— Летун? — окинул его рассеянным взглядом Малышев. — К вам вопросов нет, господин лейтенант. Меня интересует, старший гарнизона? Кто отвечает за несение караульной службы?

— Обершарфюрер Рондельман!

— Не уверен, что ты достоин столь высокого звания, — хмыкнул Малышев. — Может, Рондельман, тебе стоит еще с полгодика поносить знаки различия шарфюрера? Как вы смели допустить, чтобы наш человек мог беспрепятственно выйти к самолету? А если б это был русский парашютист?

— Но ведь его задержали, господин унтер-офицер… — резонно заметил обершарфюрер.

— Задержали… — ухмыльнулся Малышев. — Как же… Потому что он шел без оружия и имел приказ не оказывать сопротивления. Кстати, вы не очень помяли Хорста?

— Мы же не знали, — развел руками Рондельман.

— Ничего, — примирительно бросил Малышев. — Парочка зуботычин еще никому не помешала. Он ведь не должен был попасться. Говорят, что красные за одного битого двух небитых меняют… Кстати, подполковник уже связывался с вами?

— Так точно.

— И каков приказ?

— Готовить самолет к вылету.

— Так какого же дьявола вы ждете, обершарфюрер?! — буквально взвился Малышев. — Немедленно приступайте к выполнению задания. Бегом!

Выйти из сторожки неспешно, демонстрируя некоторую независимость, даже перед всесильной СС, позволил себе только летчик. Остальные же вылетели во двор так поспешно, словно кто-то невидимый вбросил им через окошко связку гранат.

— Здорово ты с ними управился, командир. — восхитился Колесников. — Настоящий цирковой фокус. Я, правда, нифига не понял. Но, все равно, здорово.

— Я-то, ладно, — насупился Малышев. — Ты каким макаром здесь оказался? Я что приказывал?

— Виноват, товарищ капитан. Но, когда вы ушли, я подумал: что, если это не Ю-52? Или — вообще туфта, макет, приманка для диверсантов? А мы уже и сами планы строим и Корнееву доложили, о секретном аэродроме… Вот и решил убедиться, пока еще не поздно.

— Ну, молодец, вообще-то, — потер переносицу Малышев. — Плохо, я не сообразил перепроверить данные Кузьмича. И что?

— Самолет настоящий… — кивнул Сергей. — Ветка сухая под ногу попала. Часовой услышал, стал затвор дергать. Вот я и решил, чтоб шум не поднимать, сдаться в плен. Знал, что вы где-то рядом, и не оставите.

— Знал он… — проворчал Малышев. — За проявленную сообразительность и мужество хвалю, а о самовольных действиях доложу командиру, сразу же по прибытии в часть. Приказы выполнять надо, товарищ капитан. Ладно, пошли самолет к вылету готовить. И гляди там в оба… Чтоб больше никаких случайностей.

— Отделение, подъем! Выходи на зарядку!

От волнения, лейтенант выкрикнул приказ чересчур громко, как для отряда, находящегося в засаде. Но обошлось… Сонные солдаты не обратили внимания на его оплошность. В конце концов, им надлежит выполнять команды, а не рассуждать. И только построившись, они обратили внимание на то, что рядом с их командиром стоит незнакомый оберштурмфюрер, а еще четверо эсесовцев, как бы невзначай, держат их под прицелом.

— Упор лежа принять! — командовал дальше лейтенант.

Десяток солдат расторопно бухнулся на землю, привычно распределяя вес тела на носки и выпрямленные руки, и замер, в ожидании приказа: "приступить к выполнению упражнения". Но вместо этого услышали совершенно другие слова, произнесенные чужим голосом.

— Солдаты, ваше подразделение не выполнило полученный приказ. Поэтому, вы все будете арестованы и отконвоированы в деревню. Сейчас мои люди вас свяжут. Сопротивление бессмысленно. Не усугубляйте своей вины. Одно дело, отвечать за халатность своего командира, и совсем иное — за попытку дезертирства. В первом случае вас ожидает отправка на фронт, а в другом — расстрел. Лейтенант, подтвердите мой приказ!

— Слушаюсь, господин оберштурмфюрер, — щелкнул каблуками молодой офицер. — Солдаты, в том что случилось, вашей вины нет. Уверен, это сплошное недоразумение. Командование во всем разберется. Я лично подам рапорт полковнику Клюзе… Прошу вас сохранять спокойствие и выдержку. Особенно это важно сейчас, когда малейшее неповиновение будет расценено, как измена.

