Вспомнив слышанное где-то, что дети любят (или должны) брать пример со взрослых, Саймон быстро опорожнил свою тарелку и, выразительно взглянув на Грегори, попросил добавки, чем заслужил благодарный взгляд хозяйки, которая не преминула попенять мальчику.

— Видишь, — сказала она, — как расправился герцог с горошком и пожелал еще?

Двойной нажим подействовал: Грегори спрятал язык и поспешил доесть то, что у него было.

— Энтони, — спросила одна из девочек (Саймон не был твердо уверен, кто она — Гиацинта или Франческа), — отчего ты такой злой сегодня?

— Вовсе не злой, — огрызнулся он. — Не выдумывай.

Саймон мысленно поблагодарил девочку: ему было тошно и неуютно от выражения лица Энтони, и он начинал жалеть, что пришел сегодня и что вообще затеял весь этот спектакль, который поначалу казался забавной и, в общем, довольно невинной игрой.

— Нет, злой, — настаивала на своем Гиацинта (или Франческа, а может, вообще Элоиза), обращаясь снова к Энтони.

— Хорошо, — ответил он. — Не стану возражать. Ты права. Я сегодня зол.

— А на кого? — спросила одна из трех сестер.

— На весь свет!

— На белый или на высший? — поинтересовалась Дафна, и Саймон далеко не в первый раз оценил ее остроумие.

Энтони не ответил, и наступившей паузой воспользовалась миссис Бриджертон, произнеся с очаровательной улыбкой:

— Должна вам сказать, что сегодняшний вечер — один из самых приятных для меня в этом году. — Она взглянула на Грегори. — Даже то, что некоторые позволяли себе швыряться горошинами, не могло его испортить.

— Разве ты видела? — пробормотал мальчик. — Я думал…

— Дорогие дети, — торжественно произнесла мать, — когда вы наконец поймете, что я вижу и знаю решительно все, что происходит в нашей семье? — Поскольку ответа не последовало, она сразу же переключила свое внимание на Саймона и спросила:

— Вы не заняты завтра, ваша светлость?

Захваченный врасплох вопросом, тот ответил, слегка заикаясь:

— Н-нет, п-по-моему.

— Прекрасно! Тогда вы должны присоединиться к нам.

— П-присоединиться? — переспросил он.

— Конечно. Мы все едем завтра на прогулку в Гринвич.

— В Гринвич? — эхом отозвался он.

Дафна с интересом наблюдала его замешательство.

— Мы давно собирались туда прогуляться, — терпеливо начала разъяснять леди Бриджертон. — Возьмем лодку, устроим пикник на берегу Темзы. Это будет прекрасно, не правда ли? Ведь вы поедете с нами?

Дафна сочла необходимым вмешаться.

— Мама, — сказала она, — у герцога наверняка масса дел. Леди Бриджертон смерила дочь ледяным взглядом.

— Что ты такое говоришь, Дафна? Герцог только что сказал Мне, что он завтра совершенно свободен. — Она вновь повернулась к Саймону. — И мы обязательно посетим королевскую обсерваторию, так что это будет не просто увеселительная прогулка. Обсерватория закрыта для публики, но мой покойный муж был одним из ее попечителей, и я уверена, нас туда пустят.

Саймон поймал взгляд Дафны. Она ответила ему легким пожатием плеч, в ее глазах он уловил просьбу о прошении.

Обратившись к Вайолет, он сказал:

— Почту за честь присоединиться к вам, леди Бриджертон.

Она лучезарно улыбнулась и похлопала его по руке.

— Как мило с вашей стороны, герцог.

До ушей вашего автора дошли сведения, что все семейство Бриджертон (плюс некий герцог) отправилось в прошедшую субботу на прогулку в Гринвич.

Вашему автору стало также известно, что упомянутый герцог вместе с одним из членов семьи Бриджертон возвратились в Лондон промокшие до нитки…

«Светская хроника леди Уислдаун», 3 мая 1813 года

— Если вы не перестанете извиняться передо мной, — сказал Саймон, подпирая рукой голову, — я буду вынужден прикончить вас.

