Не хватало воздуха для крика. Сил для малейшего движения тела и мысли. Только страх и одиночество. Одиночество и страх. Ничего, кроме ужаса и…

«Мильям. Ты не спишь?»

Он все— таки остался с ней. На всю непроглядную и нескончаемую первую ночь.

У этого человека были очень голубые глаза. И комб серо-стального цвета.

Генерал-майор Нед называл его Самим; это, конечно, было не имя. Но спросить об имени или должности того, кого так называют, значило бы себя выдать. Мильям молчала и улыбалась. Человек с голубыми глазами вежливо улыбнулся в ответ.

— За вашим столиком не хватает дамы, — развязно и фальшиво, как и все здесь, на балу, заговорил Нед. — Исправляю эту несправедливость. Она жена военного, и у нее восхитительное имя — Мильям!

— У несправедливости? — сдержанно переспросил Сам.

Нед зашелся в хохоте. Оранжевый световой столб настиг его смеющимся, превратив на мгновение в огненное чудовище, изрыгающее пламя. Но Мильям уже не смотрела в его сторону. Ее не задели ни шутка, ни смех, ни то, что мужчины больше никак не отозвались на ее появление. Она представлена, обычай соблюден, надо двигаться дальше. Значит, Сам. Заговорить с ним о Спикере сразу же — или сначала выдержать несколько минут пустого ритуального разговора? Шевельнула губами, советуясь с Робни. Почему-то он ничего не ответил.

Или не расслышал из-за хохота и шума?

За столиком, кроме Самого, стоял еще один мужчина. Худой, веснушчатый, в черном комбе, с отсутствующим и высокомерным взглядом. Может быть, это и есть Спикер? Робни не сумел описать ей его внешность. Кажется, он и сам никогда не видел того человека, с которым так желал говорить…

Синий Нед топтался у столика, не сходя со скользилки. Похоже, выжидал момент, чтобы незаметно улизнуть. Зачем?… Впрочем, нет смысла тратить время на объяснение побуждений и поступков глобалов. Надо просто заставить их поступать так, как нужно. Она, Мильям, не слишком четко представляет себе, как именно. Но Робни знает. Почему он молчит?!

— Вы спешите, Нед? — спросил Сам.

Генерал-майор замялся. Спустил со скользилки одну ногу; затем, подумав, вторую. Черный человек наблюдал за ним откровенно насмешливо.

— Я вас не задерживаю. — Сам приподнял бокал с вином, темно-пурпурным, до черноты. — Только выпейте с нами, а я поухаживаю за вашей дамой. Один вопрос: что у вас по Юсте Калан?

Мильям покрепче взялась за ножку бокала. За этим столиком вино оказалось хорошее. Черный, крупный, подернутый синевой виноград с южных склонов… Видение тяжелой грозди в тени листьев было непостижимо ярким и зримым, у Мильям даже слегка закружилась голова. Глобалы слишком много пьют на своих балах… Еще немного — и она больше не сможет правильно оценивать происходящее, владеть ситуацией, как говорил Робни, направлять ее, куда необходимо. Хватит.

Синий что-то ответил, а она упустила, отвлеклась; хотя, может, просто не расслышала в очередном всплеске света и музыки. Сам покачал головой — печально, но удовлетворенно.

— Продолжайте попытки. Если что-нибудь станет известно, ко мне. На конец недели запишитесь в любом случае.

— Слушаюсь. — Нед выпрямил спину и снова ступил на скользилку. Прибавил: — Мне так жаль. — Кивнул на прощание человеку в черном комбе.

В этом коротком диалоге не прозвучало ни одного искреннего слова. Ни единого.

В голубых глазах Самого, не коснувшись губ, промелькнула улыбка. Которую он тщательно уничтожил, оборачиваясь к соседу. Мильям снова поднесла к губам бокал; спохватилась, Поставила на столик. Не от вина ли это странное чувство, будто все вокруг играют спектакль, каждый свой, а порой подыгрывая друг другу, как это только что проделали Сам и Нед… не перед ней, конечно, ее они вообще будто перестали замечать. Наверное, перед этим, черным. А может быть, ей показалось, возможно, дело в том, что глобалы вообще не умеют говорить по-настоящему, ничего не наигрывая…

Что ж, тем легче ей будет сыграть собственную игру. А уже пора.

