В середине ноября 1941-го года один пехотный офицер 7-й танковой дивизии, когда его подразделение ворвалось на обороняемые русскими позиции в деревне у реки Лама, описывал сопротивление красноармейцев. «В такое просто не поверишь, пока своими глазами не увидишь. Солдаты Красной Армии, даже заживо сгорая, продолжали стрелять из полыхавших домов».

В немецких войсках быстро вошла в обиход поговорка «Лучше три французских кампании, чем одна русская». «Здесь нам недоставало удобных французских кроватей и поражало однообразие местности». «Перспективы оказаться в Ленинграде обернулись бесконечным сидением в пронумерованных окопах».

Высокие потери вермахта, отсутствие зимнего обмундирования и неподготовленность немецкой техники к боевым действиям в условиях русской зимы всё более сказывались на боеспособности вермахта. За трехнедельный период - с 15 ноября по 5 декабря 1941 года - советские ВВС совершили 15 840 боевых вылетов, тогда как люфтваффе лишь 3500, что еще больше деморализовало противника.

В танковых войсках ситуация была аналогичной: подполковник Грампе из штаба 1-й танковой дивизии докладывал о том, что его танки вследствие низких температур (минус 35 градусов) оказались небоеготовы. «Даже башни заклинило, оптические приборы покрываются инеем, а пулеметы способны лишь на стрельбу одиночными патронами…» В некоторых подразделениях потери от обморожений достигали 70%.

Йозеф Дек из 71-го артиллерийского полка вспоминает: «Буханки хлеба приходилось рубить топором. Пакеты первой помощи окаменели, бензин замерзал, оптика выходила из строя и руки прилипали к металлу. На морозе раненые погибали уже несколько минут спустя. Нескольким счастливчикам удалось обзавестись русским обмундированием, снятым с отогретых ими трупов».

Ефрейтор Фриц Зигель в своем письме домой от 6 декабря писал: «Боже мой, что же эти русские задумали сделать с нами? Хорошо бы, если бы там наверху хотя бы прислушались к нам, иначе всем нам здесь придется подохнуть».

Виктор САВЕНКОВ, svpressa.ru

Чудесно в Крыму осенью. Надоедливые туристы уехали восвояси, далекие горы припорошило снегом, но здесь задержалась золотая осень во всей своей красе. Леса и виноградники поражают буйством цветов – от ярко-желтого до темно-зеленого, от пурпурного до фиолетового; ручьи, пересыхающие летом, наполняются и весело бегут с плоскогорья к морю по крутым склонам, образуя водопады. Крутые горные дороги становятся скользкими и опасными.

Не без страха и усилия я одолел дорогу к белоснежно-роскошному Ливадийскому дворцу. Этот дворец, построенный для часто бывавшего здесь последнего русского царя Николая II, стоит на довольно крутом склоне среди обширного парка, спускающегося до самого Черного моря далеко внизу. Отсюда открывается превосходный вид на всю Ялтинскую бухту — и безмятежное море отражает горы, тронутые осенним пурпуром да несколько судов в гавани. Сейчас, поздней осенью, весь дворец был для меня одного! И я ответил на звонок из Вашингтона (пусть и с мобильного телефона) в спальне с дубовыми панелями, некогда отведенной Рузвельту!

В этом дворце в феврале 1945 года проходила историческая Ялтинская конференция; сохранился до наших дней круглый стол, за которым Франклин Д. Рузвельт, Уинстон Черчилль и Иосиф Сталин делили военную добычу и установили послевоенный порядок, который продержался почти полвека. Мой путеводитель Lonely Planet пишет о Ливадии как о месте, где Сталин «запугивал Черчилля». Что на самом деле происходило между Сталиным и Черчиллем? Мы знаем, что вскоре после войны в Фултонской речи Черчилль дал отмашку началу Холодной войны, но не каждому известно, что Холодная война была только вынужденной с его точки зрения мерой — а предпочитал Черчилль настоящую войну против Советской России, с заявленной целью «навязать России волю США и Британской империи».