И пока ошеломленные, чуть очумевшие, не отряхнувшиеся ото сна солдаты пытались взять в толк сказанное ихним командиром, четверо эсесовцев стали быстро вязать им руки. Проявляя при этом завидную сноровку. Явно чувствовался большой опыт, в проведении подобных работ. И прежде чем солдаты сообразили, что им связывают не только руки, но и ноги, все отделение оказалось надежно обездвижено. Более того: из каких-то уж совсем непонятных соображений, в рот каждому всунули его же пилотку.

— Благодарю за содействие, лейтенант, — вполне серьезно произнес Корнеев. — Вы только что спасли десяток жизней. Будущая Германия оценит это. А теперь, позвольте руки. Я ни в коей мере не ставлю под сомнение данное вами слово, но тоже должен позаботиться о безопасности своих людей. Ничего не оставляя на волю случая. Вы согласны?

— Да, — машинально кивнул, пребывающий в некотором замешательстве и прострации, юноша. — Скажите, а вы и в самом деле русский?

— Вне всяких сомнений… — усмехнулся Корнеев. — С деда-прадеда чистокровный русак. Парни, спеленайте лейтенанта. Да не копайтесь… Слышите: вроде машина приближается?

— Так точно, командир… — прислушался Пивоваренко. — Две единицы… Грузовик… "Опель-блиц", трехтонка и, возможно, легкий бронетранспортер "Альт".

— Олег, ты их что на слух различаешь?

— Железно, — подтвердил тот с ноткой грусти в голосе. — Это у меня наследственное, от бати. С детства всякую машинерию люблю… Хотел даже мотористом стать. Но в военкомате сказали, что инженеров они будут среди очкариков и других маломощных хлюпиков искать, а мне комсомол дал путевку в воздушно-десантное.

— Кто-то же должен Родину защищать… — машинально пробормотал Корнеев. — Извини, Олег, после договорим… Товарищи, внимание! Остался последний рывок! Не расслабляться! Всем занять свои места, действуем по намеченному плану…

Пожилой крестьянин стоял на коленях, перед эсесовским офицером, опустив седую голову под нацеленным на него стволом автомата, а на противоположной обочине трое солдат, со всей тщательностью, обыскивали молодую женщину. Благодаря их усилиям, одежда девушки пребывала в совершенном беспорядке: юбка сбилась набок, кофта расхристанная. Девушка отчаянно извивалась, но все ее потуги только придавали пикантной оживленности проводимому досмотру. Да и что она могла сделать? Здоровенный эсесовец удерживал ее руки, заведенными за спину, давая тем самым своим товарищам возможность беспрепятственно шарить у задержанной селянки за пазухой и под подолом.

Подполковник СД Иоганн Вольфганг Штейнглиц уловил откровенно завистливый взгляд, брошенный его шофером на забавляющихся солдат, и усмехнулся. Сколько раз за последние пять лет ему приходилось наблюдать подобное во всех захваченных странах. Собственно, что удивительного в том, что победители развлекаются с женщинами побежденных врагов? Банальный естественный отбор. И природа еще не придумала другого способа улучшать породу, как отдавать самок сильнейшему…

Задумавшись о мужском естестве, которое, несмотря на все потуги цивилизации, и попыток массового окультуривания человечества, по-прежнему не так уж и далеко шагнуло от звериного мира, подполковник не сразу заметил некую несуразность в происходившем. И только, когда едущий впереди броневик, не замедляя хода, снес самодельный шлагбаум: укрепленную на двух рогульках длинную жердь, Иоганн Штейнглиц подумал:

"Откуда здесь эсесовцы? Где-то в этом районе должна быть засада на русских, но разве она поручена не армейцам? Странно… Хотя, непосредственная охрана аэродрома, как раз поручена полуотделению эсесовцев. Вот разгильдяи! Пришли к соседям развеяться от скуки? Совершенно ничего нельзя никому поручить!.. Этот прославленный вояка, гауптман Бертгольтц оказался обычным солдафоном и болваном. Все, за что он отвечал непосредственно, не выполнено даже наполовину. Диверсанты вышли в эфир буквально у нас под носом, устроили взрыв непосредственно у стен монастыря, а он понятия не имеет как им удалось просочиться сквозь облаву. Сто раз был прав адмирал, когда утверждал, что только людям с высшим университетским образованием можно давать вторую профессию и возводить в чины выше лейтенанта. Стоп, а кто тогда готовит самолет к взлету?! Я же сам разговаривал с обершарфюрером… как его там — Рондельман. И он доложил, что на объекте все в порядке… Ну я сейчас их взгрею!"