Дафна посмотрела на него с раздражением: ей не всегда нравился стиль его шуток. Они сидели на палубе небольшой яхты, зафрахтованной ее матерью для поездки всего семейства по Темзе в сторону Гринвича и обратно.

— Если вас так раздражает обыкновенная вежливость, — сказала Дафна, — я могу замолчать. Конечно, я не несу ответственности за свою мать и за ее манипуляции вами. Но ведь целью того, что мы задумали, было, в частности, избавить вас от назойливости матерей, а я не могу спокойно видеть, что моя милая матушка заменила их всех.

Саймон отмахнулся от ее слов и поудобнее устроился на скамье.

— Все это, пожалуй, было бы невыносимо — я говорю о ваших братьях и о почтенной матушке, — если бы не было так забавно. Как хороший водевиль.

Дафна не могла скрыть некоторой обиды:

— Ах вот как вы к этому относитесь? Мои родные для вас — комедийные актеры!

— Отчасти. А мы — для них. Разве не так?.. Что же касается плавания по реке, я совершаю его с удовольствием после многодневных путешествий по морям. Тут по крайней мере видны берега, и такие живописные. В обсерватории побывать тоже интересно. Вы знаете что-нибудь о меридианах и параллелях, не говоря уже о долготе и широте?

Она покачала головой:

— Почти ничего. Даже не имею понятия, каким образом один из меридианов оказался здесь, в Гринвиче.

Саймон снисходительно улыбнулся:

— Я помогу вам разобраться. Для плавания по морям необходимо определять место, где находится корабль в данную минуту, а также его направление. В этом помогают географические координаты — широта и долгота. Отсчет начинается от меридиана. В прошлом веке астрономы решили, что начальным меридианом будет Гринвичский.

Дафна с безнадежным видом покачала головой.

— Из всего сказанного вами я поняла одно: что Лондон стал в каком-то смысле центром мира. Неужели другие страны согласились с этим? Например, Франция? Или папа римский? Из-за этого не было войны?

Саймон рассмеялся:

— Ну, войны возникают и по более пустячным поводам. Но из-за меридиана их не было. Возможно, потому, что королевская обсерватория ежегодно публикует схемы и карты, необходимые мореплавателям всего мира, и только безумец может отправиться в открытое море без таких карт. А в них все расчеты ведутся от Гринвичского меридиана. Я понятно объяснил?

— Мне стало понятно, что вы большой знаток морского дела.

— Просто я немало плавал, а кроме того, любил математику и вообще точные науки.

— В нашей детской меня им не обучали. Боюсь, мое образование сводилось к тому, что знала гувернантка. Поэтому с цифрами я до сих пор не в ладах. Даже мама знает больше — видимо, ее гувернантка была немного образованнее, чем моя.

— Я и не надеялся, что вы овладели точными науками, — заверил Он. — Но все-таки чем ты больше увлекались?

— Историей и литературой. Нас, женщин, не учат в университетах, как вы знаете, но, к счастью, в нашем доме очень много книг, и я читала и читаю запоем.

Саймон откинулся на сиденье, пригубил из бокала лимонад.

— Могу признаться, — сказал он, — что никогда не увлекался историей.

— Почему? Это же так интересно!

В самом деле — почему? Он на минуту задумался. Неужели оттого, что история в каком-то смысле связана и с родом Гастингсов, а он чуть не с детства дал себе клятву не интересоваться тем, что было так важно для его отца?

Но, отвечая Дафне, он, разумеется, не упомянул об этом. В их отношениях еще не наступило время для откровений и скорее всего не наступит.

Некоторое время они плыли в молчании, свежий речной ветер обдувал их лица, шевелил волосы. Потом Дафна сказала с улыбкой:

— Вы можете сердиться, но у меня не идет из головы сцена, когда моя мать взяла вас за горло и заставила поехать.

— Если говорить о моем горле, — ответил он, — это, пожалуй, больше относится к Энтони… — И, заметив, что у Дафны широко раскрылись глаза и она готова начать расспросы, быстро переменил тему:

— Что же касается прогулки, я уже устал повторять, что никогда бы не принял в ней участия, если бы не желал этого.