Рыцарь собирает войско верных вассалов и штурмует замок, но стены его неприступны…

Прекрасная Дама томится в своей башне, и свет ей не мил. Она плачет целыми днями и пытается распилить пояс верности пилочкой для ногтей. Но усилия тщетны, и Прекрасная Дама чахнет на глазах.

Супруг, желая сломить стойкость узницы, морит ее голодом.

Но она, Жанна, решает бежать от тирана.

Лунной ночью спускается она по плющу, обвивающему башню, на землю и по потайному ходу выбирается на свободу!

Она идет босыми ногами по утренней серебряной росе к белому шатру на холме, где страдает в думах о ней верный Рыцарь, и темная цепочка маленьких следов остается позади нее…

У Жанны заныло в груди.

… Легкая, как ангел, входит она в шатер и падает на руки своего Рыцаря.

Рыцарь снимает с шеи золотой ключ, который сделал ему кузнец по глиняному слепку, и наконец-то срывает с нее ужасный пояс! И увлекает свою Даму на шелковое ложе, где предлагает ей турнир любви. И тут такое начинается!…

Жанна запнулась, воображение сдержать уже было нельзя совсем, но слов не было, чтобы описать эту захватывающую картину. Пережив ее бессловесно, Жанна продолжала представлять.

… А верный скакун всю ночь бил ногой у шатра.

Рыцарь сажает Прекрасную Даму на коня, и они скачут прочь от замка.

Утром супруг пришел в башню и увидел, что она пуста. Со смотровой площадки он видит беглецов и кидается в погоню.

Топот коней его рыцарей, закованных в черные латы, разносится над долиной. Они почти настигают белого скакуна, несущего двойную ношу. Но уже близко лазурное море, и крепкий корабль качается на его волнах.

Рыцарь вносит Прекрасную Даму на палубу, и корабль распускает паруса как раз в тот момент, когда передние копыта коня супруга опустились на доски пристани.

Рыцарь увозит ее, Жанну, на сладкую землю Кипра и там, в прекрасном белом замке, делает ее своей королевой!

Жанна так замечталась, что не заметила, как и день прошел. Вечерело. Призывали к очередной молитве громкоголосые муэдзины. Готовились к очередной тяжелой ночи воины. Жаккетта, сидя на корточках как заправская восточная женщина, деловито подшивала свое новое покрывало.

«Ну почему жизнь такая противная! – тоскливо подумала Жанна. – Как все красиво происходит в рыцарских романах…»

Сделав такой глубокомысленный вывод, Жанна вдруг почувствовала, что сильно проголодалась.

Если смотреть с какого-нибудь минарета на россыпь триполийских кварталов, дом нубийца представлял собой квадрат, две стороны которого были собственно домом, по третьей стороне шла глухая стена с воротами, а по четвертой располагались стойла и загоны для скота. Там же был и колодец.

Угол, образованный домом и постройками, покрывала решетка. Виноградная лоза буйно заплела ее, образовав тенистую беседку. Чуть подальше беседки по направлению к стойлам располагалась кухня с ее нехитрыми приспособлениями.

Дом углом выходил на пересечение улиц, а с двух других сторон его окружали соседние дома. На плоской крыше дома, как и у всех горожан, лежали камни, защита от ветров. На ней же невольница Абдуллы сушила бесконечные одежды и прочее тряпье.

Враги, убившие шейха, упорно нащупывали слабое звено в цепи осады. И нашли его.

Однажды днем воду принес другой водонос. И незамедлительно выяснилось, что пить эту воду без риска для здоровья никак нельзя. Это обнаружили караульные, томившиеся на жаре. Вода была отравлена.

Дело кончилось бы очень печально, не вмешайся Жаккетта со своим неотразимым рвотным из куриного помета и не имейся в хозяйстве нубийца, помимо прочих нужных вещей, молочная коза. Ее молоком удалось отпоить отравленных, иначе количество осажденных уменьшилось бы еще на два человека.

– Какой нечестный, плохой враг! – сплюнул Абдулла, выплескивая драгоценную влагу на улицу. – Блеска меча не любит, яд использует. Как женщина! Теперь будем пить воду из колодца.

Остальные только уныло вздохнули. Вода в колодце по вкусу была не слаще неразбавленного яда.

