— Он, как и ты, Энтони, не настоящий повеса, — подала голос Дафна.

Взгляд, который бросил на нее брат, был выразителен до комичности, и Саймон чуть было не разразился хохотом. Его остановила лишь мысль о том, что в начавшейся битве между сжавшимся кулаком Энтони и его мозгами может с легкостью победить первый, а этого Саймону не хотелось. В прошлые годы их редкие сражения кончались большей частью вничью, но происходили они все же не в гостиной респектабельного дома и тем более не в присутствии хозяйки.

— Вы не знаете, — сдавленным голосом повторил Энтони, — не знаете, что он вытворял в свое время.

— Что вы вытворяли, Энтони, — поправила его мать.

— Да, правильно, мы! Но ведь речь идет о моей сестре, черт побери! И то, что у него на уме — я знаю это, — имеет весьма малое отношение к поэзии или к цветам!

Он ткнул пальцем в букет, так и не дождавшийся воды.

— Они скоро завянут, — вспомнила Дафна, — я пойду…

— Подожди! — рявкнул Энтони.

— Это очень дорогие тюльпаны, — пояснила мать. — Они прямо из Голландии.

— Да хоть из Африки!.. Я готов убить его! Он недостоин целовать ее туфли!

— Энтони, — сказала леди Бриджертон, — когда ты научишься наконец сдерживать эмоции? Не завидую твоей будущей жене.

— Ее не будет, черт подери! Во всяком случае, до тех пор, пока я не решу судьбу своей сестры. Ведь сейчас я старший в нашем роду и на мне ответственность… А этот человек…

— Я не хочу больше слышать ни одного невежливого слова по адресу нашего гостя, Энтони! — решительно сказала мать.

— Хорошо, мама. — Он снизил тон. — Если не хотите слышать, позвольте мне поговорить с его светлостью с глазу на глаз.

— Теперь уж я определенно иду за вазой, — решила Дафна и бросилась вон из комнаты.

— Поговори, Энтони, — милостиво согласилась мать, — но запрещаю тебе оскорблять герцога.

— Что вы, мама, разве я посмею? Обещаю держать себя в руках.

Саймону, никогда не знавшему матери, было сейчас любопытно наблюдать трогательную перепалку между людьми, которые — он видел это — души не чаяли друг в друге. Кроме того, он понимал, что после смерти их отца Энтони действительно сделался старшим — и вообще в семье, и здесь, в доме у матери, который по законам наследования стал его собственностью, о чем он — даже в запальчивости — не посмел упомянуть и наверняка никогда не упомянет.

В общем, ни злости, ни обиды Саймон не чувствовал. Все это было интересным и в своем роде забавным.

— Не беспокойтесь, леди Бриджертон, — сказал он. — Нам с Энтони есть о чем поговорить. Разговор будет совершенно миролюбивым.

Энтони хмуро подтвердил:

— Да, нам есть что сказать друг другу.

— Прекрасно, — согласилась леди Бриджертон, усаживаясь на софу. — Говорите, а я послушаю. В конце концов, это моя гостиная, и мне здесь нравится.

— Хорошо, мама, — сдержанно процедил Энтони. — Тогда, с вашего разрешения, мы покинем гостиную и пройдем ко мне в кабинет.

— У тебя есть кабинет? — непочтительно удивился Саймон, на что последовал холодный ответ:

— Я — глава семьи по мужской линии, не забывай этого.

— Конечно, старина. Никто не покушается на твои права.

Они уже выходили из гостиной, Энтони резко остановился в дверях:

— Закрой свой фонтан остроумия, Саймон!

— Закрыл, — добродушно отозвался тот.

— А теперь сделай над собой усилие и пойми, что я в полной мере отвечаю за судьбу Дафны.

— Выполнил и это пожелание. И одновременно вспомнил, что ты сам не далее как на этой неделе собирался познакомить нас. Даже пригласил меня в гости.

— Это было до того, как я увидел и понял, что ты всерьез заинтересовался ею.

Саймон подумал, что любопытно было бы знать, какой смысл вкладывает его нервный приятель в слово «всерьез» и что он сам, Саймон, подразумевает, произнося это слово. Он спросил:

— А разве, когда ты собирался познакомить нас, тебе больше хотелось, чтобы я не обратил на твою сестру никакого внимания?

Энтони несколько раз моргнул, прежде чем ответить.

