Поучительные заветы старости

Древний мир сей — что острог, не лови тщеты мгновенной:
Кто себя к утехам влек — стал рабом неволи пленной.
Тщетно не лелей мечты, чтоб сыскался вход заветный:
Ныне прочно заперты двери тайны сокровенной.
В прихотях людским сынам пользы нет без воздержанья,
Может, будет, только нам нрав дарован не смиренный.
Чужд мне сутью ледяной храм святош — ханжей притворных,
Лучше класть поклон земной пред огнем в молельне бренной.
Если пить пришел черед, пусть нальет нам виночерпий, —
И без звона струй сойдет барабан обыкновенный.
Если нам не верен дом, осененный правой верой,
К иноверцам мы пойдем на другой конец вселенной.
Жизнь уходит день за днем, будь же добрым и веселым,
Чтобы не жалеть потом об утрате незабвенной.
* * *
Без любимой вино — это яд и отрава:
Или горько оно, или солоно, право.
Подают мне совет — жизнь сложить пред неверной,
А во мне жизни нет, — рассудили бы здраво!
Мне б увидеть твой лик, да соперники злятся:
Нищий к травле привык — зла собачья орава.
И когда твоих уст хмель багряный коснется,
Словно розовый куст, сердце рдеет кроваво.
Я тобою сожжен — сердце дымом чернеет,
Стая черных ворон — мне и казнь, и расправа.
Друг мой, если ко мне прикоснется святоша,
След тот вымой в вине — его хватка лукава.
Навои грустно лег пред жестокой во прахе —
Отдохнуть от тревог беспокойного нрава.
* * *
Мир лукав, он схож с невестой, с ним не заводи бесед:
Как ни холь его, ни пестуй, к людям в нем участья нет.
Льнущий к миру беззаботен: ждет удачи, а она
К одному из многих сотен не придет и за сто лет.
Все вершит он хитрым ладом: залучит тебя в силки,
Думаешь — удача рядом, а глядишь — пропал и след.
В перстне солнца сгустки яда он готовит для людей:
Блеск его — как бы услада, но опасен тот шербет.
Ты оставь эту невесту, в этом мире ты — лишь гость:
Страннику при ней — не место, он — иным местам сосед.
Даже ежели вы двое меж собой недалеки,
Встречей с близкою мечтою ты не будешь обогрет.
Навои, свой дух очисти, с высшей сутью будь един,
Чтобы пут твоей корысти не осталось и примет.
* * *
Кто в долину единенья страстным помыслом влеком,
На коне всеотрешенья пусть он станет седоком.
Но тому не доведется в этот путь коня седлать,
Кто навек не заречется жить в толчении людском.
Должен странник в той дороге отрешиться от всего,
А иначе — без подмоги он в скитальчестве таком.
Милость Друга своей сенью озаряет этот путь,
И дороге к единенью как остаться чужаком!
Ни натугой, ни потугой воли рока не минуть:
Доброму не стать жадюгой, а жадюге — добряком.
Дай испить мне их фиала, кравчий, — душу мне взбодри
И, чтобы полегче стало, лей мне полным черпаком.
Но с минутным оживленьем не смирится Навои, —
Со всечасным обновленьем да пребудет он знаком!
Газели - jsp.png

Низамаддин Мир Алишер

Газели - navoi.jpg

Биография

Алишер Навои (Низамаддин Мир Алишер) — родился 09.02.1441 года в г.Герате. Узбекский поэт, мыслитель и государственный деятель. Уже к 15 годам стал известен как поэт, слагающий стихи на двух языках (тюркском и фарси). Автор более 30 сборников стихов, крупных поэм, сочинений и научных трактатов. Умер 03.01.1501 в г.Герате.

Алишер Навои воспитывался при дворе вместе с будущим султаном Хусейном. После воцарения Хусейна он был назначен хранителем печати при султанском дворе. Энциклопедически образованный, он занимался наукой, писал стихи, музыку, рисовал. Как человек государственного ума он видел тяжелую жизнь народа, который терпел лишения, платил бесконечные налоги, терпел голод, переносил разорения войн и набегов... Чтобы спасти народ, Навои временами сам уплачивал за него этот налог в казну. Чтобы дать приют людям искусства он строил для них жилища, где они могли жить и работать. Он строил общежития, больницы, школы, бани, каналы. Он хотел чтобы султан уважал людей из народа и заботился о них. Вскоре деятельность Навои вызвала недовольство султана и озлобление его придворных. Султан любил стихи, но видел, что Навои как министр его не устраивает. Он отправил его в Астрабад, в почетную ссылку.

Преследования врагов продолжались, они хотели уничтожить Навои, отравить его и просили у Хусейна разрешения на это. Тогда Навои сам явился в Герат. К этому времени его известность и любовь народа к нему были так велики, что султан не посмел подписать ему смертный приговор.

Освобожденный от обязанностей султанского министра, он жил в Герате, почти не показываясь во дворце, до самой своей смерти.

В те времена принято было писать на персидском языке, Навои писал по-персидски так хорошо, что мог бы остановиться на этом. Но он не был бы Навои, если бы не был на голову выше своих современников, считая, что стихи, написанные на родном языке — узбекском, подымают национальную гордость народа, что это громадное дело, государственное дело, что дать литературный язык своему народу — значит намного расширить влияние родного языка, значит доказать, что этот язык обладает всей силой, какой обладают персидский и арабский языки, и еще превосходит их по благозвучию и богатству.