* * *
Пусть сто тысяч звезд-жемчужин сыплет с высей небосвод —
Туча бедствий неизбежно град печали принесет.
Знает рок одну заботу, низвергая этот град, —
Обломать побеги жизни, саду тела слать извод.
Каждый, кто обижен долей, знает злобный рок небес,
Но судьбу, старуху злую, благодетелем зовет!
В океане сотворенья небо — мелкий пузырек,
А пузырь хоть каплю влаги даст ли от своих щедрот?
Если б небо было в силах хоть на миг найти покой,
Разве так оно спешило б — день за днем, за годом год?
Небо, как и я, — в смятенье, смущено своей судьбой:
Как меня в кругу терзаний, мчит его круговорот.
Синева на теле неба — от ударов злой судьбы:
Как ни мчится, мне подобно, а до цели не дойдет!
Нет могущества у неба, и слабы мы наравне,
И вовеки мы не можем друг от друга ждать отчет!
Навои, коль правду ищешь, знай, что сущ один лишь бог!
Нету сущего вне бога, правду бог в себе несет!
Часть 2.
У пери — точка вместо уст, бог дал ей чудо чуд — уста.
Дивятся люди на нее: да полно, есть ли тут уста!
Мессия сшил своей иглой ее сладкоречивый рот, —
Лишь вздохи смерти, подступив, раскроют и сомкнут уста.
Все розы замерли в саду пред розоликою моей:
Открыли для молитв о ней, а не для нег и смут уста.
Не удивляйтесь, что она то ранит словом, то — живит:
Как у Мессии, нежен рот, но злые речи льют уста.
Окружье твоего лица напоминает солнца круг:
Нет точки циркуля на нем, искать — напрасный труд — уста.
Послушай шепот уст моих — слова их только о тебе,
Но жизнь покинуть срок придет — и вздохом изойдут уста.
Большую чашу, кравчий, дай! На мне как будто сотни уст, —
От лютой жажды исцелит ведь лишь такой сосуд уста!
Послушай, хочешь уберечь ты тайну сердца своего, —
Не подражай бутонам роз: пусть губ не разомкнут уста!
* * *
Когда тюльпаны зацветут на брошенной моей могиле,
Знай: пламень сердца рдеет тут, здесь раны кровь мою пролили.
О, злы уколы стрел твоих — из ран ручьями кровь струится,
А ты еще мне раны шлешь — ах, стрелы глаз не жестоки ли?
Обитель тела не нужна сраженному безумьем сердцу:
О доме вспомнит ли Меджнун, блуждая средь песков и пыли?
Когда о бедствиях моих, друзья, рыдал я в ночь разлуки,
Что значит этот ливень слез — вы хоть бы раз меня спросили!
И даже Ной — мне не чета: сто тысяч лет разлука длится,
Взметнулась к небу буря слез, потоп — не ровня ей по силе!
О ты, кто на пиру мирском изведал чаш круговращенье,
Знай: много чаш кровавых слез тебе дары небес сулили.
О Навои, когда во сне увидишь свой предел родимый,
Не говори, что вздорен сон, что в снах безумца нету были!
* * *
Светом ночи взойдет моя дева-луна,
Западня ее кос непрозримо темна.
Темнота людям очи затмить норовит,
Но любимой моею светлы времена!
А меня отрешила от дружбы своей. —
Вот какая недоля еще мне дана!
А с такою бедой я и жить не смогу,
Кличу смерть я — сошла на меня тишина!
В утро Судного дня мне прозреть лишь дано,
Чашу мрака ночного испил я до дна.
Верных роз не бывало в мирском цветнике. —
Замолчи, соловей, твоя песнь не нужна!
А умрет Навои — вы не пойте о нем:
Лишь споете ту песнь — всех погубит она!
* * *
Узор твоих волнистых строк теперь в душе моей живет,
Что ни алиф, то стройный стан в воображении встает.
Нет, не письмо прислала ты, а светозарный талисман,
Он горе в радость превратил, дом озарил моих невзгод.
Сияют нити дивных строк, и в плачущих моих глазах
Кровавые прожилки их пылают ночи напролет.
Иссохший, немощный, я сам похож на трепетную нить.
И корчится она в крови, что из обоих глаз течет.
Возлюбленная — всех милей, и драгоценен каждый знак,
Что истомившейся душе весть о любимой принесет.
О щедрая, ты не письмо — ты нищему алмаз дала,
В руинах дней своих никто таких сокровищ не найдет.
Будь счастлив, Навои: пришло ее желанное письмо —
Оно тебе от всех скорбей освобождение дает.
* * *
О мой алмаз, по ком тоску душа и плоть хранят,
Как две жемчужины живых, что в двух ларцах горят.
Войди в цветник, и пусть, узрев твой кипарисный стан,
В смятенье ирисы придут, как в бурю, задрожат.
Смотреть на розу перестал влюбленный соловей,
Увидев, как проходишь ты через цветущий сад.
В науке похищать сердца так преуспела ты,
Что некого на всей земле с тобой поставить в ряд.
О виночерпий, дай взгляну на чистое вино —
На светлой глади отражен ее знакомый взгляд.
Да, если хочешь, чтобы враг надежней друга стал,
То с другом не входи к врагу — и кончится разлад.
Кем оказался Навои в огне своей любви?
Он — словно нищий на костре, он пламенем объят.