— Не ты ли клялся мне, что не думаешь о женитьбе? — сказал он.

Они шли уже по коридору. Сам не понимая отчего, Саймон внезапно разозлился — зачем он его ловит на слове, как мальчишку?

— Ну, говорил! Что из этого?

Энтони открыл одну из дверей, пропустил вперед Саймона, прикрыл за собой дверь. Только потом ответил:

— Никто еще не предлагал Дафне выйти за него замуж… — И после новой паузы:

— Я имею в виду, никто из тех, кто чего-то стоит.

Ответ можно было посчитать косвенным, а можно и прямым. Но и в том, и в другом случае он не льстил Саймону, недвусмысленно причисляя его к нестоящим.

— Не слишком ли ты превратного мнения, дружище, о своей сест…

Саймон не смог закончить фразы, ибо Энтони кинулся на него и схватил за горло.

— Как ты смеешь оскорблять мою сестру?!

Помимо того факта, что его собеседник очень вспыльчив, Саймон знал еще и кое-какие приемы самообороны, пройдя добавочную тренировку в некоторых странах Востока, где успел побывать. Довольно легко освободившись от пальцев Энтони, он сжал в железных тисках его руки и спокойно сказал:

— Я нанес оскорбление не твоей сестре, а тебе… А теперь остынь. — Он отпустил руки Энтони и продолжил:

— Так уж случилось, что Дафна открыла мне, почему у нее не слишком много искателей руки.

— Почему же? — переведя дыхание, спросил Энтони.

— Из ее слов я сделал вывод, что дело в тебе и твоих братьях. Вы не даете ей ни шагу ступить самостоятельно. И ваша мать тоже. Но твоя благородная сестра берет вину на себя и утверждает, что все, как ты выражаешься, стоящие мужчины видят в ней друга, а не романтическую героиню.

После этого ответа Энтони надолго умолк, и Саймон забеспокоился, не проглотил ли его приятель язык, но в конце концов тот негромко произнес:

— Понимаю. Вы оба в чем-то правы. — И, еще помолчав, заключил:

— Но мне все равно не нравится, что ты крутишься возле нее. Это напоминает то, как мы вели себя после окончания Оксфорда.

— Господи, Бриджертон! — по-студенчески воскликнул Саймон. — Нам было по двадцать лет. Ты что, забыл? Мы были щенками и…

Он чувствовал, начинается то, о чем он уже почти совсем перестал думать: язык набухает, заполняет весь рот, гортань… Он нарочито закашлялся, чтобы пресечь заикание. Память печального сиротского детства. Как он страдал тогда! Страшно вспомнить и невозможно простить… Простить того, кого уже нет сейчас на этой земле, но кто причинил ему столько горя…

— Что с тобой? — обеспокоенно спросил Энтони. — Ты здоров? Я не повредил тебе горло?

Саймон отрицательно мотнул головой.

— Позвоню, чтобы принесли чаю, — предложил Энтони. — Это поможет тебе.

Саймон снова кивнул, на этот раз соглашаясь, хотя пить не хотел. Но пускай приятель отвлечется.

Энтони дернул шнурок звонка и, повернувшись потом к Саймону, сказал:

— Ты не договорил что-то… Садись и продолжай.

Саймон сглотнул, постарался восстановить дыхание. «Спокойнее, спокойнее. Что ты, собственно, так разволновался? Ничего ведь не произошло. Просто легкая перепалка со старым другом».

Он уселся в кресло и сказал:

— Да не о чем тут говорить. Ты не хуже меня знаешь, что половина того, что обо мне болтали, преувеличение. По меньшей мере вдвое.

— Но зато другая половина — чистая правда, — с кривой улыбкой откликнулся Энтони, и Саймон не мог мысленно не согласиться с ним. — Я вовсе не против, — продолжал его друг, — твоего знакомства с Дафной. Знакомства, но не более того. Я не хочу, чтобы ты приударял за ней.

— Подозреваешь, я могу соблазнить сестру друга?

Саймону не хотелось говорить именно так, однако слова вырвались сами.

— Не знаю, — ответил Энтони. — Но ты не из тех, кто собирается вести семейную жизнь, не так ли? А моя сестра собирается. Не означает ли это, что вы… что ты не должен пытаться вскружить ей голову? Скажи честно: как бы ты вел себя на моем месте?