— Этого не может быть, — произнес вдруг человек в черном. — Я сам поймал сигнал ее маячка. Каким же образом вы, обладая значительно более мощной аппаратурой, не…

— Вам же объяснили, Прол, — откликнулся Сам, — вы поймали отраженный сигнал запроса маячка из нашего каталога. Мой вам совет: доверьтесь профессионалам. Вы же слышали, что говорил генерал-майор.

— Слышал. Но…

Не Спикер, поняла Мильям. Странный, чем-то очень не, похожий на других человек — но не Спикер, а значит, он ей неинтересен. Сосредоточиться на Самом, обратить наконец на себя его внимание, втянуть его в свою игру. Нед представил ее женой военного: как и предсказывал Робни, глобалы сами выдумали ей легенду. От нее и оттолкнемся. Тем более что говорить придется почти что правду.

— Для меня большая радость быть представленной вам, — заговорила она, перебивая черного. — Мы с мужем живем далеко отсюда… вблизи границы… и я, пользуясь случаем, хотела бы…

Сам посмотрел на нее в упор. Скучный взгляд голубых глаз. Конечно: она наверняка выглядит просительницей, навязчивой немолодой теткой из низших чинов, которой каким-то чудом удалось оказаться здесь, среди немыслимо высокопоставленных особ. И когда она успела перепрыгнуть в этот образ — из роли загадочной незнакомки, красавицы в драгоценных подвесках?.. Но, наверное, это именно то, что она должна сейчас делать: дабы поскорее отвязаться от нее, он выполнит ее просьбу. И Робни одобряет такую линию поведения, потому и молчит…

Почему он молчит?!

Пауза затянулась, и Мильям сообразила, что так и не высказала главного, лишь тогда, когда снова послышался голос мужчины в черном комбе.

— Завтра на аппаратном заседании глав ведомств я буду настаивать на том, чтобы подать коллегиальный рапорт Спикеру, — глухо выговорил он. — По моему мнению, ГБ саботирует данный вопрос. И особенно меня удивляет, что лично вы…

— А вы не удивляйтесь, — сказал Сам. — И еще раз прошу вас: предоставьте профессионалам делать свою работу.

— Я не…

— А Спикер сейчас здесь? — снова перебив черного, спросила Мильям.

Ее голос прозвучал слишком громко, слишком не к месту; она судорожно запила глотком вина нарастающую панику. Наконец-то внимание обоих мужчин оказалось приковано к ней, Мильям, но теперь она страстно желала спрятаться, только не знала, куда. Почему Робни замолчал?!. Она ведь все говорит и делает не так… совсем не так…

Черный человек глядел на Мильям с откровенной враждебностью. Кажется, хотел что-то сказать; передумал, и в его лице вдруг проступило нечто несчастное, обиженное, детское. Так не похоже на глобала… И вдруг Мильям поняла, чем он так отличался от остальных. Он был настоящий. От веснушек и ворота черного комба — и до последнего слова.

А Сам смотрел на нее совсем по-другому. В его голубых глазах не было ничего, что бы она могла как-то пояснить, прочесть, истолковать. Пустой и повелительный глобалий взгляд.

Протянул руку. Тронул подвеску — там, где серебряный крючок слегка оттягивал мочку уха. Кивнул; и Мильям стало по-настоящему страшно.

Робни!!!

Сам внезапно сделался выше ростом, и она чуть не закричала. Хотя, конечно, он всего лишь встал на скользилку.

— Идемте со мной.

— Садитесь.

Мильям опустилась на край… «стула», в блоке Дейва тоже имелись такие, и Робни заставлял ее сидеть на них хотя бы за едой, хотя на мягком скользильном покрытии пола было гораздо удобнее. Выпрямила спину, взглянула снизу вверх на Самого. Тот сел напротив, и их глаза сровнялись.

Здесь в отличие от бального зала было светло, сверху голубело небо, впереди и по сторонам уходили вдаль горы, леса, виноградники… «мониторы». Мильям прищурилась, уловила мерцание на их границах — и поняла, что комната совсем маленькая. Квадратная и тесная, как мастерская Робни на втором этаже северного жилища.

— Я вас слушаю, — сказал Сам. — Кто ваш муж?

— Военный. — Мильям лихорадочно ухватилась за проблеск надежды, что все до сих пор идет так, как надо, что ей удалось его убедить. — Я очень прошу вас представить меня Спикеру Глобального парламента. Это очень ва…