– А что, у вас мужчины ядом не пользуются? – тут же спросила Жаккетта. – А чем они тогда убивают? Если надо по-тихому?

– Кинжал! – отрезал нубиец. – У тебя, Хабль аль-Лулу, странный интерес. Какая тебе разница, чем убивают Мужчины?

– Так у вас только зазеваешься… – Жаккетта приняла от темнокожей невольницы Абдуллы еще одну чашку с молоком и принялась поить одного из отравленных караульных.

– Тогда, чтобы твое знание жизни стало совсем полным, – сказал Абдулла, – ты запомни, что молодая невольница убивает старого хозяина подушкой, набитой пером, или кусочком беличьего меха.

– Как? – удивилась Жаккетта. – Камней в нее наложить и треснуть его по голове?

– Нет. Дождаться, когда хозяин уснет. Взять подушку и положить на лицо господина. И прижать. Тогда он задохнется. Теперь ты ученая дама в этом вопросе.

– Хороший способ! – одобрила Жаккетта, принимая вторую чашку и переходя ко второму караульному. – Очень по-вашему.

– Что ты прицепилась? – возмутился Абдулла. – Ваш, наш. Везде один закон.

– Везде, да не везде! – буркнула Жаккетта. – У нас тоже и война шла, и в Бретани, пока не освоились, как в осаде сидели. Но столько крови и смерти я там не видела! Там бы господина не убили! Дома мы хорошо жили, тихо! А здесь все из огня да в полымя! Сколько же можно! Нехорошее место!

– И дома так же было бы, если бы господин там занимался тем же делом, что и здесь! Не важно, в каком месте, важно, что делать. Сосед за стеной, – нубиец ткнул пальцем в направлении соседнего дома, – всю жизнь мирно живет, в лавке торгует, деток растит. Как и у вас!

– Да-а! – всхлипнула Жаккетта. – И живой. А господин нет!

– Это было дело господина, которое предначертал Аллах! Он не мог не делать!

– Раз все предначертано, почему же мы дергаемся? Защититься пытаемся? Сели бы на лавочку и сидели бы. А Аллах твой сам бы все сделал.

– Аллах не помогает глупцам и лентяям. Это глупый разговор, Хабль аль – Лулу!

Абдулла оставил Жаккетту при отравленных и пошел в очередной раз осматривать караулы.

Жаккетта проводила взглядом его прямую спину, отметила уверенную походку и который раз удивилась: ведь в Аквитании нубиец был совсем другим. Там он даже бороться за жизнь не хотел; приходилось его силой спасать. Такой же был жизнелюбивый, как куриная тушка. А здесь – прямо орел. Ну интересно!

В очень скором времени ко всем проблемам осады прибавилась еще одна. Если пить воду из колодца по большой нужде Жанна и Жаккетта еще могли, то умываться ею не получалось никак. Не принимала кожа эту воду, начинала страшно зудеть, шелушиться, лицо отекало.

Умывшись в первый раз, ничего не подозревающая Жанна вдруг почувствовала, что лицо ее начинает гореть, словно от кислоты. Она кинулась к зеркалу и ахнула. Лицо стремительно надувалось, превращаясь в подушку. Все оттенки красного, от малинового до вишневого, полыхали теперь на нем. Жанна закричала от ужаса и выронила зеркало.

Несколько минут спустя ощутила жжение на лице и Жаккетта. У нее, наоборот, кожу стянуло, и впервые в жизни Жаккетта увидела в зеркале, как лицо пробороздили самые настоящие морщины.

Жаккетта завопила еще громче Жанны:

– Абдулла!!!

Пришел удивленный нубиец и сказал:

– Чего орать?

С возмущением тыкая себя пальцем в щеку, Жаккетта крикнула:

– Ты какую отраву в свой колодец налил?

– Какая есть! – Абдулла не мог понять, из-за чего сыр-бор. – Зачем кричать?

– Твоей водой умываться нельзя! Посмотри, у меня морщины появились!

– Я не знал, что ты такая старая! – пригляделся к Жаккетте Абдулла. – Точно, есть морщины.

Жаккетта от возмущения даже заикаться стала:

– Это я-то с-старая? Это твоя вода м-мерзкая!

– Значит, не мойся, раз плохо! – сделал вывод Абдулла и ушел.

Легко сказать, не мойся! Хорошо бы еще по доброй воле, а то из-за отсутствия воды!