— Пора возвращаться, — коротко отрезал Ян и развернул Геркулеса.

Фелисити улыбнулась, кивнула ему и последовала за ним.

То, что вечером того же дня прибыл Перси, никак не улучшило настроения герцога. Молодой человек был таким же циником, как и прежде. В веселом расположении духа со своими обычными колкостями Перси выглядел счастливчиком.

Это можно было списать на то, что по приезде он радостно объявил, что теперь является настоящим Робертсоном. Суд в Эдинбурге под давлением Макферсона узаконил права Перси.

Ян увидел, как побледнел Бертран, услышав такие новости, а Клод недовольно фыркнул и уничтожающе посмотрел на леди Аделлу. Та, напротив, обрадовалась и поощрительно хлопнула внука по спине, прежде чем обратиться к Клоду.

— Придет и твоя очередь, не обижайся. Где-нибудь через неделю или через месяц, какая разница. Старый Макферсон не может быть сразу в двух местах одновременно.

Но больше всего Яна удивило то, как леди Фелисити отнеслась к Перси. Герцог ожидал, что она фыркнет, задерет носик и скажет, что не желает находиться с ним в одном помещении, но он сильно ошибся.

Перси аккуратно взял ручку Фелисити и нежно поцеловал, а будущая герцогиня зарделась, как маков цвет, и прерывисто задышала. Ян просто не поверил своим глазам. Ведь всегда был так нежен со своей невестой, внимателен к ней, стараясь ничем не обидеть невинную девушку, но Перси… Казалось, поцелуй он ее в губы, она бы не отказалась.

Джилз, как всегда, принял Перси по старой городской привычке и сказал Яну, что молодой прохвост редко попадает под влияние женщины.

«За исключением одной леди», — подумал Ян и посмотрел на Брэнди.

За ужином Перси рассказывал о том, как разговаривал с отцом Джоанны, Конаном Макдональдом, после того как стал Робертсоном.

— Вы бы видели лицо этого старого козла, когда я сказал ему, что не вернусь до тех пор, пока окончательно не буду утвержден в своих правах. Он знал, что не сможет отвадить меня от его толстушки дочери. Теперь я Робертсон и могу вернуться.

— Но почему, сэр, — спросила Фелисити, — позвольте узнать, почему вы желаете жениться на женщине, которую не любите?

— Я попробую угадать, — вмешался Джилз, — ваша Джоанна является единственной наследницей своего отца.

— Разумеется, — рассмеялся Перси, — кроме того, она думает, что я — центр вселенной и без ума от меня. Конечно же, помня о ее состоянии, я не забыл и о том, что Конан до сих пор еще попахивает магазином. Но, надеюсь, скоро мне удастся смириться с этим запахом.

— А как же?.. — спросил Джилз.

— Разумеется, поначалу придется смотреть ему в рот, — заявил Перси.

«Забавно, что Фелисити великолепно понимает, в какую игру он играет, — думал Ян. — Господи, как же я был слеп».

В гневе герцог подцепил вилкой увесистый кусок хаггиса, к которому его желудок наконец-то привык.

— Итак, ты теперь будешь под пятой у Макдональда? — спросила леди Аделла.

— Не сомневайтесь, леди. В этом отношении меня хорошо воспитал старый Ангус, черт бы его побрал. Вы можете догадаться, что я не собираюсь соперничать с герцогом из-за Пендерлига, но думаю, у старика глаза вылезут на лоб, когда он узнает, кто теперь владеет нашим фамильным замком.

Леди Аделла ткнула в него сухим пальцем.

— Ты ведь не сказал еще Макдональду, что являешься наследником герцога?

«Так вот оно что», — думал Ян, чуть не раздавив свой стакан.

— Наследник герцога еще не родился, — прогремел Ян. — Он родится в следующем году, максимум — через год.

Джилз наклонился к уху Фелисити и пробормотал:

— Так, теперь все, моя милая, вы прочно засели. Хозяин начал действовать, и вам придется поработать кобылой-производительницей.

Брэнди расслышала его слова, и ей захотелось завыть от боли.

— Придержи свой язык, Джилз, — холодно и гневно сказал Ян.

Но тот лишь глупо улыбнулся и поднял бокал.

— Я предлагаю тост, Ян. Чтоб тебе повезло в этот раз.

Брэнди подняла голову, Ян побледнел как полотно. Что значит «в этот раз»?

