыхнули звезды.

…Я довольно долго держалась. В конце концов, те же звезды светили у меня над кроватью в моем первом блоке, полученном в двадцать пять лет по соцпропозиции. Я сама захотела, чтоб они у меня были, я любила их, я знала их имена. И потом, на экодосуге, сколько раз мы с дочкой гуляли по вечерам под открытым небом… и никакого страха не было и близко. Не было!.. Может, самое чуть-чуть…

Наверное, это из-за дестрактов. За пятнадцать лет, как мы ни сопротивлялись, он прочно въелся в наше подсознание — ужас открытого пространства, неба, пустоты. С которым еще можно справляться при свете, рядом с близкими, будучи свободной. Но не в плену, не в одиночестве, не…

Пронзительные звезды с голого неба. Нацеленные в упор из черной пустоты. Не скрыться… не спастись… только съежиться в комочек, зажмуриться, закрыть голову ладонями…