Доррель медленно кивнул.

— В твоих словах страшная правда. Но… что могу я? Только Вэл и остальные однокрылые могут принять решение помириться с нами. Ты же не думаешь, что я попробую призвать прочих летателей с опозданием наложить наш собственный запрет?

— Конечно, нет. Но и от Вэла зависит далеко не все. Есть две враждующие стороны, и оба вы должны сделать жест примирения.

— Какой, например?

Марис наклонилась к нему.

— Поднимись к черным летателям, — сказала она. — Присоединись к трауру. Оплачь Тайю. Как только разнесется весть, что Доррель с Лауса скорбит с однокрылыми, то и другие последуют твоему примеру.

— Оплакать? — Он нахмурился. — Ты хочешь, чтобы я оделся в черное и начал кружить над Тайосом? — В его голосе сквозила подозрительность. — А в чем еще я должен присоединиться к твоим черным летателям? Ты задумала наложить запрет на Тайос, убедив всех летателей присоединиться к кругу над ним?

— Нет. Это же не запрет! Они не препятствуют другим летателям доставлять послания на Тайос и с Тайоса, а если ты или кто-нибудь из твоих сторонников захотите покинуть круг, вас никто не остановит. Просто вырази скорбь.

— Это больше, чем изъявление — и не только скорби, нисколько не сомневаюсь, — сказал Доррель. — Марис, будь честна со мной. Мы знакомы много лет, и ради любви, которую я храню к тебе, я готов на многое. Но я не могу попирать свои убеждения и не допущу, чтобы мной манипулировали. Пожалуйста, не уподобляйся Вэлу-Однокрылому и не играй со мной. Мне кажется, ты обязана мне искренностью.

Марис спокойно встретила его взгляд, но ее больно уколола совесть. Ведь она на самом деле пыталась его использовать: он требовался для осуществления ее плана, а когда-то они так много значили друг для друга, что в его готовности прийти ей на помощь она не сомневалась. И обманывать его она не хотела.

— Я всегда считала тебя своим другом, Дорр, даже когда мы оказывались по разные стороны. Но я прошу тебя сделать это не только ради нашей дружбы. Все гораздо сложнее. Думаю, и тебе небезразлично, чтобы однокрылые и прирожденные летатели вновь сплотились.

— Тогда выкладывай начистоту, чего ты от меня хочешь и почему.

— Я хочу, чтобы ты присоединился к черным летателям в доказательство, что однокрылые не одиноки. Я хочу примирить прирожденных летателей с однокрылыми, показать всему миру, что они по-прежнему единодушны в своих действиях.

— По-твоему, если Вэл-Однокрылый и я совершим общий полет, мы забудем свои разногласия?

Марис виновато улыбнулась.

— Возможно, раньше у меня хватило бы простодушия поверить в это. Но не теперь. Я просто надеюсь, что однокрылые и прирожденные станут действовать вместе.

— Каким образом? Помимо этого странного траурного обряда?

— Черные летатели кружат там безоружные и даже не приземляются на остров. Они скорбят, и только. Но их присутствие нагоняет страх на Правителя Тайоса. Он не может понять, что происходит, и уже настолько перепугался, что отозвал стражников с Трейна, — то есть черные летатели одержали победу там, где Тайя потерпела неудачу, и положили конец войне.

— Но Правитель, конечно, позабудет свой страх. Ведь черные летатели не смогут вечно кружить над Тайосом.

— Здешний Правитель своенравный, жестокий, кровожадный человек, — сказала Марис. — Насильники всегда подозрительны. И не в его привычках ждать, чтобы начали действовать другие. Не сомневаюсь, скоро он что-нибудь предпримет. Я думаю, он даст летателям повод к действиям.

— Каким образом? — Доррель нахмурился. — Прикажет лучникам пускать стрелы, чтобы сбить нас?

— Нас?

Доррель покачал головой, но улыбнулся.

— Попытки понудить его к действиям чреваты серьезными последствиями, Марис!

Его улыбка ободрила ее.

— Черные летатели только кружат и ничего больше. Если их тени вызывают волнения в Порт-Тайосе, то это касается только Правителя и его подданных.

— Особенно певцов и целителей — мы-то знаем, какие они смутьяны! Я помогу тебе, Марис. Когда у меня появятся внуки, мне будет о чем им порассказать. Да и вообще мне уже недолго владеть крыльями — Джен стал таким прекрасным летателем!

