Дзен и выход из системы

Дзен-буддизм также размышляет о возможности выхода из системы. Возьмем, например, тот коан, в котором Тозан говорит своим монахам, что «высший Буддизм — не Будда». Может быть, выход из себя является центральной темой дзена. Дзен-буддист старается глубже понять, кем он является на самом деле, все более и более освобождаясь от его собственных идей о нем самом, нарушая все правила и соглашения, которые, по его мнению, держат его связанным, — включая правила самого дзена. Где-то на этой нелегкой тропе он может встретить Просветление. Во всяком случае (как мне кажется), надежда заключается в том, что постепенно углубляя самосознание, постепенно расширяя пределы «системы», можно прийти к ощущению слияния со вселенной.

Благочестивые размышления курильщика табака

Ахилл пришел в гости к крабу.

Ахилл: У вас, я гляжу, появилось несколько новых приобретений, м-р Краб. Особенно хороши вот эти картины.

Краб: Благодарю вас. Мне нравятся многие художники, а больше всех — Рене Магритт. Многие картины в моем доме написаны им.

Ахилл: Должен признаться, что эти образы довольно загадочны. Эти картины Магритта напоминают мне о работах МОЕГО любимого художника, Эшера.

Краб: Я вас понимаю. Оба они весьма реалистичны в исследовании парадоксальных и иллюзорных миров; оба тонко чувствуют, какие образы особенно стимулируют мысль. Кроме того, они оба — мастера грациозных линий, что часто упускают из виду даже их горячие поклонники.

Ахилл: Однако в чем-то они очень различны. Как вы думаете, как можно охарактеризовать эту разницу?

Краб: Было бы замечательно интересно сравнить их в подробностях.

Ахилл: Я нахожу, что Магритт — удивительный мастер реализма. Например, мне очень нравится рисунок дерева с гигантской трубкой за ним.

Краб: Вы хотите сказать, нормальной трубки с крохотным деревцем перед ней?

Ахилл: Ах, так вот что это такое! Так или иначе, когда я ее увидел в первый раз, мне почудился запах табачного дыма. Представляете, как глупо я себя почувствовал?

Краб: Я отлично вас понимаю. Эта картина уже обманула многих из моих гостей.

ГЕДЕЛЬ, ЭШЕР, БАХ: эта бесконечная гирлянда - i_096.jpg

Рис. 77. Рене Магритт. «Тени» (1966)

(С этими словами он дотягивается до картины на стене, вынимает трубку из-за дерева, выбивает ее об стол — при этом комната наполняется запахом застарелого табака — и начинает набивать ее снова.)

Это превосходная старая трубка, Ахилл. Верите ли, внутри она обита медью, отчего становится только лучше с годами.

Ахилл: Неужели медью? Невероятно!

Краб (доставая коробок спичек и зажигая трубку): Не желаете ли, Ахилл?

Ахилл: Нет, спасибо. Я курю редко, и только сигары.

Краб: Никаких проблем — у меня и сигара найдется!

(Дотягивается до другого рисунка Магритта, на котором изображен велосипед, стоящий на дымящейся сигаре.)

ГЕДЕЛЬ, ЭШЕР, БАХ: эта бесконечная гирлянда - i_097.jpg

Рис. 78. Репе Магритт. «Грация» (1959)

Ахилл: Гм-м… Нет, благодарю вас, сейчас мне что-то не хочется.

Краб: Ну, как хотите. Сам-то я — неисправимый курильщик. Кстати, это мне кое-что напоминает — вы, конечно, знаете, что старик Бах был любителем выкурить трубочку?

Ахилл: Что-то не припоминаю.

Краб: Старик Бах любил заниматься стихоплетством, философствованием, курением трубки и сочинением музыки (не обязательно в этом порядке). Он соединил все эти пристрастия в одном забавном стихотворении, которое положил на музыку. Вы можете найти его в знаменитой записной книжке, которая хранилась у его жены, Анны Магдалены. Оно называется:

«Благочестивые размышления курильщика табака»

Когда я трубку набиваю
Отборным, крепким табаком
И кольца дыма выпускаю,
И тает дым под потолком —
Каким печальным поученьем
Приходит мне на ум сравненье:
Подобна дыму жизнь земная,
И трубка как судьба хрупка.
Ее как жизнь оберегаю,
Трясусь над ней — дрожит рука.
Адам из глины сотворен —
Вернется в прах и глину он.
Вот необкуренная трубка —
Бледна как смерть, бела как мел.
И я улягусь бледным трупом,
В гробу как трубка буду бел.
Но почернеет скоро тело —
От дыма трубка почернела.
Сияньем ярким ослепила —
Но гаснет огонек во мгле.
Так угасают власть и сила.
Ищи-свищи огонь в золе.
Зола и пепел — и тела,
И честь, и слава, и дела.
Горячий пепел обжигает,
Но раскаленный уголек
Через минуту остывает,
Смягчится боль, пройдет ожог.
Земная боль — одна услада
В сравненьи с вечной мукой ада.
Кто с трубкой пишет и гуляет,
Тому дымок над головой,
Как добрый пастырь помогает
Пройти достойно путь земной.
Куда б ни вел тебя твой путь,
В дорогу трубку не забудь.

Очаровательная философия, не правда ли?

Ахилл: Действительно. Старик Бах был, как видно, поэтом и любителем искусств.

Краб: Вы просто читаете мои мысли! Знаете в свое время и я забавлялся стихоплетством. Но боюсь что результаты получались довольно бледными. У меня нет особого дара слова.

Ахилл: Зато, м-р Краб, я уверен, что ваши стихи были не без чувства. Я был бы счастлив услышать одно из ваших творений.

Краб: Польщен вашим вниманием. Хотите услышать мою песню в исполнении автора? Не помню где я ее написал, она называется «Рассказ ни к селу, ни к городу».

Ахилл: Как поэтично!

(Краб достает пластинку из пакета и подходит к огромному сложному на вид аппарату. Он открывает крышку и вкладывает диск в зловещую механическую пасть. Внезапно по поверхности диска скользит яркий зеленоватый луч секунду спустя, диск исчезает во внутренностях этого фантастического сооружения, и в комнате раздаются звуки Крабьего голоса)

Всех смешил наш поэт до упаду.
Смастерил не одну он шараду,
Но в последней строке,
В его каждом стишке
Не бывало совершенно никакого смысла.

Ахилл: Прелестно! Только я не понимаю одного мне кажется, что в конце этой песни —

Краб: Нет совершенно никакого смысла?

Ахилл: Нет. Я хочу сказать что там нет ни складу, ни ладу.

Краб: Вы вероятно правы.

Ахилл: В остальном это прекрасная песня, но я должен признаться, что я больше всего поражен этим чудовищно сложным сооружением. Это гигантский патефон да?

Краб: О нет, это гораздо больше чем просто патефон. Это Черепахоуничтожающий Патефон!