О некоторых открытиях в области истории необходимо постоянно напоминать, потому что они не вошли в наше общепризнанное описание мира. Одну такую находку нельзя забыть потому, что это — хорошо скрытая история колоссального предательства, спланированного в 1945-м. После четырёх тяжких лет ужасной войны, едва успели союзники победить Гитлера, как премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль подготовил неожиданное нападение на союзную Россию с участием войск гитлеровского вермахта. Вероломное нападение было запланировано на первое июля 1945 года возле Дрездена. Черчилль собирался использовать помимо 47 английских и американских дивизий 10 немецких, которые он не распустил, чтобы послать их снова на восточный фронт воевать против «русских дикарей». Черчилль был готов напасть на Красную Армию без объявления войны, так же предательски, как и Гитлер в 1941-м. Сэр Ален Брук, высший чин английской армии, сказал, что Черчиллю «не терпелось начать новую войну».

Сталин узнал об этом плане; это подтвердило его худшие подозрения о намерениях англичан, укрепило его хватку в Восточной Европе и, возможно, сделало его ещё менее склонным идти на компромиссы. Немного подумав, президент США Гарри Трумэн отказался поддержать Черчилля: война с Японией была ещё далека от завершения, атомная бомба ещё не готова и он нуждался в помощи русских. (Возможно, Рузвельт отказал бы быстрее, но он умер вскоре после Ялтинской конференции). Операция «Немыслимое» была приостановлена, отложена, и архивная папка с грифом «Совершенно секретно» легла на долгие годы на полку в государственном архиве, пока не была обнародована в 1998 году.

В мае 1945 года англичане не распустили воинские части, состоящие из около 700 000 немецких солдат и офицеров. Те сложили оружие, но оно было не уничтожено, а складировано по личному приказу Черчилля, намеревавшегося снова вооружить немцев и послать их против русских. Комендант английской оккупационной зоны Монтгомери объяснил в своих «Записках об оккупации Германии», что германские войсковые соединения не были распущены потому, что «нам было негде их поместить, если бы мы их распустили; и мы не смогли бы охранять их». Что ещё хуже, англичане не смогли бы использовать их рабский труд и морить их голодом, если бы немцы были объявлены военнопленными («Нам бы пришлось обеспечивать их пайками по довольно высоким нормам»). Такое объяснение и само по себе плохо, но в сохранившейся рукописной записке он приводит ещё худший резон: «Черчилль приказал мне (Монтгомери) не уничтожать оружие двух миллионов немцев, сдавшихся в Люнебургской пустоши 4-го мая. Всё было приказано сохранить, на случай возможной войны против русских с немецкой помощью».

Вся эта история целиком была опубликована Дэвидом Рейнольдсом в его [email protected] о Второй мировой войне (он заметил, что Черчилль опустил этот эпизод в своих мемуарах). Оригиналы документов были опубликованы английскими национальными архивами и их можно найти в сети. Но всё равно эти события не стали достоянием широкой публики и известны куда меньше, чем обвинения против Советов, которые составляют неотъемлемую часть исторических знаний. Всем известно, что Сталин заключил сделку с Гитлером накануне войны и что он взял под свой контроль Восточную Европу после войны. Но обычно ничего не говорится об обстоятельствах. Даже слышавшие об операции «Немыслимое» обычно подозревают, что это не более чем сталинистская пропаганда или выдумка сценаристов «Семнадцати мгновений весны». Наследникам Черчилля удалось затушевать этот рассказ и раздуть вымышленный «Ледокол» Суворова.

Но «Немыслимое» объясняет, почему Сталин считал Черчилля в 30-е годы более заклятым врагом СССР, чем Гитлера, и почему он согласился на пакт Молотова-Риббентропа. Сталин понимал Черчилля лучше, чем многие современники, и знал о его патологическом антикоммунизме.

После окончания Первой мировой войны в ноябре 1918 года Черчилль предложил новую политику: «Убей красных, целуй фрицев». (Эти слова цитирует апологет Черчилля сэр Мартин Гильберт.) В апреле 1919 г. Черчилль говорил о «недочеловеческих целях» московских коммунистов, особенно Троцкого и его «азиатских орд». Приход к власти фашистов не повлиял на его взгляды. В 1937 году, когда уже были приняты нюрнбергские расовые законы, Черчилль заявил в парламенте: «Я не собираюсь притворяться, что если мне придется выбирать между коммунизмом и нацизмом, я бы выбрал коммунизм». Коммунисты были «бабуины», а Адольф Гитлер «войдет в историю как человек который восстановил честь и мир в душе великой германской нации». В 1943 году он хвалил Бенито Муссолини за спасение Италии от коммунистов и заявил, что его «грандиозные дороги останутся памятником его личной мощи и долгих лет правления». Последнее заявление было любезно сохранено для вечности в пятом томе его многотомной истории Второй мировой войны.