Констанция, которая до сих пор сидела тихо, неожиданно вскочила, подхватила юбки и выбежала из комнаты.

— Что за черт, — выругалась леди Аделла, — никогда не поймешь этих девчонок. Они то смеются, то плачут, это действует на нервы. Я не вела себя так в ее возрасте.

— Никто не знает об этом, — закашлял Клод, — слишком много лет прошло.

— Я позабочусь о ней, — сказал Бертран и вышел следом.

Он услышал, что из маленькой комнаты недалеко от гостиной раздаются всхлипы. Дверь была приоткрыта. Констанция лежала лицом вниз на софе и плакала. Черные волосы волнами рассыпались по открытым плечам. Бертрану захотелось обнять ее, поцеловать и чтобы она ответила ему поцелуем, вся в слезах, прекрасная. Но он не сделал этого, а сел и сказал спокойно:

— Не надо плакать. Совершенно нет причины.

— Это ты, Бертран?

— Да, это всего лишь я, — ответил Бертран, желая только одного — чтобы она посмотрела на него так, как он смотрит на нее.

— Тебя послали бабушка и дядя Клод? — Констанция всхлипнула, и Бертран улыбнулся.

— Нет, я пришел, потому что волнуюсь за тебя. Он вытащил платок из кармана и протянул ей.

— Вот, Конни, вытри слезы и расскажи мне, что тебя тревожит.

Она вытерла глазки и щечки и начала крутить платок между пальцами.

— Расскажи мне все, Конни. Я ведь всегда был тебе другом.

«Да, черт побери, всегда был только другом». Констанция посмотрела на него и, увидев доброе лицо, снова всхлипнула.

— Перси женится на этой толстой Джоанне, а ведь он не любит ее, просто у нее деньги. Это отвратительно, я так любила его, желала его.

Бертран тихо благословил Перси.

— Но ты должна понять Перси. Ему нравится жить в свое удовольствие в Эдинбурге, а на это нужны деньги. Перси сам сделал выбор, и если для этого ему придется жениться на женщине, которую он не любит, мне просто жаль его.

— Но я думала, он благородный, — воскликнула Конни и всхлипнула снова. — Ты, Бертран, защищаешь его, а раньше никогда этого не делал. Всегда говорил, что он плохой человек и не стоит даже думать о нем.

Она говорила правду. Но сейчас нужно быть справедливым к Перси, проявить хоть какое-нибудь великодушие.

— Нет, малышка, конечно, я никогда не одобрял его действий и не одобряю их и сейчас, просто понимаю причины его поведения. Забудь о нем, Конни, он не стоит твоих слез.

Девушка замолчала. Думала она о Перси или нет, трудно сказать.

— Все равно это несправедливо.

— Жизнь не всегда дает нам то, чего мы ожидаем. Это прописная истина. Ты прожила здесь шестнадцать лет и большую часть из них провела под одной крышей со старым Ангусом. Поэтому умеешь сносить обиды.

— Но почему Брэнди поедет в Лондон, а я за свою жизнь ни разу не была даже в Эдинбурге?

Он не винил ее за это совершенно справедливое требование.

— Брэнди старше тебя, Конни. Не думаю, что она хочет поехать в Лондон. Скорее, этого хочет герцог. Мне кажется, леди Фелисити не захочет видеть там вас обеих, после того как выйдет замуж за Яна.

— Да, она сущая ведьма, Бертран. Бедняга Ян, зачем он женится на ней? Ведь ему не нужны деньги.

— Не знаю. Может быть, в Лондоне все леди такие и она — лучшая. Я вижу, ты чувствуешь себя не в своей тарелке, когда говоришь с ней. Но в Эдибурге все по-другому. Это красивый город. Я надеюсь, ты сможешь побыть там вволю. Ян говорил, что в нашей столице магазины не хуже, чем в Лондоне, а пыли и грязи значительно меньше.

Конни не совсем верила в это. Она поднялась с софы и одернула платье.

— Ты такой добрый, Берти, никому не скажешь, что я плакала?

Она подняла на него блестящие глаза. Он взял платок из ее рук и вытер слезы с нежных девичьих щечек.

— Я никому не скажу. Пусть все подумают, что у тебя просто разболелась голова.

— Спасибо, Берти.

Когда они вернулись в столовую, никто не осмелился комментировать поступок Констанции. Только Ян, несмотря на то, что леди Аделла глядела на него в упор, подмигнул Клоду.