– А что это? – удивилась Жаккетта. – Это меня кормить?

– Не тебя! – засмеялся Абдулла. – Тебя, похоже, кормить не надо. Ты совсем загоняла Господина. Он хочет и хочет Хабль аль-Лулу. Там, – он махнул в сторону пустыни, на юго-запад, – есть три озера. Соленые. На берегу одного озера живет народ. Кожа у него темная, как у меня, но они считают себя арабами, потомками Аун. Они ловят в озере маленьких креветок и делают «любовное зелье». Торговцы снаряжают за этим зельем целые караваны. Я купил порошок довада, теперь господин будет в форме. Я вообще отвечаю за гарем. Ты, я слышал, уже навела здесь порядок?

– Угу! – кивнула Жаккетта. – А помнишь герцога, который на госпоже Жанне женился? Мы потом с ним в Нант ехали, откуда ты уплыл? Помнишь?

– Да. – подтвердил Абдулла. – Я все помню. Это тот вечер, когда за тобой гнался пьяный господин и я его пугал?

– Точно. Ну вот, помер он, бедняга! – сообщила Жаккетта. – И все беды после этого пошли. Так прямо жалко его, хороший был человек!

– Я сейчас вспоминаю, и мне все кажется сном! – задумчиво сказал Абдулла. – Другие дела, другие заботы заслонили то время. Но я всегда помнил о тебе! Будешь молить своего бога Ису, передавай привет Деве Мариам!

С появлением Абдуллы для Жаккетты ожил безмолвный мир. Абдулла объяснял ей, что творилось вокруг.

Только с шейхом она по-прежнему прекрасно общалась и без толмачей.

– Почему моя хозяйка Фатима, ну, которая меня у пиратов купила, – спрашивала Жаккетта, – называла шейха Али молодым? Она так и сказала: молодой шейх Али идет из пустыни. Но ведь он не такой уж молодой? Лет тридцать точно есть?

– Господин – молодой шейх Али, – объяснял Абдулла. – Раньше шейхом был его отец. Племя кочевать там! – он махнул рукой в юго-западном направлении. – Там много хороший оазис, где власть имел шейх-отец. На побережье, на запад от Триполитания, много городов. Там Ифрикия. Раньше по всей ее земле правили Хафсиды. Теперь каждый, кто имеет власть, воюет с другими правителями. Еще дальше правят Зайяниды, они сидят в Тлемсене. Великие правители. Но в пустыне – власть у того, кто сильней. Сильный был отец шейха. Великий правитель дал ему право брать налог с племен бербер зената. Люди зената убили отца шейха. Теперь господину надо вернуть власть. Вернуть могущество. Это его головная боль.

У Жанны отношения с Абдуллой как-то сразу не сложились. Не сошлись они характерами.

Все остальные женщины, кроме, конечно, Жаккетты, евнуха страшно боялись… При его появлении они замирали, словно мышки перед удавом.

Но гарем был не основной деятельностью Абдуллы, его обязанности были гораздо шире. Просто уж по традиции только он, в силу особенностей организма, мог беспрепятственно бывать на женской половине и управлять там твердой рукой. На самом деле он был доверенным лицом шейха и проворачивал самые разные дела для своего господина.

Жаккетта до сих пор ломала голову, что же делал Абдулла на корабле, когда его взяли в плен пираты и в Марселе продали шевалье дю Пиллону, который определил Абдуллу в клетку к кузнецу, чтобы получить замечательный меч, закалить который необходимо было не иначе как в теле нубийца. И почему, раз шейх Али большую часть жизни кочевал где-то в песках необозримой Сахары, надо полагать вместе с Абдуллой, почему же на корабле, непонятно каким чудом зашедшим в Нант, очутились друзья нубийца? Да еще в таком количестве? Да он море должен был видеть от силы несколько раз в жизни! Зачем номаду(кочевнику) море?

Жаккетте очень хотелось порасспросить Абдуллу обо всем этом, но каждый раз что-то мешало.

Сегодня помешал скандал между Жанной и Абдуллой, причем каждая сторона считала противоположную не совсем нормальной.

Абдулла захотел сделать из Жанны женщину, полезную в хозяйстве, и попытался приставить ее к тканию ковриков.

– Госпожа сидит целый день в комнате одна. Лицо стало кислое. Надо сидеть вместе с другими женщинами, делать коврики – тогда душа будет спокойной, жизнь хорошей! – мягко втолковывал он.

– С ума сошел?! – фыркнула Жанна. – Сам плети свои подстилки! Почему Жаккетта не ткет?!