— Ах, Дорр!

Он предостерегающе поднял руку.

— Я оденусь в черное в знак скорби о Тайе, — сказал он, тщательно выбирая слова. — И присоединюсь к кругу оплакивающих, но не сделаю ничего, что может быть истолковано как оправдание ее преступления или требование наложить запрет на Тайос за ее смерть. — Он встал и потянулся. — Конечно, если случится что-то непредвиденное, если Правитель посмеет превысить свои права и угрожать летателям, тогда мы все — и однокрылые и прирожденные — должны будем действовать сообща.

Марис тоже встала. С ее губ не сходила улыбка.

— Я знала, что ты решишь так! — сказала она и нежно обняла его.

Доррель ответил ей поцелуем, возможно, лишь в память о былом, но на мгновение разделившие их годы будто исчезли, и они вновь стали юными любовниками, владыками неба от горизонта до горизонта и всего, что лежало под ним.

Наконец они разомкнули объятия — двое старинных друзей, связанных воспоминаниями и легким сожалением о невозвратном.

— Удачного полета, Дорр, — сказала Марис. — Возвращайся скорее!

Простившись с Доррелем на обрыве, откуда он собирался возвратиться на Лаос, Марис отправилась через лес, полная радостных надежд, к которым, правда, примешивалась грусть: помогая Доррелю расправлять крылья и глядя, как он взмывает в теплую голубизну неба, она вновь испытала тоскливую зависть.

Но уже не такую мучительную. Хотя она отдала бы что угодно, лишь бы снова полететь с ним, теперь ей было о чем думать, а не терзаться из-за невосполнимой потери. Доррель обещал вернуться быстро — и не один, так что кольцо черных летателей станет еще внушительнее, предвкушала Марис.

Из этого приятного забытья ее вывел отчаянный крик, донесшийся из хижины Эвана. Она бросилась вперед и распахнула дверь.

Бари захлебывалась рыданиями, Эван тщетно пытался ее успокоить, а чуть в стороне стояли С'Релла и мальчик из Тосси.

— Что случилось? — вскрикнула Марис, предчувствуя беду.

Бари обернулась и с плачем подбежала к ней.

— Отец… они увели моего отца… заставь их… пожалуйста, заставь…

Марис обняла девочку и растерянно погладила по голове.

— Что с Коллем?

— Его арестовали и увели в крепость, — сказал Эван. — Правитель приказал схватить и других певцов — тех, кто пел песню Колля о Тайе. Он намерен судить их за измену.

Бари еще крепче прижалась к Марис.

— Ну-ну, — прошептала Марис. — Успокойся, дорогая.

— В Порт-Тайосе вспыхнули волнения, — сказал мальчик. — Когда пришли в «Лунную Рыбу» за Ланьей, певцом, посетители харчевни попытались отбить ее у стражников, а те пустили в ход дубинки. Но убитых не было.

Марис слушала в полной растерянности, пытаясь сообразить, что делать дальше.

— Я полечу к Вэлу, — сказала С'Релла. — Сообщу черным летателям. Они прилетят все, и Правитель должен будет выпустить Колля.

— Нет, — решительно возразила Марис, все еще обнимая Бари, которая чуть успокоилась. — Колль бескрылый, он всего лишь певец. У него нет никакого права на помощь летателей, и ради него они не объединятся.

— Но он же твой брат!

— Это ничего не меняет.

— Но мы должны что-то сделать!

— И сделаем. Мы рассчитывали, что Правитель не выдержит и нанесет удар

— но не по бескрылым, а по летателям. Но раз он так… Мы с Коллем обсуждали и такую возможность… — Она нежно приподняла лицо Бари за подбородок и вытерла ей слезы. — Бари, тебе придется отсюда скрыться.

— Нет! Я хочу быть с отцом! Я без него не уеду!

— Бари, послушай! Тебе необходимо уехать, пока Правитель тебя не схватил. Твой отец этого не хотел бы.

— Мне все равно! — упрямо заявила Бари. — Пусть Правитель меня схватит! Я хочу быть с отцом!

— А полететь ты не хотела бы?

— Полететь? — Неожиданно лицо Бари посветлело, глаза зажглись от изумления.