* * *
О соперники! Вам чаша вожделенья и желанья,
Нам — приют тоски недужной и тревоги расставанья.
Я любовью весь истерзан, тело все в кровавых ранах,
Будто недруги решили, чтоб платил им кровью дань я.
Дом Фархада и Меджнуна — это горы и долины.
Я от их оков свободен в бесприютности скитанья.
В миг, когда младая пери поселилась в сердце мудром,
Обернулись безрассудством все дотошные познанья.
Нет, в душе шалуньи этой не вписал я свое я имя:
В ней бесследность, безымянность, отраженье без прозванья.
Я сражен любовью насмерть, но — умри сто мне подобных:
В сердце, ласковом лишь с виду, не отыщешь состраданья!
Старца древнего, о боже, ты смутила мимоходом;
Так пускай пройдет во благе гордость самолюбованья!
Все грехи прости, кабатчик, мне, отшельнику дурному:
Мне за зло — добром платил ты с постоянством упованья.
Ты про Навои сказала, будто любит он другую:
О творец, бессчетны этих подозрений сочетанья!
* * *
Знайте, что все розы мира — колкости шипов не стоят.
Розоцветных вин кувшины — бед хмельных оков не стоят.
Если шах тысячелетье всей подлунной будет править,
То и мига униженья дни всех тех веков не стоят.
Все отрады в продолженье жизни сотен поколений
И минуты лицемерных властных пустяков не стоят.
Коль сандал или алоэ ты швырнуть захочешь в пламя,
Дым окутает жаровню — и жаркое дров не стоит!
Все манящие в походы царства дальних небосклонов
Едкой пыли от походных грубых башмаков не стоят.
Ежели в любимой близость длится месяцы и годы,
Но соперник есть — услада пары медяков не стоит!
Горний мир небытия ты, Навои, иному миру
Предпочти. Все ласки света двух хромых шажков не стоят!
* * *
Луна в носилках, о постой, постой,
В моих глазах останься на постой!
Твои глаза убийцами слывут,
Но злей их — яд, коварный и густой.
Вздыхать я стал бы у твоих дверей, —
Вздох обернется смертной пустотой!
Я стал Меджнуном у второй Лейли.
Чудак смешон своею простотой.
Не диво, что полудремотных глаз
Полудобычей стал певец простой.
На родинку бы милую взглянуть
И захлебнуться счастья высотой.
О Навои, не думай о себе:
Твой идол полн бесцельной суетой!
* * *
Зеркало становится водою от лица, что темень гонит прочь.
Точно так, как ледяным сосулькам солнца вешнего не превозмочь.
Приподняв платок, ты показала, что равно прелестны лик и стан,
Будто это в самый миг навруза, где спешат сравниться день и ночь!
Коль зашить расселины захочешь — в сердце, обращенном в сто кусков,
То стрела, сшивающая сердце, станет для тебя иглой точь-в-точь.
Дремлют искорки разлуки в теле, превращенном в неостывший прах,
Будто пламя, что булат из камня высекает, хлещет во всю мочь!
Что ж ты мое сердце изловила, что ж ты столько раз меня гнала:
Ведь бежав из плена, зверь не станет больше до ошейника охоч!
Кравчий, в моем сердце скорбь вселенной, вековечной горестности дщерь, —
Сделается пусть огонь печали чашею веселия точь-в-точь!
Откажись же от души и тела, Навои, — ведь нет в любви земной
Средства против горестей и жалоб: лишней мукой сердце не морочь!
* * *
Правоверные, слышите вы себялюбца стенанья?
Взвился вопль до небес из страны, где живут мусульмане.
Обещал мне лобзания твой животворный рубин:
Хоть была это ложь, оживили меня обещанья!
Солнце вырвалось ало из ласковых прядей твоих,
Словно птица из плена, безумец — из пут назиданья!
В дни разлуки забыла меня луноликая та:
Если близость найду, позабуду про дни расставанья.
Если в чаше вина отражен мой прелестный кумир,
Нечестивцем я стану, расставшись с той сладкою данью.
Ты, что чести и славы все требуешь от Навои,
Знай — от чести и славы ушел он в земные скитанья.
* * *
Цвет прядей твоих — это амбра иль мускус Китая?
Вкус губ твоих — сахар иль меда струя золотая?
Бесчестья зуннаром не стали ли пряди твои?
Не клонят ли смертные выю, его обретая?
Не сердца ль огнем пламенеет твой жаркий рубин?
Не в чаше ль твоей — роза светится, как огневая?
Сердечной казны не стрела ль твоя стала замком,
Где свежие губы, как перстня оправа литая?
«Хмельного влюбленного я умертвила!» — скажи.
Противились шейхи, но ты их взманила, блистая!
Дехканин, меня в ее сад и цветник не тяни —
Жасмин или роза верней? Вот задача простая!
Как лед ее сердце… Что ж сделаешь ты, Навои:
Издашь ли ты вопль, иль заплачешь, тоски не скрывая?