– Хабль аль-Лулу – любимица шейха. Красавица. Красавица имеет свой занятие. Не красавица должна работать.

– Это я-то не красавица?! – взъярилась Жанна. – А ну пошел отсюда, мерин тощий!

– Какая невоспитанная госпожа! – покачал головой Абдулла. – Такой папа хороший, хоть и покойник, гостеприимный человек. Жилье дал, как призрак не бродил, своим красным одеялом поделился! Ай, хороший господин! А дочка – совсем невоспитанная госпожа. Если Аллах не дал красоты, надо смириться с волей Аллаха. Зачем ругаться?

Жанна не верила своим ушам. Это она-то не красавица? Она, самая прекрасная дама Гиени? Похожая, по словам мужчин, на «Мадонну с гранатом» флорентийца Боттичелли? Божественная Жанна?! Они тут точно все сошли с ума! Ну, правильно, так оно и есть… Раз уж толстая низколобая Жаккетта ходит в красавицах! Мир полоумных. Бежать отсюда, бежать! А Абдулла – этот вообще бесноватый: какого-то папу упоминает. Покойника. С красным одеялом.

Пресвятая Дева, защити и огради меня от безумия этих людей!

– Дурак! – только и рявкнула она, покрывшись пятнами.

– Госпожа Жанна красивая! – попыталась восстановить справедливость Жаккетта, хотя ее никто не просил вмешиваться.

– Как же, поверил он! Ты у нас здесь красавица! – зло бросила оскорбленная Жанна. – Брови в палец толщиной, лба и на ширину ладони нет, глаз за намазанной чернотой не видно, задница в дверь не пролазит! Ангел небесной красоты!

Тут уж не выдержал и вступился за любимицу господина Абдулла, собравшийся было уйти, чтобы не ронять лицо в споре с женщиной.

– Да! Хабль аль-Лулу – госпожа среди красавиц! – отрезал он. – Господин сильно любит ее синие глаза, ее тугую, как индийский лук, бровь, круглое, как луна, лицо! Женщина должна быть мягкой, как новорожденный барашек, а не греметь костями, как вредная госпожа!

Жанна только вздёрнула нос.

– Какой настоящий мужчина полюбит госпожу, если голова у нее лысая, как у рыбы, да простит меня Аллах!

– Госпожа Жанна не лысая! – простонала в отчаянии Жаккетта, не зная, как же примирить обе стороны.

– Полулысая рыба! – поправился Абдулла, любивший точность. – Ты права, сзади волос немного есть.

Жанна с рычанием схватила подушку и швырнула в Абдуллу. И потянулась за следующей.

Пришлось нубийцу с Жаккеттой ретироваться, оставив Жанну кипеть в одиночестве.

А Жанна окончательно уверилась в мысли, что попала в мир безумных. Жаккетта – красавица, Жанна – нет! Ну, о чем еще можно говорить? Корове ясно, су-мас-шед-шие!

С расстройства у Жаккетты вылетели из головы все мысли по поводу Абдуллы и моря. Зато пришли на ум другие.

Она попросила нубийца показать ей поближе какого-нибудь верблюда из числа тех, что привели люди щейха, и что находятся теперь в стойлах. Одна подойти к ним Жаккетта боялась.

Абдулла охотно согласился. Ему тоже нужно было заняться каким-нибудь спокойным делом и прийти в себя;

Если во Франции, где был другой, по мнению Абдуллы перевернутый с ног на голову, мир, возможно было все, то здесь, на правильной земле, выходкам Жанны не было места. Она вела себя не по правилам. Это сбивало Абдуллу с толку. Ну что такого, если французская графиня принялась бы за рукоделие? В своем мире она тоже много времени должна была отдавать вышиванию всяких ненужных вещиц. И почему она так обозлилась?

Верблюд Жаккетту очаровал. И даже потеснил в ее сердце шейха. Шейх, в сравнении с верблюдом, проигрывал в очаровании и экзотичности.

Жаккетта восхищенно смотрела на его (верблюда, конечно) длинную шею, невозмутимую удлиненную морду, надменные полуприкрытые глаза. Тонкие, с массивными коленями и широкими копытами ноги поддерживали невиданное горбатое тело. Верблюд что-то жевал. Весь он был невозможный и страшно интересный.

– Такие широкие копыта помогают ходить по сыпучим пескам, – объяснял Абдулла. – А в горб он кладет запас еды. Может долго не кушать. Он любит жевать колючки. Видишь на коленках мозоли? Так он может лежать на горячей земле.